Мясной Бор - Станислав Гагарин

Он еще выкрикнул нечто бессмысленное, завершил тираду словами «Хайль Гитлер!» и замолк.

Герман Титц медленно соображал. Идиот уничтожил штиммефанген, готового вот-вот заговорить, и подлежит суровому наказанию. С другой стороны, он поступил так из патриотического рвения. Черт бы их побрал, эти пропагандистские лозунги, они мешают грамотно воевать! И солдаты стояли рядом, слушали… Попробуй докажи потом, что он, командир роты, и в самом деле не собирался кормить русского хлебом с тушенкой.

— Я доложу о вашем поступке, Пикерт, командиру батальона, — нашелся Герман Титц. — Пусть он решает, как наказать вас за самоуправство. Вы помешали мне допросить пленного и превысили полномочия старшего солдата. Хотя я и понимаю ваш искренний порыв…

Он показал на тело рухнувшего у костра красноармейца.

— Оттащите его в кусты. Сюда могут прийти русские. Быстро всем собираться! Выступаем!

Когда Руди Пикерт тащил красноармейца в кусты, он понял, что тот жив. «Держись за последнюю возможность, — мысленно сказал он ему. — Если ты угоден богу, спасешься».

Когда он вернулся к сослуживцам, то увидел, как Вендель бросает в костер одежду пленного. Потом они, почти не таясь, шли низкорослым лесом, обходя болото по краю, и Пикерт, надсмехаясь над самим собой, думал, по какой статье занести его поступок. Руди не боялся никаких последствий для себя, ибо понимал, что сыграл единственно верно, и если его дело будут разбирать в партийной инстанции, то уполномоченный НСДАП непременно будет на стороне ефрейтора Пикерта. Может быть, проявившего фанатичную ненависть к большевистскому солдату, которая лишила командира роты «языка», и следует наказать за самоуправство, но чувство непримиримости к врагу, передаваясь другим, делает армию фюрера непобедимой.

«А перед богом? — подумал Пикерт. — Ему, который знает про тебя то, что тебе самому неизвестно, ты сможешь объяснить, почему ты стрелял в русского, желая таким жестоким способом спасти его от пыток? Ищешь спасения у всевышнего? Веришь, что он подсчитывает и оценивает твои поступки?»

Руди давно уже не верил в бога и, скорее, по привычке, усвоенной вместе с материнским молоком, разговаривал с ним. Дотошно познавший суть и историю христианства, попутно усвоивший учения десятков философов мира от Демокрита и Эпикура с Диогеном Синопским до Огюста Канта с Фридрихом Ницше и Шпенглером, он свел всю сумму собственных знаний к тому, что Бог, которому стоит поклоняться, заключен в его, Рудольфа, душе и нигде более. А раз так, то надо больше слушать ее, собственную душу, а не священников в казенных храмах. Она же и подсказала ему такой шаг.

Не стал Пикерт и законченным солипсистом, замкнувшим Вселенную на самого себя. Он поместил в собственную душу этический центр мироздания, и все, что вокруг него происходило, получало оценку с позиций этого никому неизвестного божества. Именно повинуясь его призыву, Руди Пикерт увидел в кривляньях жующего хлеб с тушенкой Обермана нечто такое, что требовало немедленного поступка. Он совершил его и теперь был доволен тем согласием, которое наступило между ним и тем, кто был и его вторым «я», и богом одновременно. Саксонец понимал, что как христианин он совершает великий грех, отступаясь от веры в того, кто стал, вознесясь на небо, сыном божьим. Как гражданин рейха, Пикерт вообще оказывался преступником, поскольку подчинялся в деяниях, позволял оценивать их вовсе не фюреру и тем своим командирам, которых на это уполномочил вождь германского народа, а некому подозрительному началу, возникшему в душе солдата.

Недоучившийся йенский богослов позволял себе в последние недели и большую крамолу. Он размышлял о вине и ответственности каждого, кто участвует в войне. Пикерт задумывался о том счете, который предъявит история ему и его товарищам, а также русским. Почему они фанатично продолжают драться вопреки всяким правилам, которые требуют от них, лишенных средств к существованию и продолжению боя, сдаваться на милость победителей? Теолог считал, что русские совершают грех по отношению к собственному народу, тратя без остатка силы и безвестно, а главное, бесцельно погибая в этих кромешных болотах, кишащих зловонными миазмами и комарами. Насколько он мог судить, пусть и с солдатской колокольни русская армия обречена, и чем дальше она сопротивлялась, тем больше таяла, стиралась численно, физически исчезала.

