Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург

В армии, вопреки паническим заявлениям в столицах, смена верховного командования была воспринята как должное. Солдатская масса разделила мнение царя о том, что именно он должен был взять на себя командование в такую трудную минуту; а офицеры (по словам английского генерала сэра А. Нокса, состоящего при Ставке) «были охотно готовы ценой отставки Великого Князя купить столь желанное для них увольнение Янушкевича и Данилова…»

Кампания 1915 г. на восточном фронте закончилась. «Россия в настоящее время внесла свой вклад - и какой героический вклад - в дело борьбы за европейскую свободу, - писал Ллойд Джордж, - и в течение многих месяцев мы не можем расчитывать со стороны русской армии на ту активную поддержку, которой мы до сего пользовались… Кто займет место России, пока ее армии перевооружаются?» - «Как мы можем отплатить России за все, что она сделала для Европы?» - спрашивал «Times» (24.II.1X). Действительно, за 1915 г. Россия вынесла на себе главную тяжесть борьбы. К осени 1915 г. на восточном фронте было сосредоточено 137 пехотных австро-германских дивизий и 24 кавалерийских; на западном оставалось 85 пехотных и одна кавалерийская. За все лето никакие боевые действия на англо-французском фронте не доставили России того облегчения, которое русские армии принесли союзникам за первые месяцы войны.231 Это объяснялось главным образом чрезвычайной трудностью продвижения на сильно укрепленном западном фронте. В сентябре 1915 г. (12-25) союзники, однако, предприняли наконец сильные атаки одновременно около Арраса и в Шампани; они прорвали первые германские линии, захватили около 25000 пленных. «Кажущееся бездействие союзников, - писало по этому поводу «Новое Время» (15.IX), - было периодом подготовки удара». Но дальнейшего продвижения не последовало, и потери союзников при этой атаке чуть не вдвое превысили германские потери. Все же это внезапное пробуждение западного фронта сыграло, вероятно, известную роль в прекращении германского наступления на Россию.

Жизнь страны в сильнейшей степени зависела от событий на фронте. Отступление 1915 г. потрясло, всколыхнуло широкие массы, далекие от всякой политики. «Весь народ был возбужден, это настроение было неизбежно, я сам переживал его во время военных неудач», - свидетельствовал не кто иной, как б. министр внутренних дел Н. А. Маклаков. Это возбуждение, однако, отнюдь не было тождественно с той кампанией против власти, которую пыталась на нем построить оппозиция; агитация блока оставалась на поверхности; «Циммервальд», со своей стороны, пускал в стране более глубокие корни по мере роста усталости от войны.

Когда фронт застыл, когда миллионы беженцев были так или иначе размещены в тылу232 и движение на железных дорогах вошло более или менее в норму - в стране вдруг наступило успокоение. Экономическая жизнь была затронута еще сравнительно мало. В конце августа возникал, правда, кризис разменной монеты - серебряные, а затем и медные деньги исчезли из оборота чуть не со дня на день, - но правительство выпустило вместо них разменные марки, и публика, сначала поворчав на «деньги, которые улетают», быстро к ним привыкла. Рост цен был сравнительно умеренный против довоенного уровня, хлеб к концу 1915 г. вздорожал на 40 проц., масло на 45 проц., мясо на 25 проц., сахар на 33 проц. и т. д. Обилие денег в стране, повышение заработной платы делали этот рост не особенно чувствительным для широких масс, хотя и начали раздаваться жалобы на дороговизну. Губернаторы боролись с ростом цен, вводя таксировку продуктов; это иногда приводило к перебоям в снабжении. В столицах временами ощущался недостаток сахара и мяса; это объяснялось тем, что потребление этих продуктов сильно возросло за год войны: запрещение спиртных напитков, выдача усиленных пайков в армии, обилие денег в деревне - все это привело к тому, что в первый год войны русские массы стали лучше питаться, чем в довоенное время (напр., потребление сахара в 1915 г. достигло 24,4 ф. на душу, против 18 ф. до войны).

В стране развивалась в спешном порядке военная промышленность; строились огромные новые казенные заводы, переоборудовались старые. С союзниками было достигнуто финансовое соглашение относительно оплаты больших заказов - преимущественно в Америке и в Англии.

Государь жил в ставке, примерно раз в месяц приезжая на несколько дней в Царское Село. С ним вместе большей частью находился наследник цесаревич. Все ответственные решения принимались государем, который в то же время поручал императрице поддерживать постоянные сношения с министрами и держать его в курсе происходящего в столице.

