Исследование о природе и причинах богатства народов - Адам Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самая значительная и наиболее важная отрасль торговли каждой нации, как это уже отмечено, — это та, которая ведется между жителями города и деревни. Жители города получают из деревни сырой продукт, который служит как материалом для труда, так и фондом для их существования; они оплачивают этот сырой продукт тем, что посылают взамен в деревню некоторую часть своих мануфактурных и готовых для непосредственного потребления продуктов. Торговля, ведущаяся между этими двумя различными группами населения, выражается в конечном счете в обмене известного количества сырых продуктов на известное количество мануфактурных изделий. Поэтому чем дороже последние, тем дешевле первые, и все то, что в какой-либо стране ведет к повышению цены мануфактурных изделий, ведет вместе с тем к понижению цены сырого продукта земли и этим замедляет развитие земледелия. Чем меньше количество мануфактурных изделий, которое можно купить на данное количество сырого продукта, или, что то же самое, на цену последнего, тем меньше меновая стоимость этого количества сырого продукта, тем меньше побуждений может быть у землевладельца увеличить его количество улучшением земли, а у фермера — возделыванием ее. Кроме того, все, что ведет к уменьшению в стране числа ремесленников и мануфактуристов, ведет к уменьшению внутреннего рынка, наиболее важного из всех рынков для сырого продукта земли, и этим еще больше задерживает развитие земледелия.
Ввиду изложенного те теории, которые предпочитают сельское хозяйство всем другим занятиям и для поощрения его налагают стес- нения на мануфактуры и внешнюю торговлю, действуют вразрез с той целью, которую ставят себе, и косвенно затрудняют развитие как раз того вида труда, которому хотят содействовать. В этом они, пожалуй, еще более непоследовательны, чем даже меркантилистическая система. Эта последняя, поощряя мануфактурную промышленность и внешнюю торговлю больше, чем сельское хозяйство, отвлекает часть капитала общества от более выгодного к менее выгодному виду труда. Все же на деле и в конечном счете она поощряет именно тот вид труда, который имеет в виду поощрять. Указанные сельскохозяйственные теории, напротив, в конечном счете только задерживают развитие своей излюбленной отрасли труда.
Таким-то образом всякая система, старающаяся чрезвычайными поощрительными мерами привлекать к какой-либо особой отрасли труда большую долю капитала общества, чем, естественно, направлялось к ней, или чрезвычайными стеснениями отвлекать от какой-нибудь отрасли труда ту долю капитала, которая без таких стеснений была бы вложена в нее, в действительности поступает как раз обратно тому, к чему стремится. Она задерживает, вместо того чтобы ускорять, развитие общества в направлении к действительному богатству и величию и уменьшает, вместо того чтобы увеличивать, действительную стоимость продукта его земли и труда.
Поэтому, поскольку совершенно отпадают все системы предпочтения или стеснений, очевидно, остается и утверждается простая и незамысловатая система естественной свободы. Каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса. Государь совершенно освобождается от обязанности, при выполнении которой он всегда будет подвергаться бесчисленным обманам и надлежащее выполнение которой не доступно никакой человеческой мудрости и знанию, от обязанности руководить трудом частных лиц и направлять его к занятиям, более соответствующим интересам общества. Согласно системе естественной свободы, государю надлежит выполнять только три обязанности, правда, они весьма важного значения, но ясные и понятные для обычного разумения: во-первых, обязанность ограждать общество от насилий и вторжения других независимых обществ; во-вторых, обязанность ограждать по мере возможности каждого члена общества от несправедливости и угнетения со стороны других его членов, или обязанность установить хорошее отправление правосудия, и, в-третьих, обязанность создавать и содержать определенные общественные сооружения и учреждения, создание и содержание которых не может быть в интересах отдельных лиц или небольших групп, потому что прибыль от них не сможет никогда оплатить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет часто с излишком оплатить их большому обществу.
Надлежащее выполнение этих различных обязанностей государя необходимо предполагает известные издержки; эти издержки, в свою очередь, предполагают получение некоторого дохода для покрытия их. Поэтому в следующей книге я попытаюсь выяснить, во-первых, в чем выражаются необходимые издержки государя или государства, какие из этих издержек должны оплачиваться за счет взносов всего общества и какие — только некоторыми определенными его членами; во-вторых, каковы различные методы, посредством которых все общество может быть привлечено к участию в расходах, ложащихся на все общество, и каковы главные преимущества и неудобства каждого из этих методов; наконец, в-третьих, каковы основания и причины, побудившие почти все современные правительства закладывать некоторую часть этого дохода или заключать займы; каково было влияние этих долгов на действительное богатство, на годовой продукт земли и труда общества. Следующая книга, естественно, распадается поэтому на три главы.
