Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве - Генрих Инститорис

чтобы она «отделала порчу». К ней присоединился Петр Брюханов и вместе с женой стал бить свою мать ногами куда попало. Все присутствовавшие молча смотрели на это, когда же Никита Артемьев порывался защитить свою жену, Виноградов сел к нему на колени и не допустил встать с места, а Владимир Грязнов в это время придерживал дверь. Наконец Виноградов предложил затащить Маркову в погреб, чтобы она откопала 100 рублей, в которых была «порча», и с этой целью принес веревку, надел старухе на шею и потащил ее к погребу, куда вместе с Грязновыми и втолкнул ее, после чего дали ей в руки косарь, требуя, чтобы она откопала «порчу». И лишь когда Маркова совершенно ослабела, ее оставили в покое.

К этому времени стал собираться народ из соседней деревни Петрушино, где от мальчишек узнали, что в Синицах «бьют колдунью». Из вновь пришедших кто-то посоветовал Петру Брюханову накалить железный засов, чтобы прижечь ведьме пятки. Петр разложил на дворе костер, но в это время Марья Маркова упала с завалинки, на которой сидела, и скончалась. Ольга Брюханова, находясь все время в сильном истерическом припадке, плясала, хлопала в ладоши и кричала: «Сейчас разделают, разделают!» (снимут порчу).

Привлеченные в качестве обвиняемых, все упомянутые лица, не отрицая самого факта совершения преступления, утверждали, что, не имея намерения лишить старуху жизни, хотели лишь, чтобы она «отделала порчу», которую, по их мнению, действительно причинила Марья Маркова. Все они, по их словам, были «словно околдованные», так что совсем потеряли рассудок.

Ольга Брюханова была подвергнута судебно-медицинскому испытанию в Ярославской земской больнице и признана совершившей преступление в состоянии умоисступления, вследствие чего уголовное преследование ее по настоящему делу было дальнейшим производством прекращено.

На судебном следствии все свидетели единогласно показали, что побои наносила только Ольга Брюханова, остальные не помогали, но и не мешали. Далее было установлено, что слух о «порче» Марковой Ольги держался в деревне всю зиму; что и в соседней деревне Горохове появилась «порченая» и молва приписывала «порчу» той же Марье Марковой; что «порчи» вообще случаются нередко, и, по народному верованию, кого больная выкликает, тот и «испортил». Далее выяснилось, что Ольга Брюханова была всегда женщина здоровая, родила трех детей и сама их выкормила, но что действительно с Введеньева дня она внезапно заболела. Покойная Марья Маркова была женщина хорошая, да и Петр был хороший сын, и никто из подсудимых не был во вражде со старухой.

Эксперт, уездный врач Ковалев, признал побои тяжкими, угрожающими опасностью жизни; смерть Марковой, по мнению эксперта, последовала от кровоизлияния в мозг, бывшего, в свою очередь, результатом ударов твердым предметом в голову покойной. Далее, на вопросы защиты эксперт высказал мнение, что сильный припадок больной истерией действует заразительно на окружающих, что обвиняемые, будучи сами нормальными и здоровыми людьми, по всей вероятности, однако, находились в состоянии психического оцепенения и едва ли сознавали, что они делали.

Суд приговорил: Петра Брюханова к шести годам каторжных работ; Виноградова к четырехлетней каторге, а Грязновых к ссылке на поселение – с лишением всех подсудимых всех прав состояния. Приговор произвел огромное впечатление. Подсудимые, бывшие к моменту его оглашения на свободе, немедленно были взяты под стражу. Огромная толпа мужиков, баб и детей с рыданиями и воплями провожала их через весь город до стен тюрьмы.

Московский корреспондент «Нового времени» Old Gentleman[137] в одном из своих талантливых фельетонов (№ 7036 за 1895 год) рассказывает о народной расправе с колдуньей, имевшей место в Москве, в самом центре города, на Никольской улице.

«Одна из наиболее чтимых московских святынь – часовня Святого Пантелеймона на Никольской. В ней и около нее всегда толпа. По ночам часовня заперта, но ранним утром, далеко до рассвета, в ней служится молебен; затем чудотворная икона вывозится в город для служения молебнов в частных домах. Тогда в часовню собирается особенно много народа – все больше мещан и крестьян. Так было и в ночь 25 сентября. Часовня еще не была отперта, а около нее уже толпилось человек триста. Между ними находились крестьянский мальчик Василий Алексеев и какая-то простая женщина, одержимая припадками – не то истерического, не то эпилептического свойства. Возле этой пары стояла крестьянка Наталья Новикова; она разговорилась с мальчиком и подарила ему яблоко… Мальчик куснул яблоко – и надо же быть такому несчастью, чтобы как раз вслед за тем с ним сделался истерический припадок. На крик Алексеева прибежал с ближайшего поста городовой и отвез больного в приемный покой. Толпа, конечно, всполошилась:

– Отчего был крик? В чем дело?

Наталья Новикова и женщина, сопровождавшая Алексеева, вероятно, успели тем временем повздорить, потому что вторая из них принялась объяснять народу происшедший случай таким ехидным образом: мальчика испортила вот эта баба. Дала ему яблоко, а яблоко-то было наговорное. Едва он закусил яблоко – как закричит и почал выкликать…

Суеверная сплетка быстро обошла толпу и подчинила ее себе. На Новикову глядят со страхом и ненавистью. Слышны голоса:

– Ведьма!

– Мальца заколдовала!

– Пришибить – и греха не будет…

На Новикову начинают нажимать; она струсила и решила лучше уйти подальше от греха: народ – зверь, с ним не сговоришь. Пока она пробиралась к Проломным воротам, толпа рычала, но не кусалась; со всех сторон ругательства, отовсюду свирепые взгляды, но ни у кого не хватает мужества перейти от угроз к действию… В это время кто-то громко и отчаянно крикнул:

– Братцы… бей колдунью!

И в ту же минуту Новикова была сбита с ног и десятки рук принялись молотить по ней кулаками… Молотили с яростью, слепо, не жалея, насмерть… И, не случись на Никольской в ту пору опозднившегося прохожего, чиновника Л. Б. Неймана, Новиковой не подняться бы живой из-под града ударов. Г-н Нейман бросился в толпу:

– Что вы делаете? С ума сошли?

– Бей колдунью!

– Этот – что тут еще?!

– Вишь, заступается…

– Заступается? Видно, сам из таких… бей и его!

– Уйди, барин! Не место тебе здесь… Наше дело, не господское…

– Бей! бей! бей!..

Г-н Нейман, обороняясь, как мог, протискался, однако, к Китайскому проезду, где подоспел к нему городовой, чтобы принять полуживую Новикову: она оказалась страшно обезображенною, защитника ее тоже, выражаясь московским жаргоном, отделали под орех…

И над сценой этой средневековой расправы ярко сиял электрический фонарь великолепной аптеки Феррейна, и повезли изувеченную Новикову в больницу мимо великолепного Политехнического музея, в аудитории которого еженедельно возвещается почтеннейшей публике то о новом способе управлять воздухоплаванием, то о таинствах гипнотизма, то о последних чудесах Эдисоновой электротехники. И когда привезли Новикову в больницу, то, вероятно, по телефону, этому чудесному изобретению конца XIX века, дали знать в дом обер-полицмейстера,