Томминокеры - Стивен Кинг

— Так если я не буду пить пиво и не возьму пилюли, ты отошлешь меня на Альтаир-4, правильно? Я буду нянчиться с Дэвидом Брауном, пока мы оба не упадем замертво от асфиксии, или от голода, или от космических лучей.

Теперь она была злой и холодной, и задетой — больше, чем он даже поверил бы — но, по меньшей мере, она не пыталась читать в нем. В гневе она забылась.

Они забыли, как просто воткнуть магнитофон в настенную розетку, поставив между ним и сетью преобразователь постоянного тока.

— На самом деле это не Альтаир-4, так же как никакие это в действительности не Томминокеры. Для некоторых вещей нет названий — они просто существуют. Кто-то в одном месте дал этим вещам одно имя, кто-то в другом месте — другое. Это имя никогда не будет очень хорошим, но это неважно. Ты вернулся из Нью-Хэмпшира, говоря и думая о Томминокерах, поэтому здесь мы так и называемся. В других местах мы назывались по-другому. Так же и Альтаир-4. Это просто место, где складываются вещи. Обычно неживые вещи. Чердаки могут быть холодными и сырыми.

— Это то, откуда вы? Твои люди?

Бобби — или то, что выглядело слегка похожим на нее, — засмеялась почти мягко.

«Мы не «люди», Гард, не «раса». Не «вид». Клаату не собирается объявиться и сказать: «Возьмите нас к себе в вожди». Нет, мы не с Альтаира-4.

Она смотрела на него, еще слегка улыбаясь. К ней возвратилась почти вся ее уравновешенность… И, казалось, она забыла о пилюлях.

— Если ты знаешь об Альтаире-4, я удивляюсь, что ты нашел существование корабля несколько странным. — Гарденер только смотрел на нее.

— Я не думаю, что у тебя не было достаточно времени удивиться, зачем раса с успехами в технологии телепортации, — Бобби слегка качнула пластиковым дулом, — стала бы связываться с физическим кораблем.

Гарденер поднял брови. Нет, ему это не приходило в голову, но теперь, после слов Бобби, он вспомнил, как университетские знакомые однажды громко удивлялись, зачем Кирк, Спок и компания связались со звездолетом «Энтерпрайз», когда было бы гораздо проще световым лучом облететь вокруг Вселенной.

— Еще пилюли глупости, — сказал он.

— Совсем нет. Это как радио. Есть длины волн. Но мы не очень хорошо это понимаем. То же можно сказать и о большинстве вещей. Мы создатели, а не мыслители.

Как бы то ни было, мы выделили что-то около девяноста тысяч чистых длин волн — то есть линейное окружение, которое выполняет две вещи: помогает избежать парадокса двойственности, что предохраняет от реинтеграции живущей и незафиксированной материи и, похоже, действительно отправляет куда-то. Но почти во всех случаях никто туда отправиться не захотел.

— Это как выиграть бесплатное путешествие в Ютику, а?

— Гораздо хуже. Там место, весьма похожее на поверхность Юпитера. Если ты откроешь дверь туда, разность давлений будет столь велика, что в дверном проеме начнется торнадо, а это быстро вызовет сильнейший электрический разряд, разрывающий дверь все шире и шире… как рваную рану. Гравитация настолько сильна, что она начнет высасывать вторгшийся мир, как штопор вытягивает пробку. Если оставить такую «станцию» надолго, это вызовет гравитационное нарушение орбиты, если планета по массе примерно равна Земле. Или, в зависимости от расположения планет, ее может просто разорвать на куски.

— И что-то подобное вполне может случиться здесь! — У Гарда онемели губы. Такая возможность делала Чернобыль столь же важным, как пуканье в телефонной будке. И ты помогал этому, Гард! — крикнул ему его мозг. Ты помогал это выкопать!

— Нет, хотя некоторых людей надо уговаривать не делать слишком много глупостей рядом с линиями передачи материи. — Она улыбнулась. — Однако это случалось в некоторых местах, которые мы посещали.

— Что случалось?

— Они закрыли дверь раньше, чем наступил День Разрушения, но многие люди испеклись, когда изменилась орбита. — В ее голосе была скука.

— Все? — прошептал Гарденер.

— Нет. Девять или десять тысяч еще живут на одном из полюсов, — сказала Бобби. — Я думаю.

— О Боже. О Боже, Бобби.

— Есть другие каналы, открытые по ошибке. Просто по ошибке. Внутренность какого-нибудь места. Большинство открыто в глубоком космосе. Мы никогда не были способны нанести на наши звездные карты хотя бы одно такое место. Подумай об этом. Гард! Каждое место было незнакомым для нас… даже для нас, а мы великие путешественники.

