Тортоделка. Истинный шедевр - Евгения Грозд

На своё шестидесятилетие мама собрала всю родню и друзей. Антон с Таней вовсю готовились к свадьбе, назначили дату и место. Обручённые светились счастьем и наперегонки тараторили о своих планах. Ярослав со своей большой семьёй занял добрую часть праздничного стола, а сам, как всегда, учил меня уму-разуму.

— Если поступила так, значит нужно было. Ты сам видел, что с ней творилось, когда она пришла в себя, — назидательно бурчал в ухо следователь. — А тебя я уже определил в учебный центр МВД, как ты и просил. Так что займи голову полезным, пока нет Виктории.

Праздничный стол заполнялся гостями. Часть малышни разносила второй этаж, а другая охотилась за вазочками со сладостями.

Чтобы не юлить в общем поле видимости, я скромно примостился сбоку, в надежде незаметно покинуть торжество, если понадобиться.

— Гера, подвинься немного! — командно крикнула мама. — Галина Федоровна, поставьте туда ещё приборы. Герман, ну же посторонись! Дай сесть своей жене…

Резко поднял голову и обернулся.

Боже… У входа в гостиную стояла та, что атаковала собой все мои мысли. Вика в светлом костюме с красиво уложенными тёмными локонами смотрела на меня и робко улыбалась, как ангел, который наконец снизошел до меня.

Не чувствуя тверди под ногами, бросился к ней.

ВИКА

Нервно сжимала в руках детскую распашонку, которую всё это время носила как талисман. Входя в родные стены дома боялась только одного — мужа, которого так жестоко и бессовестно покинула без объяснений.

Первый месяц после родов стал для меня истинным адом — нескончаемая боль в теле, уколы, тонна лекарств, гимнастика.

Психологи наравне с родными и прокуратурой буквально атаковали мою персону. Вопросы, вопросы и снова вопросы, которые доводили до тихого отчаяния. В конечном итоге, нервный срыв, послеродовая депрессия и посттравматический стресс. Всё это мощным блоком легло на моё эмоциональное состояние и прорвало плотину. Я закрылась. Решительно и надёжно.

Абсолютно никаких чувств: ни материнской любви к сыну, ни любви к мужу, я всячески отказывалась от помощи друзей и родных. Полностью ушла в себя и не реагировала ни на призывы врачей, ни на речи друзей, ни на заботу родных и мужа. Какой-то непонятный внутренний страх выедал из меня силу и решимость, загонял в угол, не оставляя сил и желания на борьбу. Точней сил этих больше не было, они иссякли. Я сдалась… Я поддалась негативу и благодарно плыла по нему, не обращая внимания на тревожные звоночки души.

— Вика, твоё состояние беспокоит меня. Прошёл почти месяц! — Миша сурово отчитывал вовремя каждого своего посещения. Только ему был открыт вход в палату, лишь потому что он являлся моим лечащим врачом. — Это всё очень серьёзно. Ты же — боец. Не сдавайся! Знаю, устала, но ты не имеешь права сдаться сейчас, перед каким-то несчастным гормональным дисбалансом. Это же смешно! Вернись к нам, к своей семье, к сыну…

Тогда, слушая его, рыдала так, словно год хранила в себе всю воду. Я понимала, что он прав, но одной мне не справиться с этим.

Волевое решение приняла внезапно. Нашла реабилитационный центр в Греции. Рекомендации врачей, климат и удаленность от всех сыграли решающую роль. Попросила Мишу о помощи, так как не хотела, чтобы кто-то знал где я. Через два дня все документы и билеты были у меня на руках, и Миша прямо из больницы отвёз в аэропорт.

Я убегала в прямом смысле. Да, знала, что поступаю бессовестно по отношению к мужу, сыну и родным, но осудить меня мог только Господь Бог. Моя душа в критическом состоянии, и улавливала тревожные сигналы каждый раз, глядя в окно или на упаковку таблеток. Часто ловила себя на мысли об избавлении. Мне всё время казалось, что воссоединившись вновь со своей семьёй, я навлеку на всех беду. Если раньше готова была с этим бороться, то теперь с младенцем на руках боялась буквально всего на свете. Им будет лучше, если меня не станет…

Сознавала, что эти мысли опасны и навязчивы, но не могла от них избавиться. Мне нужна серьёзная помощь, и сначала профессиональная.

Несколько месяцев в чужой стране. Самоанализы, восстановление физических сил и тренинги. Сына видела лишь по видеосвязи и безумно тосковала по нему.

— Тоска — это признак любви, — утешала психотерапевт. — Ты стремишься к ним. Хочешь преодолеть все преграды. Стремись. Ты на верном пути, Виктория.

Вопреки психологической обработки в душе хранился лёгкий страх. Страх перед ним. Как он отреагирует на моё возвращение? Буду ли предательницей и эгоисткой в его глазах. По сути, для человека не знающего через что я прошла, я эгоистка, потому что бежала. Бежала, как трусиха. Разве я смогу это объяснить ему? Ревнивому, отчаянному и до сих пор любимому Герману.

Я пойму это сегодня. Вернув своё психологическое состояние в нужное русло, вновь ступила на родную землю.

Понимала, что муж зол на меня и чувствует себя брошенным. Гера, как всегда, поведёт себя импульсивно, но, видимо, за это мне и сужденно любить его.

И вот, стоя в гостиной нашего дома ожидала игнора или обычного разбора полётов, но когда, вместо обвинений, любимый заключил в крепкие объятия и страстно поцеловал, счастливо расплакалась.

— С возвращением, родная, — уперевшись в мне лоб, мягко проронил он.

Ладонь гладила волосы, рука обнимала за талию. Втянула в себя любимый запах своего мужчины, который вновь теплом согревал мою осиротевшую душу.

— Здравствуй, родной, — ласково улыбнулась в ответ, снова млея и тая под синевой его глаз.

— Наконец-то все в сборе! — оглушил голос свекрови. — Все живо за стол!

Гости поспешили рассаживаться, а я продолжала блаженно пребывать в руках мужа.

— Где он? — слегка подпрыгивала от безумного желания увидеть сына и взять на руки.

Муж обернулся и окликнул молоденькую девушку, которая широко улыбаясь нам, поднесла ко мне маленького темноволосого пупса в нежно-голубом костюмчике.

Слёзы радости текли по щекам, не переставая. Взяла сына в свой кокон и с боготворением прижала к себе. Целовала пухлые щёчки, втягивала детский запах укачивала.

— Боже, как же я по вам скучала! — проронила я, и муж крепче обнял нас.

— Главное, теперь ты с нами. Не оставляй нас больше, родная, хорошо? — голос супруга дрогнул и в глазах прочла мольбу.

Поцелуй в висок. Чувствую, как прижимает нас, так словно боится, что вновь ускользнем. Захотелось заверить любимого в обратном.

— Больше никогда! Обещаю. Отведи к столу. Хочу снова в наш семейный круг. С сыном… С тобой, — погладила Германа по щеке, продолжая утопать в синеве любимых глаз.

В ответ