Ермак - Евгений Федоров

— Ох ты, греховодник! — не обиделась боярыня, и всю ее охватило жаром, но решительно подняв голову, она шагнула в возок, и холоп щелкнул бичом:

— Гей, поскакали-поехали!

— Жаль! — сокрушенно покачал головой Кольцо и сказал Строганову: — Мне бы сейчес в монастырь податься, — непременно игумен из меня вышел бы!

Максим Яковлевич засмеялся:

— Кипучая у тебя кровь, атаман. Словно брага хмельная. От нее голова ходуном, а сердцу покоя нет!

— Что верно, то верно! — согласился Кольцо. — Только и нахожу радость в сече!..

Но больше всего на дороге двигаось людей пеших; шли они со всех концов земли. Невиданное оскудение виднелось по многим волостям, лежавшим у дороги, по которой проезжали казаки. Боярство вконец разорило крестьян-пахотников, и, куда не глянь, — всюду простирались пустоши. Засуха, мор и голод гнали холопей куда глаза глядят, толпы разоренных пахарей торопились в Москву. Торопились устюженские и костромские плотники, тащились вологодские пимокаты, спешили владимирские богомазы. Толпами брели нищеброды и бездомные попрошайки, голь кабацкая. От войн и разорений много бродило по дорогам гулящих людей. Были среди них молодцеватые, удалые и дерзкие. Иванко по их замашкам угадывал родную душу.

— Куда топаешь, горемычная головушка? — окликал он шатуна.

— Долю свою ищу!

— А где ее сыщешь?

— В Диком Поле, на Дону, на Волге!

— Вали за Камень, в Сибирь-сторонушку, найдешь свое счастье…

— Ну-у!

— Истинно. Нет вольнее и богатимее края. У гулящих людей глаза вспыхивали надеждой, они долго глядели вслед убегающим тройкам. Кольцо все замечал, прикидывал и, показывая Строганову на монастыри, которые сверкали главами церквей на холмах, над ярами рек, покачивал головой:

— Ай-яй-яй, что деется на белом свете! И на что монахам столько земель, рыбных урочищ, богатств? Гляди, сколько лепится вокруг куриных изб, — все кабальные холопы монастырские. Жадны, ох и жадны! — Ты о монахах так не говори! — строго перебил атамана Максим Яковлевич.

— Монастыри опора царству.

Иванко нахмурился, но смолчал. Как раз в эту пору впереди блеснул главами церквей, переливами черепичных островерхих кровель огромный город. Кони вынесли сани на холм, и перед очарованным взором сразу открылось величественное зрелище-Москва!

В центре, как шапка Мономаха в яркой оторочке, сверкает, переливается на закатном солнце куполами, шпилями, глазурью Московский Кремль. Казаки затаили дыхание, каждый тревожно подумал: «Как-то встретит Москва-матушка наши бесшабашные головушки?».

Солнце закатилось за дальние холмы, и сразу угасло сияние Кремля. Засинели сумерки, и темные витки дымков поднялись над скопищем бревенчатых изб. Разгоряченные тройки минули заставу и ворвались в кривые улочки стольного города. Серые бревенчатые тыны, покосившиеся плетни, на перекрестках колодцы с журавлями, подле которых крикливо судачили московские молодки. Большие пространства-пепелища, укрытые сугробами. Вот и Москва-река; на берегу ее мыльни, а на холме-недостроенные кремлевские стены.

— Все пожрал пламень. Вот деяния крымского хана Девлет-Гирея, пожегшего Москву! — печально вымолвил Строганов. — Что только было! Сколько скорби!

Кольцо притих, он с любопытством разглядывал город, вставший из пепла неистребимым и сильным. Высоко в небо возносились стройные башни, украшенные каменным кружевом. В их стремительном полете ввысь, в соразмерности зубцов, в размещении Кремля на холме чувствовался гений неведомых русских зодчих, совершивших это диво на земле! Вот куда вели со всех концов света дороги, — в Москву! Тут было средоточие великой державы, которую пытались истерзать крымские татары, шведы, поляки.

На слова Строганова атаман Кольцо ответил гневно:

— Придет час, русский народ напомнит крымской орде наши горькие слезы и беды! Доберемся и до нее! Великий русский воин Александр Невский поведал всем нашим ворогам памятный ответ: «Кто с мечом к нам войдет — от меча и погибнет. На том и стоит и стоять будет русская земля!».

Пораженный сказанным, Максим Яковлевич спросил Кольцо:

— Отколь сие известно атаману?

— Есть у нас ученый поп Савва, из летописи узнал сия премудрость!

— Правдивые слова, верные! — согласился Строганов.

