Бальзам Авиценны - Василий Веденеев

Коляска уже стояла у крыльца. Адмирал покровительственно потрепал по плечу Дэвида, уселся и велел трогать. Сегодня к вечеру объявят о кончине эсквайра Томаса Роу, а завтра утром он наведается сюда еще разок: все же приглядеть кое за чем не помешает…

Резко ударил станционный колокол, лязгнули сцепы, и поезд медленно тронулся, оставляя на перроне толпу провожающих, потных носильщиков и равнодушных жандармов. Федор Андреевич поудобнее устроил на коленях объемистый дорожный саквояж и откинулся на спинку сиденья – наконец-то они покидают Францию. Впереди долгий путь: надо проехать через Пруссию, потом начнется Царство Польское, и, хотя оно считается землями российской Державы, все равно это еще не родина. Но дорогу осилит идущий.

С саквояжем он не расставался ни на секунду – в нем лежали сумка с записками полевых съемок в степи и пустыне, завернутая в кусок китайского шелка заветная шкатулка с табличками костяной карты и старинныи рукописный фолиант. Предстояла огромная работа по расшифровке и сверке записей в книге с костяными табличками карты, а потом все это нужно сопоставить с последними данными картографического отделения Генерального штаба. У окна купе, аккуратно зашитая в чехол из плотной мешковины, стояла сабля, которую некогда носил Мирт – предводитель вольных всадников.

Спасибо однокашнику по академии: он принял помог и отправил домой. Посмеиваясь в усы, Федор Андреевич вспомнил, как полезли на лоб глаза приятеля, когда он услышал о приключениях капитана, в погоне за картой перешагнувшего рубежи множества стран. Не меньшее удивление и восхищение вызвала и спутница Кутергина, которую тот теперь уже официально представлял как свою невесту маркизу Лючию да Эсти.

Отвернувшись от окна, Кутергин встретился взглядом с сидевшей рядом Лючией. нежно пожал ее руку и с грустью подумал: как жаль, что предания и легенды оказываются всего лишь красивыми сказками. Синьор Лоренцо прав: бальзама Авиценны, якобы даруюшего бессмертие, не существует. И все-таки жаль! Если бы Федор Андреевич или Лючия знали рецепт бальзама, может быть шейх Мансур-Халим остался бы жив?!

Лючия ответила на пожатие руки любимого и мысленно попросила у него прощения за ту ложь, которую она уже принесла в их семью. Впрочем, это не столько ложь, сколько великая тайна, но все же и ложь, поскольку Лючия до конца не открылась самому дорогому для нее человеку.

В саквояже, стоявшем на коленях храброго капитана, лежали две деревянные таблички и древняя рукописная книга. Таблички означали посвящение в сан Великого Хранителя знания, а в каждом из трех разделов фолианта были зашифрованы рецепты снадобий и трав для трех глиняных кувшинчиков, вместе составлявших бальзам Авиценны. Сам того не зная, избранник Лючии, стал одним из Великих Хранителей. Но в том нет ее вины.

Лючия уже выучила несколько русских слов и поклялась себе, что через год будет свободно говорить по-русски. Она станет самой верной, заботливой и преданной женой, она родит любимому Федору-Теодору, много сыновей и старшему из них, как самую великую ценность, передаст наследие деда – знаменитого восточного врача Мансур-Халима, слепого шейха. Передаст тайну бальзама Авиценны! Да, она солгала, сказав, что в таинство посвящены только мужчины, но то была ложь во спасение!

– Я люблю тебя, – шепнул Федор Андреевич.

– И я люблю тебя, – по-русски ответила Лючия. Она будет служить мужу всю свою жизнь: и как жена, и как самая преданная подданная и послушница Великого Хранителя.

Занятые собой, они не заметили, как за окном, когда проезжали пригороды Парижа, промелькнула на дороге жалкая лошаденка, уныло тянувшая дроги с простеньким гробом, – это везли на кладбище нотариуса Эммануэля Фиша. Он оказался все-таки прав, когда обещал русскому капитану еще раз встретиться с ним. Но встреча произошла совсем не так, как представлялось хитроумному юристу.

Поезд набирал ход, отсчитывая стыки рельсов мерным стуком колес.

– Я люблю тебя, – снова шепотом, хотя они были в купе одни и никто не мог их подслушать, сказал Федор Андреевич.

– И я люблю тебя, – так же тихо ответила Лючия…

Эпилог

Трудно с полной определенностью утверждать что привезенная в Санкт-Петербург капитаном Генерального штаба Федором Андреевичем Кутергиным уникальная костяная карта Азии и ее описание сыграли решающую роль в подготовке российских военных экспедиций. Однако, покончив с польскими повстанцами и практически замирив Кавказ, Российская держава начала упорно продвигаться на Восток именно с 1864 года – неотвратимо, планомерно, по историческим меркам – стремительно. Притом со знанием дела, и в этом была немалая заслуга Генерального штаба.

Когда русский батальон высаживался на косе Кизил-Су у будущего города Красноводска, его командир располагал совершенно точными сведениями о том, с каким прибрежным иомудским родом ему вести переговоры о проводниках через пески, сколько в нем кибиток, каковы симпатии и антипатии того или иного сердара или аксакала этого рода.

Он прекрасно знал также, сколько ведер воды и какого качества можно взять в том или ином колодце на всех маршрутах движения по разным караванным тропам через раскаленную пустыню, сколько верст можно пройти в сутки конным или пешим ходом, где лучше устроить дневки и привалы, а также многое другое. Нелишне добавить также, что при этом обычном русском батальоне находились квалифицированные переводчики-толмачи, а сам командир досконально изучил местные обычаи и мог объясняться по-туркменски, по-персидски и на английском, что было немаловажно в условиях непредсказуемой колониальной войны.

В 1865 году русские заняли Ташкент, служивший яблоком раздора между эмирами Бухары и ханами Коканда. Следующий удар был нанесен по Самарканду, где находилась знаменитая гробница Тамерлана, и город в 1868 году также пал.

С первого же дня появления в Азии русские ясно дали понять всем населяющим ее народам: они не намерены без особых на то причин вмешиваться в их внутреннюю жизнь, верования и исторически сложившиеся обычаи; в политическом же плане Россия станет гарантом мира и стабильности. Для среднеазиатского региона это было крайне важно: ежегодно здесь происходило до двухсот межклановых, межродовых и аламанских [17] войн. И так продолжалось из века в век!

Нельзя сказать, что военные действия всюду протекали легко и гладко: русские войска несли чувствительные потери от болезней, солнечных и тепловых ударов, набегов воинственных текинцев. Но именно в Азии взошла новая яркая звезда молодого русского полководца, которому было суждено навеки остаться в памяти многих народов: в 1869 году в Туркестан прибыл причисленный к Генеральному штабу штабс-ротмистр Гродненского гусарского полка Михаил Скобелев, уже успевший к тому времени закончить Академию Генерального штаба.