Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гриманд, подбодрите меня, – попросила она. – Мне нужно услышать мрачную риторику.
– Мы ее услышим из моих кишок, если я не выберусь из этого проулка, – буркнул ее огромный спутник.
В узкой щели перед Мышками и Гуго показался факел Паскаль.
– Все назад! – донесся до Карлы ее голос. – Они переправляются через реку на лодках.
Глава 37
Лошади и мальчики
Чем тяжелее оружие, тем сложнее им правильно пользоваться. Тангейзер научил Орланду обращаться только с ножом, даже не мечом, потому что лучше в совершенстве владеть одним видом оружия, чем несколькими, но посредственно. Алебарда, пика, спонтон… Красота и опасность заключалась в их весе. Удар такой силы трудно отразить, но по той же причине очень трудно изменить его направление. При неправильной стойке или хвате это практически невозможно, по крайней мере за те мгновения, которые остаются, чтобы избежать смерти. Алебарда оставляет слишком много времени, чтобы ускользнуть от смертельных объятий. Работа ног, стойка, естественная геометрия, дуга и прямая линия. Спонтон – это настоящая музыка. Тот, кто вооружен пикой или копьем, похож на осла, пытающегося петь.
Матиас направил спонтон влево, и четыре наконечника копья в первом ряду качнулись в ту же сторону. Если бы противники следили за его телом, то ждали бы удара справа. Пригнувшись, мальтийский рыцарь размашистым движением, словно косой, полоснул пикой по ногам двух ближайших «пилигримов» и почувствовал три удара. Когда окованное железом древко, описав круг, оказалось у его бедра, он перехватил оружие снизу, поближе к лезвию, и оттолкнул плечом ближайшего противника, который прыгал на одной здоровой ноге. Тот упал на своего изувеченного товарища, и граф де Ла Пенотье проткнул щитовидную железу следующего за ним, распоров трахею и пищевод. Удар был не слишком сильным, и Матиас повернул острие и выдернул пику из раны. Щитовидная железа взорвалась, словно гнилой фрукт, заполняя легкие раненого едкой жидкостью, и тот взмахнул факелом, заставив товарищей попятиться. Уклонившись от размашистого удара мечом, Тангейзер метнулся в сторону и обогнул фланг первого ряда. Перекрестный хват, оружие на грудь, потом удар, в котором участвуют плечо, рука, бедро и инерция бега. Противника из заднего ряда буквально подбросило в воздух – лезвие спонтона с такой силой вошло ему под нижнюю челюсть, что иоаннит почувствовал, как оно уперлось в основание черепа. Из носа и рта противника хлынула кровь. Остановка, шаг назад, поворот и еще один выпад.
Следующему «пилигриму» из заднего ряда спонтон вспорол бок до самого позвоночника. Уклоняясь от меча последнего мужчины в заднем ряду, рыцарь обратным движением разрезал ему щеку до самой ноздри, но рана была не смертельной, и он провернул древко обеими руками, словно набирая воду из колодца. Послышался хруст – лезвие пики отделило верхнюю челюсть от остального лица, как тугую створку устрицы. Отступив, Тангейзер освободил спонтон, воткнул его острие под грудину противника, приподнял его и бросил под ноги остальным.
Теперь наконец можно сделать необходимую передышку.
Отряд должен тренироваться, чтобы действовать как одно целое. Кроме того, ему требуется командир и согласованность с другими отрядами. В противном случае люди полностью беззащитны. Для Матиаса был бы опаснее один человек, хорошо владеющий мечом. Пока раненые с перебитыми ногами кричали, а тот, у кого было вспорото горло, исходил кровью и ужасом, остальные выкрикивали команды, стараясь не задеть мечами друг друга. Они были достаточно молоды и воинственны, но не знали, что за время, требующееся для одного вдоха, исход их противостояния с мальтийским рыцарем был уже решен.
Тангейзер перехватил спонтон в левую руку, чтобы использовать угол атаки и стену дома, и продолжил свой кровавый путь с такой уверенностью, словно раскидывал навоз. Каждый раз он намечал цель и следовал за движением пики, отмечая любое отклонение от намеченного результата – такое отклонение могло впоследствии стоить ему раны. «Пилигримов» ждали удары снизу вверх под грудную клетку. Сначала в ближайшего к стене мужчину – в бок над левым бедром до самого позвоночника, чтобы разорвать аорту. Теперь назад и снова снизу верх, в живот второго, который успел повернуться. Потом присесть и повернуть лезвие, чтобы оно зацепило внутренности и на обратном движении вытащило их через рану. Еще один удар снизу вверх, сзади под ребра, так что острие пробило почки и желудок и вышло спереди, а затем рывок назад с поворотом от бедра, чтобы алая рана раскрылась до самой поясницы.
