Потрясающий мужчина - Ева Геллер

— Платье я не хочу видеть, — заявил Харальд. — Я знаю, что оно пойдет тебе, пойдет, и хочу увидеть его при соответствующих обстоятельствах. А теперь я желаю видеть молнии и слышать гром. — Он подлил себе шампанского.

— А я бы очень хотел увидеть на тебе платье, — попросил Руфус, — и потом мне обязательно надо поговорить с тобой.

— О чем?

— Скорей всего, о чем-то совершенно неважном, — сказал Харальд и зажег себе новую сигарету.

Руфус взмолился:

— Харальд, я прошу тебя! Ведь у нас есть время, разве нет?

Я поехала вверх на лифте, чтобы не терять времени. Но войдя в свою комнату, я подумала, что невозможно примерять большое бальное платье в маленьком зеленом рабочем кабинете. Тогда я взяла общий ключ и пошла по коридору в девятнадцатую комнату. Ту самую, с розово-красными стенами и красными розами на черном ковре. Ура, у нас к каждому платью есть подходящая комната!

Я с трудом узнала себя, когда увидела свое отражение в зеркале. Букет роз. Платье будто сшито для меня на заказ. Благодаря замаскированной резинке на спине, вшитый лифчик никуда не съезжал. И на бедрах, там, где начиналась широкая юбка, все подходило до сантиметра. Повсюду пенились розы. Я побежала в свою комнату, достала красные туфли, вернулась в розовые апартаменты и надела их. Отлично, теперь подол был чуть выше, и мне не придется подметать юбкой пол.

Я была в восторге от своего отражения. Красный цвет так гармонировал с моими темными волосами. В этом чудесном платье, с таким красивым мужчиной, как Руфус… да, я станцую с ним вальс на открытии, и с Харальдом, конечно, тоже… Тут на меня снова нахлынула грусть. Это будет последний вальс… Потом я приказала себе не думать о завтрашнем дне, а уж тем более о том, что будет через шесть недель, когда я снова вернусь туда, откуда приехала, и все начну с начала. Мне хотелось прогнать грусть. Я посмотрела на себя в зеркале и подумала: надо жить подобными счастливыми моментами, нельзя заглядывать в будущее. Руфус подарил мне это платье, Харальд выбрал его… Это должно быть самое прекрасное расставание в моей жизни.

Я услышала телефонный звонок в моей двадцать второй комнате. Я перешла туда.

Это был Руфус.

— Можно к тебе подняться? Харальд меня нервирует.

— Ну конечно, поднимайся. Я в девятнадцатой.

Я ждала Руфуса на балконе.

— Какая ты красивая, Виола, — сказал он.

— Ты тоже, Руфус, — засмеялась я. — Почему ты расстался со своей бородой?

— Харальд сказал, что даст мне хороший совет, но это скорее был приказ. Он сказал: сейчас самое время, а то я не вызываю у тебя никаких страстных чувств.

Руфус стоял напротив меня, прислонившись к другой стороне балкона. Теперь, когда его лицо, так сказать, было доступно взгляду, он очень даже мог возбудить страстные чувства.

— У меня разрывается сердце, как только я подумаю, что ты скоро уедешь.

— Не думай об этом. — Я солгала. — Я тоже не думаю об этом.

— Но я не могу думать ни о чем другом. — Он опустил голову, пересек балкон и обнял меня, смяв при этом розы на моем платье. Но я подумала: забудь о розах, если их подержать над паром, они опять расправятся. Я хотела думать только о Руфусе и об этом вечере.

Руфус отпустил меня.

— Подожди, я должен закрыть дверь. — Музыка не стихла, но стала менее назойливой. Руфус вернулся на балкон и опять встал в двух метрах от меня на другой стороне.

— Виола, ты приняла решение вернуться, нельзя же остаться здесь уборщицей. Уборщица — это не перспектива. Но я не хочу, чтобы ты уходила. — Где-то громыхнуло. — Поэтому я должен наконец выразиться яснее, даже рискуя получить отказ. Словом, я хотел тебя спросить, не хочешь ли ты остаться, и поэтому я хотел тебя спросить… — Прогремел гром. Руфус посмотрел на небо. — Теперь наконец могла бы сверкнуть молния.

Я тоже посмотрела на небо. Нет, молнии не было. Рваное облако проплыло мимо почти полной луны. Я не дышала, затаившись от страха — был ли у меня ответ на его вопрос?

— Виола, хочешь ли ты стать моим коммерческим директором?

— Твоим коммерческим директором? Как тебе это пришло в голову?

— Я не справлюсь без тебя. Я не хочу справляться без тебя.

Сверкнула молния.

— Наконец-то, — выдохнул Руфус, — наконец-то подходящая атмосфера для моих признаний. Виола, я должен сделать тебе два признания. — Он проглотил слюну.

У меня тоже все пересохло в горле. Два признания?

— Первое, Виола: я дальтоник.

— Дальтоник?

— Я не различаю зеленый цвет. Могу показать тебе медицинское свидетельство.

— А что это значит?

— Я часто не могу отличить зеленое от красного, коричневого или серого. Но это не страшно, я не инвалид и нормально живу с этим. Пожалуйста, не спрашивай меня, как все, могу ли я вообще водить машину — разумеется, я ведь знаю, что красный цвет в светофоре всегда наверху. Это не проблема. Но если я один буду дальше руководить отелем, он скоро будет выглядеть так же, как раньше. Ты принесла сюда стиль, который покоряет меня. Да не только меня — абсолютно всех. Я всегда восхищался людьми с твоим вкусом… — Опять блеснула молния. Руфус замолчал. Прогремел гром. — Ах, нет смысла говорить об этом… С того самого вечера, когда мы познакомились, я надеялся, что когда-нибудь, когда у тебя все кончится с этим Бенедиктом, у меня появится шанс…

— Как ты мог тогда предполагать, что у нас все кончится с Бенедиктом?

— Я это предчувствовал с самого начала. Меня как-то задело, когда я увидел тебя в твоем потертом пальтишке, а его в большом шикарном «БМВ». И потом, когда ты начала работать у нас уборщицей, у меня появилось больше надежды…

— Если ты действительно дальтоник, как ты тогда рассмотрел, что мое пальто потертое?

— С синим у меня нет проблем. К тому же порой видишь вещи четче, когда они не такие пестрые.

Я громко рассмеялась:

— Ты дальтоник! Какого цвета твои трусы?

Руфус покраснел — это было видно даже в темноте балкона — и испуганно ощупал свои брюки, чтобы проверить, застегнута ли молния. Я тоже покраснела. Как я посмела в такой ситуации спрашивать про трусы! Само как-то вырвалось. Только потому, что с Руфусом можно говорить о чем угодно.

— Как это тебе пришло в голову? — спросил Руфус, убедившись, что ширинка застегнута.

— На твоей кухне я однажды увидела трусы. Они были розово-серыми, и я спросила себя, как может мужчина добровольно носить такие трусы.

— Розово-серые? Я думал, они светло-зеленые. Продавщица сказала, что это очень красивый яблочно-зеленый. — Руфус сделал шаг вперед. — Ты смогла бы жить с дальтоником?