Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

Берхтольд был умным человеком и опытным дипломатом, но он говорил искренне. Ему недоставало и уверенности, и решимости. Он всегда принимал решения после долгого обсуждения вопроса со своими подчиненными и даже иногда спрашивал мнения своих детей[1381]. Ему, стороннику мира, было трудно противостоять ястребам, особенно Конраду, который бомбардировал его памятными записками, убеждая начать войну с Италией или в 1912, 1913 и 1914 гг. – с Сербией[1382]. Берхтольду также недоставало необходимых знаний. Он мало знал о проблемах южных славян или Балкан или нюансах союза между Австро-Венгрией и Италией[1383]. В результате он был запуган более знающими коллегами и был склонен чрезмерно полагаться на их мнения. Его собственные взгляды на внешнюю политику были простыми и пессимистичными: Австро-Венгрии угрожают враждебно настроенные к ней соседи, а друг у нее только один – Германия. И если он когда-то надеялся на взаимопонимание с Россией, то со времени бос нийского кризиса пришел к убеждению, что на это мало шансов. Теперь Австро-Венгрия должна была, по его мнению, видеть в России «врага, который, безусловно, мог подождать, но не хотел забывать»[1384].

Когда в конце лета 1912 г. на Балканах возникла напряженность и поползли разговоры о войне, Берхтольд попытался сохранить там статус-кво, побуждая великие державы действовать вместе в рамках Священного союза Европы. Если им удастся нажать на Османскую империю, чтобы та изменила свое отношение к подвластным ей христианам, у Балканских государств больше не будет предлога для войны. Знаком того, насколько глубоко была теперь разделена Европа на враждебные лагери, была первоначальная реакция России и Франции в Антанте – подозрения и решимость не позволить Тройственному союзу играть первую скрипку[1385]. Сазонов сказал послу Великобритании в Санкт-Петербурге, что авторитету России на Балканах будет нанесен серьезный ущерб, если в Австро-Венгрии станут видеть защитницу христиан[1386].

Когда в конце сентября война на Балканах все же разразилась, руководство Австро-Венгрии, по-видимому, оказалось захвачено врасплох: ее военные атташе в Белграде и Константинополе были в отпусках[1387]. Череда быстрых побед Балканского союза вызвала сильное беспокойство и бурные дебаты в Вене. Общий совет министров Австро-Венгрии, который объединял страну, тянул с принятием новых военных расходов; теперь он поставил на голосование вопрос о выделении больших сумм на новые артиллерию и фортификационные сооружения. Так как стало ясно, что Османская империя потеряет большую часть, если не все, своих оставшихся европейских территорий и что со старым порядком на Балканах покончено, насущным вопросом для Австро-Венгрии был вопрос о том, каким будет новый порядок. Приемлемой была Большая Болгария, а независимое Албанское государство – желательным, потому что оно преградит путь Сербии к Адриатике и, вполне вероятно, станет сателлитом Австро-Венгрии. Однако гораздо большие Сербия или Черногория и последующий рост влияния России на Балканах были, безусловно, не тем, что Вена хотела бы видеть на своих южных границах. Требования Сербии включали санджак, который даст ей общую границу с Черногорией, часть Косова и доступ к Адриатике. Плохо было уже то, что у Черногории был крошечный участок адриатического побережья, но, если Сербия будет рваться на запад к морю, доминирующее положение Австро-Венгрии на Адриатике, которому уже бросила вызов Италия, столкнется с новой угрозой. Военно-морская база в Пуле, которая уже поглощала немалую долю ресурсов Австро-Венгрии, вполне может стать бесполезной, а очень важный порт Триест, расположенный на северном побережье Адриатического моря, мог быть задушен. Общественное мнение, которое уже враждебно относилось к Сербии, еще больше распалялось сообщениями о том, что сербы, продвигаясь в глубь османской территории, захватили австро-венгерского дипломата и плохо обращаются с ним, даже ходили слухи, будто его кастрировали. (Оказалось, что никакого вреда ему не причинили.)[1388]

Если его правительству не удастся справиться с Сербией и Черногорией, предупреждал генерал Блазиус Шемуа, сменивший на короткое время Конрада на посту начальника Генерального штаба, Австро-Венгрия может попрощаться со своим статусом великой державы[1389]. Конрад, который был подавлен успехами Сербии (мускулы на его лице постоянно подергивались, как сказал один его друг)[1390], отправил свой обычный длинный меморандум – на этот раз в более сильных выражениях, – настаивая на уничтожении Сербии. Берхтольд при поддержке императора и – поначалу – Франца-Фердинанда не поддался, но обозначил минимальные цели Австро-Венгрии другим державам: создание независимой большой Албании, недопущение Сербии к адриатическому побережью. Последнее, к несчастью для мира в Европе, было требованием Сербии, которое изначально поддержала Россия, чтобы продемонстрировать твердую поддержку своего сателлита.

