Американские боги - Нил Гейман

– Спокойно, Майк. Все хорошо, – произнес знакомый голос.

– Что? – сказал или попытался сказать он. – Что произошло? – Слова, даже на его слух, вышли натянуто и странно.

Он полулежал в ванне. Вода была горячей. То есть он думал, что вода горячая, но не был в этом уверен. Вода доходила ему до шеи.

– Самое глупое, что можно сделать с человеком, который умирает от переохлаждения, это сажать его перед огнем. Вторая глупость – пытаться заворачивать его в одеяла, особенно если он уже и так в холодной, мокрой одежде. Одеяла изолируют его от тепла, а холод удерживают внутри. Третья глупость – и это мое частное мнение – забирать из него кровь и, согрев, заливать потом снова. Вот что делают в наши дни доктора. Сложно, дорого. Глупо.

Голос доносился сверху и сзади.

– Самое быстрое и самое разумное – то, что на протяжении многих веков делали с упавшими за борт матросы. Окунали бедняг в горячую воду. Не слишком горячую. Просто горячую. Да будет тебе известно, ты был почитай что мертв, когда я нашел тебя на льду. Как теперь себя чувствуешь, Гудини?

– Больно, – сказал Тень. – Везде больно. Ты спас мне жизнь.

– Пожалуй, да. Сумеешь сам удержать голову над водой?

– Наверное.

– Я сейчас тебя отпущу. Если уйдешь под воду, я тебя опять вытащу.

Руки отпустили его голову.

Он почувствовал, как соскальзывает по ванне вниз, и, вытянув руки, уперся ими в стенки, потом откинулся назад. Ванная комната была маленькая. Ванна, в которой он лежал – металлическая, эмаль на ней от старости покрылась пятнами ржавчины и царапинами.

В поле его зрения возник старик. Вид у него был озабоченный.

– Тебе лучше? – спросил Хинцельман. – Просто ляг и расслабься. В берлоге у себя я хорошенько натопил. Когда будешь готов, скажешь, я достану тебе халат, а джинсы бросим в сушилку к остальной твоей одежде. Как, неплохо звучит, Майк?

– Это не мое имя.

– Как скажешь.

Гоблинское личико старика сморщилось от неловкости.

Тень утратил чувство времени: он лежал в ванне, пока не перестали гореть конечности и пальцы на руках и ногах могли сгибаться, не причиняя боли. Хинцельман помог Тени подняться на ноги и спустил теплую воду. Тень присел на край ванны, и в четыре руки они стянули с него джинсы.

Тень без особого труда втиснулся в махровый халат, который был ему мал, и, опираясь на плечо старика, прошел в уютную небольшую комнату, где упал на древний диван. Он был слаб, и на него волнами накатывала усталость, но жив. В камине трещали поленья. Десяток пыльных оленьих голов удивленно пялились на него со стен, где им приходилось делить место с несколькими крупными лакированными рыбинами.

Хинцельман унес его джинсы в соседнюю комнату, и в грохотании сушилки возникла короткая пауза, потом оно возобновилось снова. Старик вернулся с кружкой, от которой шел пар.

– Кофе тебя подбодрит. Я плеснул в него немного шнапса. Самую малость. Мы всегда так делали в прошлые дни. Нынешние доктора решительно против.

Тень обеими руками взял кружку, на которой был нарисован огромный комар с надписью: «КРОВЬ ДАВАЙ – В ВИСКОНСИН ПРИЕЗЖАЙ!».

– Спасибо.

– На то и существуют друзья, – сказал Хинцельман. – Когда-нибудь ты мне жизнь спасешь. А пока забудь.

Тень отхлебнул кофе.

– Я думал, мне конец.