После этого Матиас сделал второй вдох. Воздух был зловонным от содержимого кишечников убитых и раненых. Весь этот хаос расцвечивали красные и белые ленты. Тангейзер удивился бы, продлись схватка больше чем полминуты. Двое его врагов еще стояли. Третий прислонился к стене и кричал, вдыхая остатки своей щитовидной железы.
Дальний из уцелевших ополченцев бросился к мальчикам. Иоаннит повернулся к его товарищу, который стоял ближе с факелом и мечом, и рявкнул ему в лицо:
– Бросай меч!
Юноша – он был совсем молод – отпрянул и подчинился. Рыцарь отступил на полшага назад и взял спонтон, как копье, оценивая расстояние до беглеца и его скорость. Потом он бросил пику, целясь чуть дальше. Спонтон не предназначен для метания, но расстояние было невелико, поэтому наконечник настиг беглеца, пробив его левую лопатку, словно это был пергамент, и не остановился, пока боковые выступы глубоко не вонзились в тело. «Пилигрим» рухнул в лужу крови – мальчиков и лошади – рядом с повозкой.
Тангейзер выхватил украшенный ляпис-лазурью кинжал, отодвинул факел, который держал перед собой юноша, и вонзил ему клинок в основание шеи. Потом поднял с земли меч. Тот оказался неважного качества. Лезвие было покрыто засохшей кровью, пролитой скорее во время убийства, а не в бою. Тангейзер перешагнул через первого «пилигрима», раненного в ногу, и отрубил ему голову. Вернее, он отрубил бы ее, будь меч остро наточен, а так ему пришлось потом резать им оставшиеся волокна мышц. Второй раненый лежал в грязи, свернувшись клубком и прикрыв голову руками. Матиас воткнул меч ему в подмышку и оставил там.
Оба упавших факела были свежее того, что горел на повозке. Госпитальер взял один из них и оставил раненого с перерезанным горлом и тех, у кого были вспороты животы, молить о смерти.
Подняв с земли свой меч, Тангейзер вложил его в ножны. Более яркий факел он вставил в кольцо повозки, а другой воткнул между спиц. Потом стал на колени рядом с Грегуаром и убрал в ножны кинжал, которым пользовался Юсти. Поляк обернул кусок постромка вокруг бедра мальчика и пытался зубами затянуть узел. Рыцарь взял у него кожаный ремешок. Кровь выплескивалась из раны толчками – была перебита артерия. Рыцарь перетянул бедро.
– Молодец, Юсти. Отличная работа, – похвалил он поляка. – Заткни свои раны колесной мазью.
Потом он осмотрел ногу Грегуара более внимательно. Пуля попала под правое колено, сбоку, и раздробила большую кость, словно брусок мела. Выходное отверстие было в ямке под коленом, откуда кровь текла сильнее всего.
Тангейзер почувствовал приступ тошноты, словно его желудок раньше мозга понял, что ему предстоит сделать. Странно: какие разные чувства может вызывать одно и то же действие… Госпитальер встал.
Ухватив древко спонтона, он оттащил убитого «пилигрима» в сторону. Потом, помогая себе ногой, Матиас выдернул наконечник, глубоко застрявший в мертвом теле, прислонил пику к повозке, вытащил из нее матрас и отбросил его в сторону. Взяв лишившегося чувств мальчика, рыцарь положил его на дно повозки, раненой ногой к самому краю. Грегуар тяжело дышал. Тангейзер прижал ладонь к его лбу.
Влажный и холодный. Он откинул с лица своего слуги волосы и посмотрел на его уродливый, широко раскрытый рот.
Иоаннита захлестнула волна чувств. Мужество оставило его.
Может, стоит ослабить жгут? Позволить парню тихо уйти?
– Помоги мне, Юсти, братишка, – подозвал Матиас поляка. – Или мы позволим ему умереть?
– Что? Грегуару? Разве мы можем позволить ему умереть? – испугался юноша.
– Хорошо сказано. Иди сюда. Стань спиной ко мне, подними его ногу и крепко держи.
Матиас поднял левую ногу Грегуара вертикально и велел Юсти удерживать ее в таком положении. Мушкетная пуля ударила в скамью повозки, но рыцарь и его помощник почти не обратили на это внимания. Тангейзер нагнулся к алебардам и провел пальцем по лезвию каждой, выбирая самую острую. Он собирался использовать их совсем для другой цели. Когда его пальцы обхватили древко, накатил новый приступ тошноты, и рыцаря вырвало прямо в лужу крови. Он сплюнул и вытер губы рукой.
Выпрямившись, он отступил назад, перехватил древко и оценил угол удара.
А потом отрубил Грегуару ногу.
Мальчик за плечом Юсти сел и отчаянно закричал.