Земля под небом - Виктор Митрошенков

Галина Николаевна, счастливая от неожиданности подарка для дочери, ответила не раздумывая:

— Да все равно. Любым числом.

— Когда у нее день рождения?

— Первого апреля.

Гагарин поставил дату: 1.4.1968 года.

Вечером написал несколько писем.

Ответил пятиклассникам 133-й железнодорожной средней школы. «Дорогие ребята! Я хорошо знаю, что почти все вы интересуетесь авиацией и космосом и в будущем видите себя за штурвалом огромного воздушного лайнера или пультом управления межпланетного космического корабля.

Вы правильно мечтаете, мечтать надо всегда. Помните, что основатель нашего государства Ленин тоже умел мечтать о великом будущем нашей Родины, которое мы с вами сейчас имеем. Но только мечтать — мало…»

22 марта.Летный день. Летал с подполковником Александром Устенко. Устенко — опытный летчик, много лет испытывал самолеты, считал себя учеником полковника Владимира Серегина и очень этим гордился. Устенко знал, что скоро Гагарину будет разрешен самостоятельный полет, а поэтому особенно придирчиво проверял технику пилотирования, посадку. Гагарин работал четко, фигуры выполнял с изяществом. Оценка отличная.

Ему доставляет удовольствие быть предельно точным. Он не имел права быть последним, даже средним. Мог быть только лучшим.

Был солнечный день, таял снег. Юрий ожидал второго в этот день полета. В домике собралось много народу, разговаривали, шутили.

23 марта.Гагарин встретился с генерал-полковником авиации Н. П. Каманиным.

— Очень высокий темп, Юрий Алексеевич, — сказал генерал.

— На то мы и космонавты, чтобы выдержать перегрузки, — угадав его мысль, отшутился Юрий Алексеевич.

Николай Петрович хорошо знал волю и одержимость Гагарина. Он видел его на тренировках, знал, что Юрий всего себя отдавал работе. Генерал не собирался отговаривать Гагарина от полетов, а значит, и от подготовки к следующим стартам. Он и сам, окажись на месте Гагарина, никогда бы не перестал летать…

Вечером Юрий Алексеевич ездил в больницу. Беседовал с врачами о самочувствии Валентины.

26 марта.Гагарин выехал в Москву. В издательстве «Молодая гвардия» он беседовал с главным редактором Валентином Осиповым, встретился с В. Федченко, редактором книги «Психология и космос», верстку которой закончил читать. Расписался и поставил дату. В комнате редактора собрались сотрудники. Юрий Алексеевич поздравил всех с завершением работы над книгой.

— Переквалифицируйтесь, Юрий Алексеевич, в писатели, — предложил кто-то.

— Что ж, можно. Вот только потренироваться надо. — И тут же совсем серьезно сказал: — Труд писателя чрезвычайно сложен. Он, пожалуй, сродни труду космонавтов. А то и еще сложнее.

Юрий был на предварительной подготовке к полетам. Затем вернулся в свой служебный кабинет, вызвал для беседы товарищей. В настольном календаре написал:

«27 марта — полеты, телевидение. «Огонек» к Дню космонавтики в 17.00.

28 марта — побывать у Вали. Дворец съездов — 100-летие А. М. Горького».

Утомленный, но довольный прожитым днем, Юрий медленно шел домой. Останавливался, глубоко вдыхал мартовский воздух.

Вечер провел с детьми. Спать лег рано. Завтра полеты.

27 марта.В этом весеннем дне не было ничего предостерегающего, пугающе рокового, обреченно-настораживающего. Было обычное мартовское утро: ночной морозец своей волшебной силой сковал подтаявшую за день землю. Ветер очистил небо, разогнал тучи, и мягкая голубизна лилась из бесконечности могучим и бесшумным потоком.

Юрий Алексеевич проснулся рано. 6 часов 10 минут. Взглянул на часы, по-спортивному резко, с тренированной ловкостью отбросил одеяло — неистребимая курсантская привычка, встал, подошел к окну. Минуту смотрел на городок, серо-дымчатый, в пепельных разводах, сделал несколько движений, давая телу физическую нагрузку. Услышав шаги, торопливо лег в кровать, принял небрежносонную позу. В комнату осторожно вошла Лена.

— Я знала, что ты не спишь, папа.

Юрий Алексеевич, признаваясь в розыгрыше, засмеялся.

Началась десятиминутная «разминка». Лена спрашивала — папа отвечал. Вопросов много, часть из них останется без ответа: это на завтра.

6 часов 30 минут. Юрий Алексеевич завершил обычный комплекс физических упражнений, поработал гантелями, принял душ, тщательно побрился, оделся, прошел в кабинет.

7 часов. Просмотрел почту. Написал ответы, сделал наброски рабочего плана. Включил приемник, несколько минут работал под музыку.

7 часов 30 минут. Энергичный, собранно-деловой, вышел из кабинета, направился на кухню, поцеловал девочек. «Как вкусно вас кормят, — вдыхая аромат молочной каши, позавидовал Юрий Алексеевич. Сказал: — Завтракать буду в столовой». Попрощался, надев шинель, подошел к телефону, позвонил дежурному: «Я на полетах».

7 часов 40 минут. Вышел на лестничную площадку, подошел к лифту, посмотрел вверх на движущуюся кабину, крикнул:

— Остановите, пожалуйста, на шестом.

Просьба Гагарина была уважена.

Увидев подполковника Георгия Добровольского, Юрий Алексеевич весело произнес:

— А, ас-автомобилист Добровольский! — Дружественно и тепло поздоровался с ним.

— Куда так рано спешите?

— В ГАИ, Юрий Алексеевич, — доложил Добровольский. — У меня сегодня нет полетов. Разрешите?

— Любишь кататься — сдавай вовремя зачеты.

Гагарин был неистощим на выдумку, словесный каламбур, дружескую подначку.

— Самоволку разрешаю, только сдавай на права по-настоящему, не лукавь, не вводи инспекторов в заблуждение. Как вчера в гараж ты въезжал?

— В любом деле нужна практика, — парировал Добровольский на выпад Гагарина, но факт автооплошности признал.

У опушки леса Виталий Жолобов в гордом одиночестве делал физзарядку. Виталий жил по особому распорядку, предстоял полет в космос. В период подготовки к полету одиночество не противопоказано.

— Фу ты черт! — вырвалось у Гагарина.

— Что случилось? — участливо спросил Добровольский, пытаясь понять причину волнения Юрия Алексеевича.

— Ты знаешь, забыл, кажется, дома пропуск на аэродром, — признался Гагарин, ощупывая карманы.

— Ну и что? Вы же в автобусе едете, вместе со всеми, столько людей. Вас все знают, пропустят.

— Да знают, но как-то неудобно. Дежурный будет проверять, он на посту, при исполнении, а ты ему объясняй, кто ты есть. Очень неудобно. А потом: порядок есть порядок. Мы его установили, мы и обязаны соблюдать.