Тройки помчали в Китай-город — в каменное подворье, указанное Максимом.

2

На берегах Балтики шла упорная и затяжная война. Русские дрались с извечным своим врагом за искони русские земли, за объединение Руси и освобождение родной страны от блокады на Западе. Народ бился за выход Руси к Балтийскому морю, по которому открывалась широкая дорога для торговли, для обмена мастерами, ремеслами, для дружеского сближения с соседями.

Война началась давно. К осени тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года была занята почти вся Ливония с двадцатью крепостями и удобными гаванями. Старинные русские города-Юрьев и Нарва отошли к матери-родине. Много было успехов и неудач. Несмотря на то, что нападения турок и крымских татар отвлекали много сил и внимания, русские войска успешно бились с врагами на Западе. Первого января тысяча пятьсот семьдесят второго года они штурмом взяли крепость Вейсенштейн. Битва была жестокая. Огонь из орудий не прекращался много часов. Неприятельским ядром был убит царский любимец Григорий Лукьянович Малюта-Скуратов. Царь долго стоял в горьком отчаянии над телом своего сподвижника. Из под ресниц его выкатились и потекли по лицу слезы.

— Камня на камне не оставлю! — сказал он о крепости. — А за твою смерть кровью умоются ливонцы!

К царю привели пленных. Глядя на них с ненавистью, он спросил:

— Есть ли среди вас пушкари?

— Есть, государь, — выступил вперед пленник. — Вот они! — показал он на толпу, стоявшую в стороне. — Бьют метко.

— Сам знаю, — сердито ответил царь Иван. — В самое сердце мое ядром угодили. Мне служить правдой не будете: сколько волка ни корми, все в лес глядит. А ворогам моим таких пушкарей не верну. Казнить их! — приказал он и пошел к шатру… Вскоре были взяты города Нейгор и Каркус, но под Лоде наши войска потерпели поражение. Шведы стремительно напали на русский лагерь и, пользуясь утомленностью воинов и внезапностью, произвели замешательство, заставили царя Ивана поспешно отступить.

За этой неудачей последовала другая: в лагерь прискакал из Москвы гонец и тайно сообщил царю, что в казанской земле поднялись черемисы и грозят отрезать Казань. Везде на дорогах появляются вооруженные толпы и перехватывают московских служивых людей. Сообщение встревожило царя, и он решил предложить шведскому королю мир. Долго думал Иван Васильевич, кого бы выбрать гонцом. Хотелось послать человека учтивого, но стойкого и решительного, который вручил бы царское письмо непосредственно королю. Выбор царя остановился на Чихачеве-скромном и молчаливом служилом человеке. Гонец со слугами выехал в Стокгольм. Он держался степенно, с достоинством. Подстать своему господину были и слуги. Чихачев спокойно, но строго предупредил их:

— Приехали мы в чужие земли, и по нас каждый будет судить о том, кто такие русские? Что за люди? Отчизна повелевает всем нам быть учтивыми, честными, не задираться и свято блюсти выгоды родной земли. Если кто озоровать будет, пеняй на себя!

Но никто и не думал озоровать. Бородатые, крепкозубые богатыри, одетые в добротные и опрятные кафтаны, поражали иноземцев своим добродушием и ласковыми, теплыми глазами. В Стокгольме за ними ходили толпы зевак, но русские терпеливо переносили эту чрезмерную назойливость.

Посол был принят высшими сановниками и сообщил им, что привез шведскому королю царскую грамоту, которую обязан вручить лично. Об этом немедленно доложили королю. Незадолго до этого он написал очень резкое письмо русскому царю и теперь, боясь ответного оскорбления, отказался взять в руки письмо московского государя, приказал ознакомиться с ним своим вельможам.

Чихачев наотрез отказался выдать письмо.

Ближний шведского короля, заносчивый и чопорный, блеснув синевато-льдистыми глазами, упрямо заявил:

— Приехал ты в землю нашего государя, так и должен исполнять нашу волю!

Русский гонец, не смутясь, спокойно ответил:

— Истинно, приехал я в землю вашего государя, а волю мне исполнять русского государя, нашей земли!

Шведский сановник побледнел, хрустнул пальцами:

— Если так, то будет приказано не выдавать вам припасов. Что скажешь на это?

— Коли так — умру с голоду, — твердо ответил Чихачев. — Одним мною у руского царя будет ни людно, ни безлюдно…

Не договорил гонец своих мыслей: один из грубых шведских полковников ударил его в грудь. Чихачев смолчал и сжал губы. Сдержанность русского гонца распалила шведа, он выхватил секиру и замахнулся:

— Я тебе голову отсеку, грязный руский мужик!

Посол поднял грозный взгляд на шведского вельможу: