Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

самодельную защиту от загазованности подземелий, поскольку обладал немалой образованностью и в этом смысле. Припрятав алмазы до времени под полом беседки, где маг Вяз пил чай в тёплую пору, он выжидал, когда все подзабудут о недостаче, ведь спрашивать было не с кого. Преступников так и не нашли. Оставшуюся часть алмазов, так называемых «ночных звёзд», присовокупили к храмовой казне честнейшего и заслуженного Вяза. Никакой маг и не смог бы обмануть других магов, так как они умели входить в подсознательные уровни друг друга при особых сакральных ритуалах, когда собирались все вместе. Капа посвященным пока что не был. Его тогда при всей той суете и не заметили, он был скрыт за костлявой и широкой спиной Вяза. А когда Капа купил себе этаж в столичном доме, то Вяз и тут выгородил его, объявив, что сам отдал воспитаннику все свои наличные деньги, которые скопил за многолетнюю службу. То ли будет Капа магом, то ли нет, а Вяз решил заранее позаботиться о том, у кого не было родителей, кого считал за сына. Так что, даже догадавшись о воровстве приёмного сына, Вяз его не выдал, посчитав, что Капа взял очень немного в сравнении с тем, сколько пропало в действительности. К тому же это не были сокровища его Храма. К тому же было неизвестно, кто ещё до воров попользовался частью алмазов, и были ли воры на самом деле? А может, это были, как подозревал Вяз, некие злоумышленники из самой структуры КСОР. Если такой распад нравов наверху, за что он будет губить своего мальчика, чья недоля с самого его рождения вызвала в сердце одинокого мага сильную привязанность к ребёнку, перешедшую в последующую отеческую любовь. Впоследствии, когда все узнали о Сирени, вопросы отпали сами собой. Отчего-то в КСОР решили, что Сирень всегда знала о сыне и посодействовала ему в приобретении комфортного жилья. А те, кто не поверили ни Вязу, ни в благодеяния Сирени, зная, что она начисто лишена сентиментальности и никаких материнских чувств испытывать не способна, доказать ничего не могли.

– Кто? – прохрипел Капа, бледнея вслед за матерью. – На кого сама думаешь?

– Барвинок. Он уже окунул один раз свою морду в алмазную нору Вяза и, похоже, заразился воровской лихорадкой. Ты должен охранять свою казну как себя самого.

– Каким образом? Ты должна будешь выделить мне охрану для этого.

– С ума сошёл! Они первые же всё и разворуют! – Сирень металась по просторному помещению жилища Капы. Подходила к большим окнам и долго высматривала в них что-то, как будто кто-то мог взлететь на третий этаж и подслушать их беседу. На самом деле она сильно нервничала. – Неприятности вовсе не оставили меня, как я думала по глупости. Уж как навалятся, так дожмут!

– Почему ты решила, что Барвинок? А Кизил? Он что, вне подозрений? – насторожился Капа. Он вдруг припомнил, как по глупости разболтал однажды Вешней Вербе о сокровищнице и даже… О, Создатель! Он показывал дуре сокрытые там алмазы. Зачем? А потому что был совсем молодой дурак! А потому что считал Вешнюю Вербу кромешной дурой и мнил, что она на всю жизнь останется его тайной женой! А потому, что она умоляла его показать ей «ночные звезды», которые падают на землю с небес, как считают простолюдины, а их находят особые люди-старатели в алмазных копях. Капа завязал ей глаза плотной повязкой и провёл в подземную сокровищницу. Она не могла увидеть, а потому и запомнить туда дороги, но при наличии плана, её память была и не нужна. Она могла рассказать «тупому», как обольщается матушка, Кизилу о том случае, и «тупой» телохранитель загорелся идеей обогащения с подачи такой же «тупой» Вешней Вербы. Сколько бед терпят люди из-за своего высокомерия, отказывая другим в сообразительности и уме. Она не простила ему своей растоптанной жизни, не простила, что её заставили жить с нелюбимым «тупым» Кизилом, который её бьёт, как напьётся. Не простила, что разлучили с Капой, любимым ею до сих пор. Но теперь к этой любви примешалась густая и чёрная ненависть. И чего было больше в ней – любви или ненависти, она и сама уже не знала. Депрессивная и располневшая, обозлённая на всех, она давно не была похожа на прежнюю соблазнительную и восторженную Вишенку, и любить её он уже не мог, как ни умоляла она о тайной встрече. К тому же в сравнении со златолицым ароматным Лотосом, с её умопомрачительным искусством давать самое предельное для человека наслаждение, подпорченная обрюзглая Вишенка и подавно не прельщала.

– Может, и Кизил, – согласилась Сирень, остро вглядываясь в смятенные глаза сына. – Если проболтался когда, о чём не следовало, то Кизил. Поскольку Барвинок после того случая до сего дня не забыл своего испуга. Но случись что, будет на кого списать кражу, – продолжила она задумчиво. – Раз сунулся, то и во второй вполне может…

– Что хочешь сказать?

– А то. Надо самим вытащить оттуда все алмазы и перепрятать их в мой тайник.

– В твой тайник? В личный? А коснись что, я буду сброшен со скалы? А ты в сторонке и при богатстве? Тебе же власть и сокровища дороже меня. Да ты и не любишь меня!

– Разве я позволю? И потом, разве ты знаешь о том, как нагло расхищаются «ночные звезды» при всяком удобном случае! А такие вот простаки, как ты, за всё в ответе. Я знаю, о чём я говорю. Пусть обнаружат пустой тайник при очередной ревизии, а я тебя спрячу к тому времени. А когда верну часть, мол, нашла у Барвинка – вора, то все концы вместе с Барвинком в океан. По любому, не вечно ты будешь магом, поскольку старые города совсем скоро опустеют. Там останутся только желтолицые со своим пополнением, да бродяги. Храмы закроются. А кому в руки перейдёт казна? Догадываешься, что не тебе?

Капа покрылся пятнами от волнения. Он расхаживал по комнате совсем как мать, и был мрачен настолько, что Арома поняла, не будет сегодня у неё телесной радости с ним. Так и вышло. Капа сказал, – Я должен ехать назад. Теперь я ни на день не отлучусь от своего Храма. – Он даже не посмотрел в сторону Аромы, и она робко сама напомнила о себе.

– Мой любимый, можно я поеду с тобою?

– Ещё чего! – гаркнул он. – Не хватало, чтобы все увидели, как я уронил высокое звание мага. Таскаю за собою жёлтых наложниц! Тут сиди. У тебя есть работа в твоём ателье, вот и шей себе.