Скандалы советской эпохи - Федор Раззаков

Работа закипела и какое-то время шла вполне плодотворно. Но когда в январе 78-го постановщики представили Союзу композиторов СССР и репертуарно-редакционной коллегии Минкульта СССР клавир оперы, грянул скандал. Министерские чиновники обнаружили в клавире такие изменения, с какими просто не могли согласиться. Как писал министр культуры СССР Петр Демичев в ЦК КПСС: «По мнению специалистов, в результате вмешательства в партитуру, сокращения жанровых и лирических сцен, перенесения места действия в игорный дом и других изменений искажается замысел композитора, нарушается художественное единство оперы».

В итоге Минкульт запретил постановщикам даже близко приближаться к этой опере и не отпустил их на рабочее совещание по ней в Париж. А «Гранд-опера» уже практически была готова к премьере: были произведены внушительные финансовые затраты, проведены репетиции, развешана реклама. И тут такой облом! Пытаясь спасти ситуацию, постановщики напросились на прием к министру культуры. Эта встреча состоялась 24 февраля 1978 года, однако полной ясности в происходящее не внесла. Трем ходокам (четвертый – Рождественский – находился на гастролях) было заявлено, что «над проблемой надо еще работать и работать». Договорились встретиться еще раз в середине марта. Но тут случилось неожиданное…

11 марта главная газета страны «Правда» жахнула по «Пиковой даме» устами дирижера Большого театра Альгиса Жюрайтиса. Статья называлась вполне недвусмысленно – «В защиту „Пиковой дамы“. Автор статьи, в частности, писал следующее:

«Готовится чудовищная акция! Ее жертва – шедевр гения русской музыки П. И. Чайковского. Не в первый раз поднимается рука на несравненное творение его – „Пиковую даму“. Предлог – будто либретто не соответствует Пушкину. Эдакие самозванцы, душеприказчики Пушкина. Какая демагогия!.. Придет ли кому-нибудь в голову (разве только сумасшедшему) под тем или иным предлогом переписать Рафаэля, да Винчи, Рублева, улучшать помпейские фрески, приделать руки Венере Милосской, исправить Адмиралтейство или храм Василия Блаженного? А ведь затея с оперой Чайковского – то же самое. Кто же дал право любителям зарубежных сенсаций под ложно сфабрикованным предлогом „осовременивания“ классики истязать, уродовать эту гениальную музыку и тем самым четвертовать душу Чайковского, породившего ее?..»

Уже в наши дни выяснились любопытные подробности ее появления. Оказывается, за пару-тройку недель до публикации Жюрайтиса пригласили в один из высоких кабинетов и попросили съездить в Париж, чтобы лично удостовериться в качестве скандального произведения. При этом заметили: «А если бы вам удалось раздобыть и партитуру его, было бы вообще замечательно!» Дирижер отправился в Париж и, пользуясь своими старыми связями в «Гранд-опера», где он неоднократно выступал, раздобыл искомую партитуру.

Однако, когда руководство театра узнало об этом, оно тут же подняло шум, прекрасно сообразив, для чего именно понадобилась московскому гостю партитура. Уже на следующее утро чуть ли не все французские газеты опубликовали на своих страницах открытое письмо директора «Гранд-опера» Рольфа Либермана. В нем он писал: «Господин Жюрайтис! Мы вас уважаем как музыканта, ценим ваш талант, всегда принимали вас и будем принимать в нашем театре. Но мы пришли к выводу, что ваше присутствие в стенах „Гранд-опера“ должно быть ограничено минутой начала музыкального произведения и минутой его окончания. Ибо дальнейшее ваше присутствие сопровождается действиями, подпадающими под статью уголовного законодательства…»

Между тем виновники скандала – Юрий Любимов и K° – почти сразу написали в «Правду» ответное письмо. В нем они привели убедительный список опер и балетов, идущих на сцене того же Большого театра «с сокращениями и досочинениями, а иногда и в переоркестровке». Они вспомнили и новый текст к «Ивану Сусанину», и то, что балет «Иван Грозный» вообще не написан Прокофьевым, а составлен из музыки Прокофьева к одноименному фильму и многое другое. Однако это письмо «Правда» не напечатала. Его авторам из газеты пришло лишь письмо за подписью главреда Афанасьева. В нем сообщалось: «Мы решили не печатать Ваше письмо. Главная причина в том, что у нас нет убеждения в Вашей искренности… Кстати, о содержании Вашего письма в „Правду“ знают многие в Москве – от студентов до академиков… Но кому все это на пользу? Уверен, что ни стране, ни партии, членом которой Вы являетесь (письмо было адресовано Ю. Любимову. – Ф. Р.). На письмо Жюрайтиса «Правда» получила сотни откликов. Увы, в Вашу пользу – ни одного».

