Пыль Снов - Стивен Эриксон

— Я ни при чем.

— Не об этом я спрашиваю.

Она никогда о таком не размышляла. Так бывает. Так всегда ведется. — У женщин есть когти.

— Знаю. Я слишком часто их чувствовал. В битве — одно дело. Но искалечить — это другое. Правда?

Она не хотела смотреть ему в глаза. — Не понимаешь ты. Я не о когтях воительниц. Мы прячем другие когти, те, которыми царапаем других женщин.

— Но почему?

— Ты теперь заговорил как Онос Т’оолан — сомневаешься в том, что мы всегда делали. Не за это ли он умер, Бекел? Задавал вопросы про вещи, о которых не имел права рассуждать.

Она увидела, как он поднимает руку и почему-то внимательно смотрит на нее.

Рука, привыкшая держать нож.

— Его кровь, — шепнул Бекел, — отравила меня.

— Когда мы выталкиваем одну из своих… — она пыталась подыскать слова, — это как вода находит дырочку в бурдюке. Такой… вес…

— Давление.

— Да, именно это слово. Давление. Мы облегчаем давление. Все смотрят на нее, не на нас. Все желания… — она замолчала, задохнувшись.

Однако он уже понял. — Всем причиной мужчины, ты об этом?

Она ощутила вспышку гнева, словно плеть прошлась по спине. — Ответь мне, Бекел, — она прямо поглядела ему в глаза, — часто ли ты касался жены с истиной нежностью? Скажи, часто ли ты смеялся, сидя с друзьями, когда женщина выбегала из дома с кровавой коркой на губах, с заплывшим глазом? «Ого, нынче волк взбесился!» Вы ухмылялись и хохотали — думаете, мы не слышим? Думаешь, не видим? Искалечить её! Берите её! Пока она ерзает под вами, вы оставляете в покое нас!

Головы поворачивались не звук ее негодующего тона, хотя слов никто не мог различить — она почти шипела, словно собачья змея, плотно обертывающаяся вокруг раздавленного тела жертвы. Она видела насмешливые ухмылки, ловила завихрения шуточек. «Убийство связало их, они уже кусают друг дружку! Разве удивительно, что супруги от них сбежали!»

Бекел хрипло вздохнул, отводя взгляд. — Помню его чепуху… ну, так я тогда думал. Рассказы об Имассах — он сказал, величайшим доказательством силы воина было умение касаться жены лишь с нежностью.

— И ты ухмылялся.

— Я видел, иные женщины тоже ухмылялись.

— А если бы мы не ухмылялись, Бекел? Если бы вы увидели в наших глазах не насмешку?

Он поморщился, но кивнул. — Ночи наедине с «бешеным волком»…

— Да. Выбить из нас вздорные идеи. Ты не понимаешь… никто из вас не понимает. Не убей ты его, он мог бы изменить всё.

— А женщин вроде Секары Злодейки?

Она поджала губы: — А что с ними?

— Разумеется, — хмыкнул он. — Алчность и власть, вот что их заводит. Как и нас, мужчин.

— Зачем тебе Хетан?

— Ни за чем. Забудем.

— Ты мне уже не доверяешь. Наверное, и раньше… Между нами лишь лужа крови.

— Ты идешь за мной. Стоишь неподалеку от костра каждую ночь.

«Я одинока. Неужели не видишь?» — Почему ты его убил? Я скажу. Потому что увидел в нем угрозу. И он был угрозой, разве не верно?

— Я… я не… — Он замолчал, качая головой. — Я хотел выкрасть ее. Положить всему конец.

— Слишком поздно. Хетан мертва внутри. Давно мертва. Ты украл ее мужа. Ее детей. А потом ты — вы — украли ее тело. Цветок без корней быстро вянет.

— Эстрала.

Она поняла: он готов открыть какой-то секрет.

— Кафал…

Она ощутила ком в горе — паника? Или обещание мести? Кары? Даже если придется погибнуть ей самой? «О, я вижу. Мы все еще падаем».

— Он рядом, — прошептал Бекел. — Хочет ее вернуть. Просит меня ее выкрасть. Эстрала, мне нужна помощь…

Ей хотелось взглянуть ему в лицо. — Ты сделал бы это ради него? Ты так сильно его ненавидишь?

Да, она почти что ударила его по лицу. — Нет… он шаман, целитель…

— Ни один баргастский шаман никогда не исцелил ни одну искалеченную.

— Не пытались!

— Может быть и так, Бекел. Вижу, ты не хочешь ему зла. Хочешь дать ему то, чего он просит.

Мужчина кивнул, как будто лишившись дара речи.

— Я возьму ее у детей. Приведу на западный край лагеря. Но, Бекел, там будут дозоры — мы готовимся к битве…

— Знаю. Воинов предоставь мне.