Она наклонилась вперед и отхлебнула еще немного пива. Игрушечный пистолет, который больше не был игрушкой, не отклонился от груди Гарденера.

— Такова телепортация. Большое дело, а? Несколько ошибок, много дыр, один космический чердак. Может, кто-нибудь когда-нибудь откроет длину волны в сердце солнца и сожжет целую планету.

Бобби засмеялась, как если бы это была особенно удачная шутка. Дуло тем не менее не отклонилось от груди Гарда.

Став снова серьезной, Бобби сказала:

— Но это не все. Гард. Когда ты включаешь радио, ты думаешь о работе станции. Но полоса — мегагерцы, килогерцы, короткие волны и прочее — не только станции. Это также все пустое пространство между станциями. Дело в том, что некоторые полосы наиболее вместительны. Ты следишь?

— Да.

— Таким окольным путем я пытаюсь убедить тебя взять пилюли. Я не хочу посылать тебя в то место, которое ты называешь Альта-ир-4, Гард — я знаю, ты умер бы там медленно и неприятно.

— Таким образом умирает Дэвид Браун?

— Я здесь ни при чем, — сказала она быстро. — Это полностью дела его брата.

— Как в Нюрнберге, да? Ничто не было чьей-то конкретно виной.

— Ты идиот, — сказала Бобби. — Не думаешь ли ты, что иногда это правда? Ты настолько поверхностен, что не можешь допустить мысли о случайности?

— Я могу это допустить. Но я также верю в способность личности полностью изменить иррациональное поведение, — сказал он.

— В самом деле? Ты никогда не мог.

Застрелил свою жену, — услышал он буравящий внутренний голос. Неслабое дело, а? Пожалуй, иногда люди начинают Искупительные Буги немного поздно, думал он, глядя вниз на свои руки.

Глаза Бобби остро впились в его лицо. Она уловила немного из этого. Он попытался усилить защиту — спутанная цепь бессвязных мыслей, как белый шум.

— О чем ты думаешь, Гард?

— Ничего из того, что надо знать, — сказал он и тонко улыбнулся. — Думай, что это о… хорошо, скажем, о висячем замке на двери сарая.

— Это неважно, — сказала она. — Я все равно могу не понять. Как я сказала, мы никогда не были очень большими мыслителями. Мы не раса супер-Эйнштейнов. Томас Эдисон в Космосе, я думаю, был бы нам ближе. Никогда не мыслители. Я не отправила бы тебя в такое место, где бы ты умер медленной, жалкой смертью. Я еще люблю тебя по-своему, Гард, и если я должна тебя куда-то отправить, я отправлю тебя в… никуда.

Она пожала плечами.

— Вероятно, это как принять эфир… но это может быть болезненно. Даже агония. В любом случае знакомый черт всегда лучше незнакомого.

Гарденер вдруг залился слезами.

— Бобби, ты могла спасти меня, если бы ты напомнила мне об этом раньше.

— Возьми пилюли, Гард. Имей дело со знакомым чертом. В твоей ситуации двести миллиграммов «валиума» уберут тебя очень быстро. Не заставляй меня посылать тебя, как письмо, адресованное в никуда.

— Расскажи мне еще немного о Томминокерах, — сказал Гарденер, вытирая лицо ладонями.

Бобби улыбнулась. — Пилюли, Гард. Если ты начнешь принимать пилюли, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Если нет… Она подняла фотонный пистолет.

Гарденер открутил крышку пузырька с «валиумом», вытряхнул половину дозы голубых пилюль с сердечком в середине (Послание из Долины Оцепенения, подумал он), закинул их в рот, открыл пиво и проглотил их. Шестьдесят миллиграммов пошли по старому желобу. Он мог спрятать одну под язык, но шесть? Заходите, родные, будьте как дома. Теперь немного времени. Я опустошил свой желудок блевотой. Я потерял много крови, я не принимал это дерьмо и поэтому чувствителен к нему, я фунтов на тридцать легче, чем был, когда достал первый рецепт. Если я быстро не избавлюсь от этого дерьма, оно ударит в меня, как полстакана виски.

— Расскажи мне о Томминокерах, — снова попросил он. Одна рука опустилась под стол на колени и потрогала рукоятку (заслонить — заслонить — заслонить заслонить) револьвера. Сколько до того, когда это начнет действовать? Двадцать минут? Он не мог вспомнить. И никто не мог ему рассказать о действии «валиума».

Бобби слегка двинула дулом в направлении пилюль. — Бери больше, Гард. Как могла однажды сказать Жаклин Сьюзанн, шести недостаточно.

Он вытряхнул еще четыре, но оставил их на клеенке.

— Вы там были чертовски напуганы, так? — спросил Гарденер. — Я видел, как вы выглядели, Бобби. Будто вы решили, что они все собирались встать и погулять. День Мертвых.