Между тем 20 марта шеф КГБ Юрий Андропов направил в ЦК КПСС докладную записку о реакции творческой интеллигенции на письмо дирижера А. Жюрайтиса. Андропов сообщал:

«…Высказанная автором письма озабоченность безответственным отношением к опере Чайковского в целом встретила поддержку и одобрение. Ряд видных деятелей культуры и искусства нашей страны считает, что затронутая Жюрайтисом проблема неоправданной модернизации национального классического наследия перестала быть проблемой, касающейся отдельных видов советского искусства, что необходим серьезный разговор об отношении к классике…»

Между тем было бы неверным утверждать, что вся творческая интеллигенция как один выступила в поддержку Жюрайтиса. Его поддержали представители державного лагеря, а вот либералы почти все осудили. Например, композитор Микаэл Таривердиев, выступая в Ленинградском университете, назвал статью Жюрайтиса несправедливой и даже грубой. Ему это тут же припомнили. Тот концерт вызвал в городе большой ажиотаж, студенты ломились на него чуть ли не в окна, в результате два человека пострадали. Как вспоминает сам композитор: «Скандал разразился грандиозный. В этом скандале смешали все – и давку, и беспорядки, как будто я их устраивал, и мою резкую отповедь газете „Правда“. У меня должны были состояться другие концерты в Ленинграде. Но секретарь Ленинградского обкома Романов личным распоряжением их запретил. Почти год из Ленинграда мне не звонили…»

«Вульгарная» Алла

(Алла Пугачева)

В 1977–1978 годах в СССР началась бурная слава певицы Аллы Пугачевой. Ее выступления часто показывали по ЦТ, на ее концерты ломились толпы людей, а в прессе одна за другой выходили статьи о ней. В большинстве своем это были положительные рецензии, хотя порой появлялись и другие, где Пугачеву критиковали за… вульгарность и желание быть со зрителем запанибрата. Сегодня подобные обвинения вряд ли могут «напрячь» эстрадных «звезд», поскольку их поведение чаще всего базируется именно на таких проявлениях. А в советские годы подобное всячески осуждалось. В качестве примера такого «наезда» на Аллу Пугачеву приведу статью Л. Петровой из киевской «Рабочей газеты» (номер от 11 февраля 1978 года) под названием «Если долго мучиться…». В ней, в частности, писалось следующее:

«Певица Алла Пугачева может нравиться или не нравиться, но равнодушными не оставляет – в этом со мною, наверное, согласятся все. Вполне вероятно, что желающих попасть на концерты, где ей принадлежит целое отделение, было хоть отбавляй. Действительно, одно дело песню услышать по радио, по телевидению, а другое – лично присутствовать при том, как певица создает номер, как она, преображаясь, входит в образ, увлекая огромный зал за собой.

Нет, мы не обманулись. Все это было. Были и аплодисменты, и цветы. Легко и непринужденно обращается Алла Пугачева к зрителям, затрагивая самые разнообразные темы…

Но… Если все так хорошо, то почему же меня охватывает это неприятное чувство неловкости за актрису? Во всей этой легкости и непринужденности уж очень много «чересчур», какого-то нарочитого желания заинтриговать и подчеркнуть: «Я не такая, как все». А где начинается нарочитость, там кончается искренность и душевность – то есть то, к чему, по словам самой певицы, она стремится.

– Ах, как ты красив, – говорит она парню из первого ряда. – Тебя как зовут? Гена? Будешь вдохновлять!

Примем это милое заигрывание с залом. Но зря она так старательно доказывает нам свое право на свой экстравагантный костюм – мы и в нем ее любим.

Глядя, как красивая тетя так нелепо ведет себя на сцене и даже валяется по полу, исполняя их любимую песенку «Волшебник-недоучка», дети (а их много в зале) недоумевают. Да и многие взрослые тоже.

И уж совсем странно поступает певица, когда в конце незатейливой лирической песенки с припевом «Если долго мучиться, что-нибудь получится» кричит одному из музыкантов: «Софрон, давай!» – и смачно провозит Софрона физиономией по электрооргану.

Алла Борисовна, дорогая, да за что же вы так с бедным Софроном, с нами, любящими вас зрителями, и с собой поступаете?

Зачем вам, талантливой актрисе, это дешевое трюкачество, эти вызывающие жесты? Правда, мне приходилось как-то слышать от одного знатока эстрады, что эстрадный артист должен зрителя поразить, заинтриговать, даже раздразнить и вообще эпатировать.