Дети ночи - Вампирские Архивы

Никто не решается приблизиться ни к демону, ни к девушке. Они лишь смотрят в ужасе и с трепетом осознают то же, что понял Феролюц.

В этот миг вампир взмывает вверх, и огромные лебединые крылья на его спине вновь исцелены и невредимы. Как и предсказали доктора, он полностью поправился, и непомерно быстро. Он беспрепятственно срывается в воздух, словно стрела, как будто земного притяжения больше не существует. И тут же девушка обнимает его за талию и, хрупкая и легкая, взлетает вверх вместе с ним. Он не смотрит на нее, но направляется к дверному проему, прорывается сквозь него, мечом, когтями, крыльями, даже собственной тенью разметывая людей и кирпичи со своего пути.

И вот он уже в небе над ними, черная звезда, так и не угасшая. Они видят, как плещут и бьются крылья и как развевается платье девушки и ее распущенные волосы, а затем это видение ныряет вниз и скрывается в тени гор, и восходит солнце.

Глава 5

Это удача, что гора с рассветом накрывает его тенью. Львиная кровь и вынужденная неподвижность сотворили чудо, но солнце может убить его. К счастью, тень, глубокая и холодная, словно омут, обнимает вампира, и в ее пределах отыскивается пещера, еще глубже и холоднее. Здесь он приземляется и оседает, стряхивая девушку, о которой почти успел забыть. Разумеется, он не боится ее. Она похожа на ручного зверька, словно охотничьи псы, или волки, а может, ястребы, которых время от времени держала при себе стая вампиров. Все, что ему нужно знать, — что она помогла ему. И поможет снова. Так что когда, спотыкаясь в темноте, она приносит ему в горстях воды из источника в глубине пещеры, он не удивляется. Он пьет воду, единственное вещество кроме крови, которое поглощает его род. Затем он рассеянно гладит ее волосы, как мог бы приласкать ручное животное, каковым она, как видно, и стала для него. Он не признателен, как и не насторожен. Его разум поглощен иными вопросами. Обессилев, он засыпает, и, поскольку Роиз тоже измучена, она засыпает с ним рядом, прижимаясь к его теплому телу в леденящей темноте. Как и у принца вампиров, как выясняется, ее мысли незамысловаты. Ей грустно, что она огорчила Проклятого герцога. Но она не сожалеет о содеянном, поскольку не могла позволить Феролюцу умереть — как не могла и отказаться покинуть кухню ради двора.

День, едва начавшийся, во сне пролетает быстро.

Феролюц просыпается после захода солнца, не увидев его. Он встает и идет к выходу из пещеры, который теперь открывается в полное небо звезд над горами. Замок остается далеко внизу и невидим для глаз Роиз, когда она встает рядом. Она даже не ищет его, поскольку ей и без того есть на что посмотреть.

Огромные темные силуэты ангелов кружат, заслоняя вершины и звезды. И там, в сверкающей вышине, зарождается их песня. Это погребальный плач, их скорбь, безжалостная и сильная, по принцу, погибшему в каменном сердце их охотничьих угодий.

Его народ не смеется, но, как и для птиц или для диких зверей, для них есть нечто равнозначное смеху. Такой звук издает теперь Феролюц и, словно пущенное копье, взмывает в воздух.

Роиз у входа в пещеру, покинутая, забытая, незамеченная даже стаей вампиров, следит за крылатым человеком, пока он летит к своим сородичам. На миг она допускает, что сумеет украдкой спуститься вниз по извилистым горным тропам. Но куда ей идти? Она не тратит много времени на эти размышления. Они не занимают и не увлекают ее. Она следит за Феролюцем и, поскольку давно уже узнала о бесполезности слез, не плачет, хотя ее сердце начинает разрываться.

Пока принц скользит — его тело неподвижно, крылья расправлены, ловя нисходящий воздушный поток, — в самый вихрь черного оперения, алые звезды глаз вспыхивают вокруг него. Скорбный плач стихает. Воздух неподвижен.

Тогда Феролюц ждет. Он ждет, поскольку настрой его народа не похож на то, каким он всегда знал его. Как если бы он ворвался в пустоту. Так что из тишины, но не из чего-то иного он узнает все. В каменной клетке лежал он и пел о своей смерти, как и подобает умирающему принцу. И ритуал был завершен, и теперь за ним следуют плач, и скорбь, а затем избрание нового владыки. И ничто из этого не подвластно переменам. Он мертв. Мертв. Так есть, и так будет, и ничто не изменит этого.

На миг Феролюц протестует. Возможно, это краткое пребывание среди людей отчасти научило его их тщете. Но стоит лишь крику сорваться с его губ, как вокруг него, словно мечи, вздымаются огромные крылья. Когти, зубы и глаза вспыхивают в свете звезд. Протестовать значит быть растерзанным в клочья. Он им больше не сородич. Они могут наброситься на него и убить, как и любое существо, ставшее им помехой. Уходи, говорят ему когти, и зубы, и глаза. Убирайся прочь.

Он мертв. Ему не остается ничего, кроме как умереть.

Феролюц отступает. Он набирает высоту. В замешательстве он ощущает мощь и послушание своего тела и радость полета и не может понять, как это возможно, если он мертв. И все же он мертв. Теперь он знает это.

Так что он опускает веки и складывает крылья. Он падает, словно копье. Но кто-то кричит, прерывая отрешенность его отрицания. Потревоженный, он расправляет крылья, содрогается, разворачивается, словно пловец, обнаруживает сбоку уступ и две протянутые руки, цепляющиеся за его плечо и волосы.

— Нет, — просит Роиз.

(Туча вампиров, уносящаяся прочь, не слышит ее, а она не думает о них.) Его глаза остаются закрыты. Цепляясь за него, она целует его веки, лоб, губы, нежно, а ее ногти вонзаются в его кожу, чтобы удержать его. Черные крылья бьют в неистовой жажде освободиться, и упасть, и умереть.

— Нет, — повторяет Роиз. — Я люблю тебя, — продолжает она, — Моя жизнь принадлежит тебе.

Это слова двора и придворных песен о любви. Тем не менее она верит в них. И хотя он не может понять ее языка или ее чувств, все же ее страсть, чистая как есть, говорит сама за себя, сильная и жгучая, как страсти его народа, обыкновенно любящего лишь одно — и это одно алого цвета. На миг она заполняет поглотившую его пустоту. Но затем он бросается прочь с уступа чтобы снова падать, снова искать смерти.

Словно лента все еще цепляясь за него, Роиз срывается со скалы и падает вместе с ним.

Испуганная, она прячет лицо в его груди, в тени крыльев и волос. Она больше не просит его передумать. Так и должно быть.

«Люблю», — вновь думает она за миг до того, как они ударятся оземь.

Затем этот миг наступает — и проходит.

Пораженная, она обнаруживает, что все еще жива, все еще в воздухе. Едва не коснувшись скал, так что на них остались перья, Феролюц отклонился в сторону и вверх. Теперь они уносятся обратно ввысь, к самым звездам. Кажется, мир остался многими милями ниже. Возможно, они улетят прямо в небеса. Возможно, теперь он собирается разбиться о холодное лицо луны.