Она не понимала, зачем согласилась. Не понимала идущего рядом мужчину. Но какой прок в понимании? Легче жить в невежестве, избавляющем от ожиданий, веры и даже надежды. Хетан искалечена. С ней то же самое, что было с другими невезучими женщинами. Она ранена изнутри, рану прижгли, но она до сих пор сочится. Раньше она была великой воительницей. Гордая, разум острее тернового шипа, всегда готова смеяться, но не со злобой. Она действительно была сонмом добродетелей, но что это ей дало? Сила воли не переживает калечения. Как и добродетель. Вот тайна унижения, сильнейшего оружия Баргастов.

Она может разглядеть Хетан впереди: спутанные волосы, обрубки ступней, кривой посох, дозволенный искалеченным на марше. Дочь Хамбралла Тавра трудно узнать. Видит ли ее дух отца, или прячется в тени Жнеца? Или отводит взгляд?

Нет, он скачет на душе сына. Вот отчего обезумел Кафал.

Что же, она поможет ради памяти отца Хетан. Когда Баргасты встанут, наконец. Она устала. Она жаждет.

Она надеялась, что переход скоро окончится.

— Склон не крутой, — заметил Сагел.

— Оглянись, — фыркнул Кашет. — Лучшее, что мы можем найти. Эта земля изрыта, но рытвины слишком старые и размытые. Здешний гребень самый большой, пойди наверх и увидишь. Склон усыпан камнями — атакуя, они потеряют коней.

— Значит, пойдут с боков.

— Мы сделали завалы на каждой стороне и поставили лучников на случай, если конница попытается окружить нас.

— А сзади преграда из фургонов.

— Да, ее удержат лучники и копейщики. Слушай, Сагел. Утром мы будем собирать добычу с горы трупов. Армия Акрюна рассеется, их деревни останутся без защиты — мы пройдем в глубь земель и объявим их своими.

— Конец Вождям Войны. Да здравствует первый Король Баргастов!

— Кашет кивнул:- А мы будем принцами, и король доверит нам править провинциями. Собственные стада. Лошади, бхедрины, родары. У нас будут рабы — акрюнаи, столько молодух, сколько захотим, мы будем жить в крепостях. Помнишь, Сагел? Годы юности, первая война — мы шли на Капустан и видели руины каменных крепостей вдоль реки. Построим себе такие же. По одной на каждого.

Сагел ухмыльнулся брату: — Давай возвращаться к войскам. Поглядим, вдруг великий Король в лучшем настроении, чем был недавно.

Они повернулись, приладили копья в петли на спинах и потрусили к авангарду колонны. Солнце еще пробивалось сквозь тучи пыли над лесом сверкающих железных пик, и тучи казалась золотым ореолом. В темнеющем небе летали стервятники. Не успели дважды перевернуть песочные колбы, как наступил сумрак. Ночь обещала быть хлопотливой.

С полудюжины акрюнских разведчиков скакали по узким, извилистым руслам старых рек, выбираясь на равнину; пыль все еще носилась над оставленным армией Баргастов мусором. Они пересекли вытоптанный тысячами ног след и понеслись на юг. Солнце как раз ушло с небес, скрывшись за грядой утесами вставших на западе облаков; темнота просочилась в воздух.

Когда наконец стих грохот копыт, Кафал вылез из самого глубокого оврага. Ублюдки слишком долго мешали ему — в лагере Баргастов уже должны куриться громадные котлы с варевом, еще хранящим вкус убийства — шесть частей крови животных на две части воды и часть кислого вина, большие ломти мяса с костями. Некоторые взводы выходят в дозор, бранясь, что придется жевать солонину, передают друг другу бурдюки с теплой водой. Баргастский лагерь должен кипеть разнообразной деятельностью.

Недавно его нашел один из воинов Бекела, передал детали плана. Все может провалиться… но Кафалу было наплевать. Если он умрет, пытаясь спасти сестру, мучения кончатся. Хотя бы для него одного. Самолюбивое желание — но что еще ему осталось?

«Я последний из детей Отца, последний не мертвый, не сломленный. Отец, ты так старался стать великим вождем Белолицых. Теперь я гадаю: откажись ты от этой попытки, пригаси наши амбиции… где бы сейчас были твои дети? Возрожденные духи, мы могли вовсе не попасть на этот проклятый континент!

Точно знаю — Онос желал мирной жизни, желал пригнуть голову перед ветрами, некогда терзавшими его. Он стал плотью, он ожил — после столь долгих лет — но что сделали мы? Раскрыли ему объятия? Белолицые Баргасты назвали его гостем? Показали себя щедрыми хозяевами, которыми себя считаем? Ах, какой лжи себе не скажешь. Но в конце концов наш душевный уют оказался обманом».

Он осторожно шел по истоптанной тропе. Впереди уже виднеются огни костров. Вскоре он должен заметить дозоры — он идет с запада, это может его выдать, но потом опустится темнота, и уже они станут силуэтами на фоне костров. Все равно близко подходить не придется. Бекел ее доставит, он так обещал.