Книга 5. О доходах государя или государства
Глава I. О РАСХОДАХ ГОСУДАРЯ ИЛИ ГОСУДАРСТВА
Отдел I. О расходах на оборонуПервой обязанностью государя является защита общества от насилия и посягательства со стороны других независимых обществ; она может быть выполнена только посредством военной силы. Однако расходы как на подготовку военной силы в мирное время, так и на использование ее во время войны весьма различны в разных состояниях общества, в разные периоды его развития.
У охотничьих народов, находящихся на самой низкой ступени развития общества, — что мы видим у туземных племен Северной Америки, — каждый мужчина является настолько же воином, насколько и охотником. Когда он идет на войну, защищать свое общество или мстить за ущерб, нанесенный ему другими обществами, он поддерживает свое существование собственным трудом точно таким же способом, как и живя дома. Его общество — в этом состоянии, собственно говоря, еще нет ни государя, ни государства — не несет никаких расходов ни на подготовку его к походу, ни на содержание его в продолжение войны.
У пастушеских народов, находящихся на более высокой ступени развития, как, например, у татар или арабов, каждый мужчина точно так же есть воин. Такие народы обыкновенно не имеют постоянных жилищ, а живут в шатрах или крытых повозках, которые легко переносятся с места на место. Целое племя или народ меняет свое местоположение в зависимости от времен года и других случайных обстоятельств. Когда их табуны и стада уничтожают корм в одной части страны, они передвигаются в другую, а оттуда — в третью. В сухое время года они спускаются к берегам рек, а в дождливое — уходят на возвышенности. Когда такой народ идет на войну, воины не доверяют своих стад слабой защите стариков, женщин и детей; их женщин, стариков и детей нельзя оставить без защиты и средств к существованию. Кроме того, народ, привыкший к скитальческой жизни в мирное время, легко передвигается и во время войны. Выступают ли они в поход как армия, кочуют ли как пастухи, образ жизни их одинаков, хотя поставленные перед ними цели весьма различны. Они идут на войну все вместе, и каждый делает свое дело, как может. У татар часто даже женщины вступают в бой. Если они побеждают, то все, принадлежащее побежденному племени, вознаграждает победителя; если они разбиты, то все теряют; не только их стада, но их женщины и дети становятся добычей победителя. Даже большая часть тех, кто пережил поражение, должна подчиниться победителю из-за отсутствия средств к существованию. Остальные обыкновенно рассеиваются в пустыне.
Повседневная жизнь, повседневные занятия подготовляют татарина или араба к войне. Бег, борьба, фехтование, метание дротика и стрельба из лука — обычное времяпровождение тех, кто живет на открытом воздухе, и все эти занятия копируют войну. Когда татарин или араб идет на войну, его существование поддерживается стадами, которые движутся вместе с ним, как и в мирное время. Его вождь или государь — ибо все эти народы имеют вождей или государей — не несет никаких расходов по подготовке его к походу, а в походе только возможность грабежа является платой, которую воин может ожидать или требовать.
Армия охотничьего племени редко превышает две-три сотни человек. Ненадежное добывание средств существования, которые доставляет охота, редко позволяет большему количеству людей собираться вместе на продолжительное время. Армия же пастухов, напротив, может иногда достигать двух или трех тысяч человек. Поскольку ничто не останавливает их продвижения, они переходят из одной области, где уничтожен фураж, в другую, еще не тронутую, и, по-видимому, трудно ограничить число их, которое может соединиться для похода. Охотничье племя не может внушать страха цивилизованному народу, живущему по соседству, а народ пастухов может. Ничто не может быть менее серьезным, чем индейские войны в Северной Америке. Напротив, ничего не может быть ужасней татарских нашествий, имевших место в Азии. Суждение Фукидида* [* Фукидид, том II], что ни Европа, ни Азия не могут сопротивляться объединенным скифам, было подтверждено опытом всех последующих эпох. Обитатели обширных и беззащитных степей Скифии и Татарии быстро объединились под владычеством вождя нескольких победоносных орд или племени; опустошение и разгром Азии всегда были следствием такого союза. Обитатели негостеприимной Аравийской пустыни — другой великий народ пастухов — объединились только однажды при Магомете и его ближайших преемниках. Их объединение, бывшее скорее результатом религиозного энтузиазма, чем победы, ознаменовалось точно такими же следствиями. Если бы охотничьи народы Америки сделались когда-нибудь пастухами, их соседство было бы много опасней для европейских колонистов, чем в настоящее время.