Императрица Александра Феодоровна была наиболее близким государю человеком; только она бывала посвящена в его планы; государыня полностью восприняла миросозерцание своего супруга, и государь мог всегда на нее положиться. Если, тем не менее, уезжая в Ставку, государь не возложил на государыню никаких формальных прав и обязанностей (как в свое время Петр Великий на Екатерину I, или Наполеон I - на Марию-Луизу, Наполеон III - на императрицу Евгению и т. д.) - это, скорее всего, объяснялось личной непопулярностью императрицы в широких кругах: вспоминали ее немецкое происхождение, ее слепую веру в Распутина. Сам же государь вполне доверял своей супруге, которая ежедневно писала ему подробные письма - «донесения», и это было хорошо известно всем министрам; через государыню они часто сообщали монарху свои соображения по текущим вопросам.

Увольнение министров, стоявших за соглашение с думским блоком, придало кабинету более - хотя и не вполне - однородный характер. Министром путей сообщения был назначен энергичный правый сановник А. Ф. Трепов. Пост министра внутренних дел достался А. Н. Хвостову, б. нижегородскому губернатору, председателю фракции правых в Г. думе, которого государь намечал на пост министра еще в 1911г., после убийства П. А. Столыпина. Обер-прокурором Синода стал политически бесцветный А. Н. Волжин, а министром земледелия - А. Н. Наумов, член Г. совета по выборам от самарского земства. Назначение Наумова, человека умеренно-либеральных воззрений, должно было как бы смягчить впечатление от остальных назначений. Государственным контролером был назначен Н. Н. Покровский.

А. Н. Хвостов начал развивать энергичную, несколько даже демагогическую деятельность под флагом борьбы с дороговизной и борьбы с немецким засильем; оба эти лозунга были популярны в широкой беспартийной среде.

Сессия Г. думы первоначально была прервана до ноября; но затем, по предложению И. Л. Горемыкина, было решено отсрочить ее созыв до окончания работ бюджетной комиссии. Намеченные на декабрь съезды общественных организаций не были разрешены А. Н. Хвостовым. Деловой необходимости в созыве этих съездов каждые три месяца не было - они могли только служить ареной для агитации. Как отсрочка созыва Думы, так и запрещение съездов было встречено в стране довольно спокойно. Перерыв думской сессии продолжался в общем около пяти месяцев (с 3 сентября по 9 февраля).

Бюро прогрессивного блока скоро стало ощущать произошедшие перемены. «Я замечаю коллапс, - говорил П. Н. Милюков (на заседании 29 октября). - Общество реагирует вяло». - «Изменилось настроение в самой толще общественности, - признавал Н. И. Астров. - Политика резвого министра (А. Н. Хвостова) имеет успех». А. И. Шингарев констатировал «резкое падение настроения в гуще населения». В. А. Маклаков указывал и причину этой перемены: «Мы тогда говорили, что нас ведут к поражению… Если будет полная победа, не воскресим злобу против Горемыкина, будем без резонанса». Глава союза городов М. В. Челноков вообще высказывался за то, чтобы отложить счет с властью до окончания войны.

«Мы относились трагически к перемене командования, - заявлял (на заседании 28 окт.) гр. Д. А. Олсуфьев. - Все мы ошиблись. Государь видел дальше. Перемена повела к лучшему… Мы предлагали для войны сместить министров. Самый нежелательный (Горемыкин) остался, а война пошла лучше. Прекратился наплыв беженцев, не будет взята Москва, и это бесконечно важнее, чем кто будет министром и когда будет созвана Дума». - «Положение улучшается, - соглашался гр. В. А. Бобринский. - Появились снаряды, мы остановили неприятеля». Фактически получалось, что улучшение на фронте и успокоение в стране были поражениями думского блока, пророчившего катастрофу.

Блок, тем не менее, решил продолжать «беспощадную войну» с правительством, причем В. И. Гурко заявил: «Обращение к улице? Может быть, в крайнем случае».233 А. И. Гучков стоял даже за отклонение бюджета, но члены Г.думы на это не соглашались.

В конце ноября в Петрограде состоялся съезд правых организаций под председательством И.Г. Щегловитова. Съезд единодушно высказался за войну до победного конца, но отнесся с осуждением к требованиям блока. «Монархист, идущий с требованием министерства общественного доверия, - не монархист», - говорил Щегловитов. Профессор Левашов протестовал против «вакханалии лжи». Левая печать отнеслась к съезду с большим раздражением, но государь ответил на его резолюцию благодарственной телеграммой. В «Московских Ведомостях» известный дворянский деятель Н. А. Павлов выступил со статьей «Не мешайте», доказывая, что т. н. общественные организации и политические партии служат не поддержкой, а помехой правительству в деле ведения войны.