Россия оказалась в неудобном положении. Ее военачальники пришли к выводу, что страна не будет готова к большой войне еще пару лет, и все же Россия не могла стоять в стороне и смотреть, как Австро-Венгрия расталкивает Балканские государства[1391]. Пытаясь отпугнуть Австро-Венгрию и ее союзницу Германию, Россия использовала тактику, к которой прибегнет снова летом 1914 г. В конце сентября 1912 г., точно в тот момент, когда Балканские государства мобилизовали свои армии, русские военные провели так называемую пробную мобилизацию в самом западном Варшавском военном округе, который граничил и с Германией, и Австро-Венгрией. Русские также продлили срок службы призывников, которых должны были демобилизовать. Благодаря этому число солдат на действующей службе выросло приблизительно на 270 тыс. человек[1392].

Действия русских вызвали ответные действия со стороны Австро-Венгрии, в которой нарастало уныние в связи с рухнувшим статус-кво на Балканах и растущей мощью Сербии, Черногории и – в меньшей степени – Болгарии. В конце октября Берхтольд имел долгую и трудную встречу со своими коллегами – военным министром Дуалистической монархии и министром ее финансов – на Общем совете министров. На этой встрече война с Балканским союзом была рассмотрена как серьезная возможность и было принято решение просить императора послать значительную группу войск для подкрепления войск, уже находящихся в Боснии[1393]. Вскоре после этого Берхтольд посетил Италию, где попытался убедить итальянцев поддержать Австро-Венгрию. (Он также взбодрился, посетив антикварные лавки и художественные галереи.)[1394] В ноябре, когда Балканский союз закрепил свои победы над турками, Австро-Венгрия ответила России, разместив свои войска в Боснии и Далмации в боевой готовности. Она также усилила свои гарнизоны в Галиции рядом с границами России, что вызвало панику среди местных жителей, которые испугались, что вот-вот начнется война[1395]. Европа действительно придвинулась ближе к всеобщей войне. В правящих классах России, как позднее писал Сазонов в своих воспоминаниях, царило твердое убеждение в том, что пришло время свести счеты с Австро-Венгрией и отомстить за боснийское фиаско[1396]. 22 ноября, через два дня после принятых Австро-Венгрией мер, царь председательствовал на заседании представителей высшего военного командования из ключевых западных регионов России, которые настаивали на том, чтобы правительство усилило их войска, и выступали за решающий поединок с Австро-Венгрией[1397]. Что касается царя Николая, то, по мнению посла Великобритании, он был даже еще большим панславистом, чем его правительство, и, говорят, сказал, что не потерпит второго унижения России вроде того, которое она испытала в ситуации с Боснией[1398]. На заседании было решено мобилизовать весь Киевский военный округ, который охватывал Западную Украину, а также большую часть Варшавского военного округа в Русской Польше. Также должна была начаться подготовка к мобилизации в Одесском военном округе, граничившем с Черным морем. Военный министр Сухомлинов не потрудился проинформировать своих гражданских коллег об этом важном и рискованном решении. Будет лучше всего, сказал он им, если они от самого царя узнают, что у него на уме. На следующий день, когда министры, включая Сазонова и Коковцова, который теперь был премьер-министром, были вызваны к царю в кабинет во дворце, расположенном в пригороде Санкт-Петербурга, они пришли в ужас от того, что услышали. Николай сказал им, что принял решение и телеграммы о начале мобилизации уже готовы к отправке. Россия, подчеркнул он, на данный момент лишь мобилизует силы против Австро-Венгрии, и он надеется, что Вильгельм, возможно, поддержит его и заставит Австро-Венгрию вести себя разумно. Коковцов осудил запланированную мобилизацию; она означала риск войны и с Австро-Венгрией, и ее союзницей Германией, а Россия была к ней не готова.