Стою за правду и за армию! - Михаил Скобелев

Тяжело дыша, грузно передвигая ноги, мы шли дальше. Крупные капли пота падали со лба. Иногда подъем был так крут, что можно было взбираться только при помощи рук. Вдруг, из расселины гор, показались первые лучи раннего солнца. Скоро рассеялась ночная тень, и вся снежная лавина ярко заблистала. Мы удвоили усилия, но с каждым шагом стали замечать, как снежная кора все более и более утрачивала свою упругость. Ноги наши вязли все чаще и глубже. То один, то другой из нас проваливался по колено в снежную массу и требовал помощи. Проводники понукали к возможной поспешности: «Еще немного усилий, – уверяли они, – и мы спасены». Уже последние силы наши, казалось, истощились, как вдруг – небольшой спуск, потом поворот вправо и мы очутились у каменного моста, – мы были у цели. У моста кончался завал. Рабочие бросили на землю чемодан, шубу, лопатки и, опираясь о перила моста, сказали: «Теперь, барин, ты можешь отдыхать, сколько хочешь. Можешь есть и пить, и нам что-нибудь дашь». Как этот отдых был сладок, как вкусно мы закусили!..

Остаток пути до станции не представлял уже никакой опасности. Сначала мы шли по каменистому грунту, прикрытому слабым слоем тающего снега, а потом по расчищенному уже шоссе между высоких снежных стенок, около которых копошились сотни рабочих рук. В Годоуре я не хотел отдыхать и, взяв свежую тройку, беспрепятственно доскакал до станции Млеты. На южном склоне гор уже снега не было, – все в зелени и в цветах; по обе стороны дороги с высота струились прозрачные ручейки снежной воды. Тут уже ни земляные, ни снежные обвалы не преграждали пути.

В красивом Млете меня встретило известие, что дальше ехать нельзя, потому что шоссе перед Пассанауром залито водою. Я все-таки не хотел уступить. Ни лавина, ни земляной обвал не задержали, надо и воду одолеть. Я только обещал лошадей и ямщика не подвергать опасности и возвратить их, если дальше ехать нельзя. Мы пустились по этой хорошо устроенной и хорошо содержимой дороге. Благодаря таянию снега в горах, дорога эта теперь беспрерывно пересекалась быстрыми потоками воды. Мы переехали маленький, потом большой ручей и, наконец, целый водопад. Следующий горный поток, вылившийся с гор через дорогу, был такой быстрый, что тройка с трудом тащила пустую телегу, а мы шли пешком по реке выше до мельницы, где по доскам и камням переправились через нее. Еще 2–3 версты проехали хорошо. Перед следующим горным водопадом ямщик объявил, что переезд невозможен, и был отправлен назад. Какой-то геркулес, в образе местного жителя, сначала перенес меня, потом денщика и, наконец, несчастный чемодан, и провожал меня дальше. Пришлось идти вброд, прыгать по камням, но мы шли охотно и радовались потом успехам.

Недалеко от Пассанаура с обрыва неслась широкая, быстрая река. На том берегу мы видели множество людей: дамы, офицеры, задержанные в пути, инженеры и рабочие, которые защищали берег от наводнения. Они послали ко мне еще трех человек в помощь к моим двум. Самый сильный из них взял меня на плечи, двое поддерживали с обеих сторон, а остальные шли впереди и сзади. С противоположного берега протянули к нам длинные шесты, затем радушные руки схватили и вытащили нас на берег, где встретило нас дружное «ура!». Со всех сторон посыпались вопросы: «Откуда вы? Разве переход через горы уже возможен?» Любопытство это было вполне понятно: все эти путешественники были задержаны в Пассанауре и нетерпеливо ждали возможности переехать через Кавказский хребет. Триумфально ввели меня в Пассанаур, угощали и просили рассказать о моем пути. Я хотел ехать далее, но встретил серьезный протест со стороны инженера дистанции. Часть шоссе была оторвана водою, ехать было опасно, тем более что уже вечер приближался. Инженер обещал до следующего дня сделать новую дорогу, повыше разрушенной, и обещал сам заехать и проводить меня до безопасной дороги. Что делать? Остался и гостил первый раз после двух суток. В 11 часов утра инженер пришел. Мы отправились на нововырубленную дорогу и оттуда я доехал, уже без особых препятствий, до Тифлиса.

Там я нашел Скобелева, который назначен был временно командующим войсками Ахалтекинского отряда. Я застал Скобелева в совещании с помощником наместника, князем Меликовым. Мне предложили должность отрядного врача. Это переворачивало все мои планы и семейные расчеты, но в службе нельзя признавать отказа. Я представился генералу Скобелеву. Молодой герой и на меня, как на всех, произвел сильное впечатление; гораздо охотнее, нежели думал, вступил я в разговор о походе. В заключение Михаил Дмитриевич объявил: «завтра отправляюсь в Владикавказ, через неделю надеюсь быть в Закаспийском крае».

– Завтра? – спросил я с удивлением. – Завтра невозможно: дорога еще не отрыта. Вам нельзя ехать…

– Вы все-таки приехали? – перебил он.

– Да, но я пешком шел, вброд переходил реки.

– Что вы могли, то и я могу! – вскричал молодой генерал и полушутя– полусерьезно посмотрел на меня.

Сам не знаю, как это случилось, что я молодому герою не доверил и заподозрил, чтобы он в состоянии был перенести те самые чрезвычайные физические тягости, которые я сам только что перенес. В этом сомнении, очевидно, сказалось невольно сложившееся заключение, созданное под влиянием первого впечатления, произведенного на меня Скобелевым, как на врача. Должно быть, я не доверял, чтобы эта странная, элегантная фигура, этот человек с аристократическою внешностью и с прекрасными, но все-таки уже поблекшими, потертыми жизнью чертами лица, мог находить в себе силы и выносливость, достаточные, чтобы совершить рискованный, утомительный, прозаический, вовсе не эффектный переход через реки, горы и снега. Следовательно, Михаил Дмитриевич мне, как врачу, не делал впечатления сильного организма, он не отвечал идеалу здоровья, крепости и выносливости натуры.

Мысль эта долго занимала меня. Я старался уяснить себе причину, как мог я, при первом свидании храброму и мною уважаемому генералу высказать такое, почти обидное, сомнение в его силе и энергии. Правда, что я представлял себе молодого героя совершенно иначе: более плотным, суровым и воинственным. Но внезапно составившееся во мне сомнение, в крепости организации Скобелева и его способности переносить большие труды и продолжительные тягости, вполне оправдалось потом во время экспедиции его частыми заболеваниями и, к сожалению, его раннею смертью. Я вовсе не хочу сказать (даже допустить), что все это сложилось в самом начале моего знакомства со Скобелевым и было так же ясно и понятно мне, как теперь. Но факт приведенного разговора существует, и о нем, может быть, помнит черногорец доктор Гвозденович, живший со Скобелевым в гостинице «Лондон», в Тифлисе.