Мемуары - Филипп де Коммин

Я изложил свое поручение. Дож сказал, что они рады меня принимать и что ответ я получу быстро, но прежде ему нужно посоветоваться с сенатом. И в течение трех дней совершались всеобщие процессии, распределялась милостыня и произносились публичные проповеди – это они молили господа явить милость, чтобы они приняли доброе решение; мне сказали, что они часто поступают таким образом в подобных случаях. В этом городе, как мне кажется, и впрямь почтительней, чем где-либо, относятся к служению богу, и церкви там самые богатые и красивые; в этом они подобны римлянам, и думаю, что могущество их Синьории, достойной и далее скорей возвеличиваться, нежели ослабевать, идет именно от этого.

В заключение скажу, что я прождал ответа 15 дней, и в результате все мои требования были отклонены под тем предлогом, что венецианцы якобы не ведут никакой войны с королем, а все, что они сделали, так это ради того, чтобы помочь своему союзнику герцогу Миланскому, которого король-де хотел разгромить. Затем я имел отдельный разговор с дожем, и он предложил мне доброе соглашение, по которому король Ферранте принес бы с согласия папы оммаж за свое королевство нашему королю и выплачивал бы ему ежегодно 50 тысяч дукатов в виде ценза, некоторую сумму наличными ссудили бы ему и венецианцы. Они надеялись благодаря этой ссуде заполучить в свои руки те города, что они держали в Апулии, вроде Бриндизи, Отранто, Трани и других. Кроме того, король Ферранте предоставил бы королю или оставил за ним какой-либо город в районе Апулии в качестве гарантии выполнения договора (они имели в виду Таранто, остававшийся еще за королем) и в придачу еще один или два города. Свое желание передать города именно с этой стороны они обосновывали тем, что они наиболее удалены от Франции и что оттуда удобнее будет выступить против Турка. А об этом намерении король возгласил, вступив в Италию, уверяя, что поход предпринят, дабы быть поближе к Турку; но, напоминая об этом, они лукавили, ибо со стороны короля это было ложью, а от господа скрыть свои мысли нельзя. Сверх того, дож Венеции предложил мне, что если король пожелает выступить против Турка, то ему будет предоставлено достаточно крепостей в упомянутом районе и вся Италия окажет ему содействие, а римский король, в свою очередь, также начнет войну; и что вместе с нашим королем они будут так держать в своих руках всю Италию, что никто не осмелится противоречить их повелениям; со своей же стороны они снарядят для него 100 галер, а на суше выставят 5000 конников.

Я откланялся дожу и Синьории [582]в, сказав, что доложу обо всем королю. Прибыв в Милан, я нашел герцога Миланского в Виджевано, где находился в качестве посла и майордом нашего короля Риго. Герцог выехал навстречу мне, сделав вид, что охотится, ибо они весьма почтительны к послам. Я просил его позволить поговорить с ним отдельно, и он обещал, но по всем признакам отнюдь не желал этого разговора. Я хотел поторопить его с теми судами, что он обязался отправить по договору в Верчелли и которые были готовы к отплытию (а неаполитанский замок еще держался), но он только притворялся, будто готов их передать нам.

В Генуе от имени короля находились майордом Перрон де Баски и Этьен де Нев, которые сразу же написали мне, как только узнали о моем прибытии в Милан, и пожаловались на то, что герцог Миланский обманул их, сделав вид, будто хочет передать им корабли, а в действительности отправив два судна против нас. Губернатор Генуи то говорил им, что не может допустить на суда вооруженных французов, то, что на каждое судно может подняться не более 25 человек, то приводил иные возражения того же сорта, в тайне дожидаясь новостей о сдаче неаполитанского замка, где, как герцог хорошо знал, запасов продовольствия было лишь на месяц или около этого. А флота, собиравшегося в Провансе, было недостаточно для оказания помощи без этих двух нефов, ибо противник держал возле замка огромный флот, как свой собственный, так и венецианский и испанский.

Я провел у герцога три дня. В один из дней герцог собрал совет, где пришел в гнев из-за того, что я находил его ответ по поводу этих двух нефов неудовлетворительным, ибо он говорил, что по договору в Верчелли он обещал снарядить два нефа, но отнюдь не обещал, что позволит подняться на них французам. На это я ему ответил, что его оправдание кажется мне весьма неубедительным и что если бы он мне вдруг одолжил доброго мула, чтобы перейти горы, то неужто он велел бы мне вести его под уздцы, так, чтобы я на него смотрел, но сесть не мог? После долгих споров он отвел меня в сторону на галерею. и тогда я объяснил ему, какие труды я и другие приняли на себя, чтобы заключить договор в Верчелли, и в сколь опасное положение ставит он нас, французов, нарушая его и допуская потерю королем этих замков, что означало бы потерю всего Неаполитанского королевства, что привело бы к вечной ненависти между ним и королем. За соблюдение договора я предложил ему княжество Тарантское и герцогство Бари, которыми он уже владел. Я напомнил также об опасности, которой он подвергает и себя, и всю Италию, соглашаясь на то, чтобы венецианцы владели городами в Апулии. Я, как на исповеди, обо всем сказал правду, особенно о венецианцах, но он в заключение ответил лишь, что на нашего короля нельзя полагаться, как нельзя и доверять ему.

После этого разговора я получил разрешение герцога на отъезд, и он проехал пол-лье вместе со мной. При расставании он, видя, сколь грустным я уезжаю, произнес прекрасные слова, хотя это и была ложь (если дозволено так говорить о государях). Он сказал мне, неожиданно изменив тему разговора, что желает проявить ко мне свои дружеские чувства и, дабы король меня радушно принял, на следующий день пошлет мессира Галеаццо (и тот сделал бы все, если бы ему это было поручено) направить эти два нефа на соединение с нашей армией, заявив, что желает услужить королю и сохранить для него неаполитанский замок, а вместе с ним и все королевство (он и впрямь сохранил бы его ему, если бы выполнил обещание); и что, когда они будут отправлены, он собственноручно напишет мне об этом, чтобы король узнал эту новость от меня первого и понял бы, что обязан этим мне, и что курьер нагонит меня еще до того, как я приеду в Лион.

С этой доброй надеждой я и уехал; с нею я пересекал горы, и как заслышу за собой почтового курьера, так и думаю, что это тот самый, что должен доставить мне обещанное письмо, хотя, зная людей, я имел основания для сомнений. Я доехал до Шамбери, где застал монсеньора Савойского, радушно прйвявшего меня и задержавшего на один день; затем я добрался до Лиона, так и не дождавшись курьера. Я обо всем доложил королю, который, будучи в Лионе, только и думал, что о пирах да турнирах, а все остальное его не касалось.