– Тебе повезло. Я как раз стоял на мосту, прикинул, что большой день наступит сегодня, такое начинаешь чувствовать, когда доживешь до моих лет… Так вот я стоял наверху, засекал время на старых карманных часах и вдруг увидел, как ты бредешь по льду. Я тебя окликнул, но ты, похоже, меня не услышал. Потом на моих глазах колымага пошла вдруг ко дну, и ты вместе с ней, я подумал уже, что мы тебя потеряли, и сам спустился на лед. Ну и перепугался же я там! Ты не меньше двух минут провел под водой. А потом я увидел, как в том месте, где потонула машина, возникла твоя рука, – будто призрак утопленника поднимался из воды… – Голос Хинцельмана стих. – Нам чертовски повезло, что лед выдержал нас обоих, пока я тащил тебя на берег.

Тень кивнул:

– Спасибо тебе за доброе дело.

На гоблинском личике старика расцвела улыбка.

А вот теперь, когда в голове у него прояснилось, Тень стал сомневаться.

Он спрашивал себя, как это старик ростом в половину его, а весом, наверное, втрое меньше, смог вытащить его, потерявшего сознание, из воды, протащить по льду и уж тем более по откосу к машине. Он спрашивал себя, как Хинцельману удалось занести его в дом и посадить в ванну.

Подойдя к камину, Хинцельман осторожно положил щипцами тонкое полено в огонь.

– Хочешь знать, что я делал там на льду?

Хинцельман пожал плечами:

– Не мое это дело.

– Знаешь, чего я не понимаю… – сказал Тень, он помолчал, упорядочивая мысли. – Я не понимаю, зачем ты спас мне жизнь.

– Ну, – протянул Хинцельман, – меня так воспитали: если видишь человека в беде…

– Нет, – возразил Тень. – Я не о том говорил. Я хочу сказать, что знаю, что это ты убивал детей. Каждую зиму. Я – единственный, кто обо всем догадался. Ты, должно быть, видел, как я открывал багажник. Почему ты не дал мне просто утонуть?

Склонив голову набок, Хинцельман задумчиво почесал нос, покачиваясь взад-вперед, будто размышляя.

– Хороший вопрос, – наконец сказал он. – Наверное, дело в том, что я в долгу перед некой особой. А я свои долги отдаю.

– Ты говоришь о Среде?

– О нем самом.

– Выходит, у него была причина прятать меня здесь. Причина, по которой никто не сумел меня тут отыскать.

Хинцельман промолчал. Зато снял с крючка на стене у камина тяжелую кочергу и поворошил ею поленья, взметнув сноп оранжевых искр и облако дыма.

– Это мой дом, – раздраженно проворчал он. – Это и впрямь хороший городок.

Допив кофе, Тень поставил кружку на пол и от одного этого устал.

– Как давно ты здесь?

– Довольно давно.

– И ты запрудил речку, чтобы создать озеро?

Хинцельман воззрился на него удивленно.

– Да, я сделал тут озеро. Озером это называли и когда я сюда приехал, но тогда это была всего лишь мельничная запруда на ручье. – Он помолчал. – Я рано понял, что эта страна – сущий ад для таких, как мы. Она нас поедает. А я не хотел, чтобы меня съели. Я дал им озеро. Я дал им процветание…

– А стоило им это всего по ребенку каждую зиму.

– Хорошие детишки. – Хинцельман покачал седой головой. – Все они были хорошими детьми. Я выбирал только тех, кто мне нравился. Кроме Чарли Неллигана. Вот этот был уж точно черная овца. Он был в тысяча девятьсот двадцать четвертом? Двадцать пятом? Да. Суть в этом.

– А жители города? Мейбл. Маргерит. Чад Муллиган. Они-то знают?

Хинцельман молчал. Он вытащил кочергу из огня: шесть дюймов кончика светились тускло-оранжевым. Тень знал, что рукоять кочерги разогрелась настолько, что ее больно держать, но это, похоже, нисколько не трогало Хинцельмана, который снова поворошил поленья. Засунув кочергу в огонь, он и так и оставил ее там лежать.