Война так или иначе, но закончится, и тогда вот эти moorsoldaten — болотные солдаты — понадобятся русскому народу живыми, чтобы продолжить род человеческий на Земле. Руди и прежде скептически относился к расовой теории, разговорам об исключительности немцев. И хотя сомнений на этот счет не выражал вслух, понимал, как христианин и попросту умный человек, что задача ликвидации славянских народов невыполнима и попросту безнравственна, призывы к этому не более чем пропагандистское обеспечение общих мероприятий по подъему воинского духа. А коли так, то после войны, когда бы ни закончилась она, будут по-прежнему существовать немецкий и русский народы, и чем дальше движется человечество к накоплению собственных возможностей, тем все меньше у него альтернатив мирному сосуществованию наций.

Он достаточно хорошо знал историю, чтобы проводить аналогии и параллели, и сейчас раздражался от бессмысленного упорства русских, не желающих сохранить себя для будущего.

Побывав уже у них в плену, Руди Пикерт безо всякого страха думал о той загадочной Сибири, в которой мог оказаться, и эта возможность казалась ему естественной. Это вовсе не означало, что он готов сдаться в плен. Руди был настоящим солдатом и дрался бы до последнего патрона. Но и последний выпустил бы по врагу, в этом его долг солдата. Тех же русских, которые предпочитали застрелиться, лишь бы не сдаваться в плен, он считал ответственными перед их народом, который они осиротили, исключив себя из его общности.

О личной вине перед русскими Пикерт не думал, полагая, что ее не существует. Он участвовал в бойне, затеянной двумя титанами или пигмеями, это на чей вкус, которым верили их народы и позволяли делать над собой все, что им заблагорассудится. Поскольку фюрер олицетворял собой в сознании Германию, с известными оговорками, конечно, то Руди и воевал за отечество и делал это добросовестно, профессионально.

Но кривлянья Обермана с куском хлеба и тушенкой в наборе нравственных ценностей йенского студента не значились.

…По цепи пришла из головы колонны команда подтянуться. Рота огибала край болота, забирая вправо. «И грешники могут надеяться на спасение, если они вернут и оставят дело рук своих, — вспомнил Руди Пикерт пророчество Книги Еноха. — Чести не будет им от имени владыки духов, но его именем они спасутся, и владыка духов помилует их, ибо велика его милость».

Под тяжестью набитого патронами и другим припасом рюкзака он пошатнулся, ступил в сторону, задел ногой за кочку и споткнулся. «Спасутся именем его… Интересно, как звали того пленного? Если он выживет, то в день, о котором говорит Енох, ему ничего не грозит. А вот Гитлеру и Сталину, как и другим сильным мира сего, несдобровать. Ибо сказано: „В те дни цари земные, правители земли падут на свои лица из-за деяний своих рук, ибо в день своего ужаса и своего горя они не спасут свои души. И я отдам их в руки моего избранника; как лед, в огне они сгорят перед лицом святых; как прах, в водах они потонут перед святыми, и остаток не найдется от них. Да будет так…“

Он успел еще подумать, что слова из Библии, которые мысленно произнес, похожи на заклинания, призывающие кару на головы тех, кто его и товарищей определил в болотные солдаты.

Еще два-три десятка шагов, и чавкающую тишину прорезала длинная очередь. Неизвестный стрелок бил по их колонне со стороны болота из русского автомата. «Не поторопился ли я с Енохом?» — подумал Руди Пикерт и упал в грязь, растоптанную сапогами ландзеров.

Приказ войскам Волховского фронта.

12 июня 1942 года. Действующая армия.

От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество награждаю:

Орденом Красного Знамени

1. Старшего политрука Сотника Петра Ивановича.

Командующий войсками фронта Герой Советского Союза генерал армии К. МЕРЕЦКОВ

Член Военного совета армейский комиссар 1 ранга А. ЗАПОРОЖЕЦ

Начальник штаба фронта генерал-майор Г. СТЕЛЬМАХ

41

Едва Мерецков прибыл в Малую Вишеру, то немедленно принял дела от стушевавшегося генерала Хозина, недалекого и случайного, но зловещего фигуранта трагедии. Затем ознакомился с оперативной обстановкой и тут же отдал командармам Коровникову и Яковлеву категорический приказ — восстановить коридор у Мясного Бора.