ЦИВИЛИЗАЦИЯ: Новая история западного мира - Роджер Осборн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы то ни было, даже Рузвельту было не по силам преодолеть глубоко укорененные привычки своих соотечественников — сегрегация по расовому признаку оставалась законодательно разрешенной в Соединенных Штатах до 1950–х годов. Правда, Америка не была исключением. В 1948 году господствующее европейское население Южной Африки ввело систему «раздельного проживания» — апартеид, — базировавшуюся на классификации и изоляции рас, а спустя всего лишь несколько лет после закрытия Освенцима надписи со словами «Черным и ирландцам просьба не беспокоится» стали привычным украшением британских частных пансионов. Такого рода бытовая бессознательная жесткость вновь возвращает к нашему центральному вопросу о молчаливом соглашательстве немецкого народа. Для него нет простого объяснения, у него нет одной причины. Историки, психологи и философы стараются найти ключ или всеобъемлющую формулу, которая позволила бы уберечься от повторения подобных вещей в будущем. Однако не существует волшебного решения и нельзя сформулировать урок, который мы были бы готовы или способны раз навсегда вынести из позорного прошлого. Мы продолжаем хранить приверженность институту национального государства, обладающего монополией нанасилие и наделяющего необыкновенной властью небольшую группу людей; мы все так же разрабатываем технические средства, способные убить тысячи, если не миллионы людей; мы не избавились от веры в то, что нацизм был откатом к первобытному, даже звериному и что прогресс человечества сможет гарантировать нас от нового нацизма; наконец, мы по-прежнему воспринимаем свою цивилизацию, как образец, которому должен следовать весь мир. Тем не менее если вновь обратиться к словам Дитриха Бонхеффера, приведенным в начале этой главы, нельзя не задуматься всерьез над возможностью того, что господствующие убеждения и «традиционная этическая система» европейской цивилизации, свойственные ей универсальные решения–панацеи, презумпция собственного превосходства и образ мистического целого, которому грозит смертельная опасность изнутри и снаружи, —все это сыграло свою роль в неспособности немцев проявить доброту и сочувствие, которые спасли бы еврейский народ от нацизма. Немало немцев сделали это, протянули руку помощи и спасли людей от лагерей смерти, однако подавляющее большинство, как напомнил нам Примо Леви, поступило иначе. Именно в таком отказе от человеческого сострадания и доброты во имя некой великой цели и состоит действительная угроза, перед лицом которой постоянно находится неутомимо взыскующее смысла западное человечество.
Глава 18
ПОСЛЕВОЕННЫЙ МИР
От социальной солидарности к глобальному рынкуШесть десятков лет. минувших с окончания Второй мировой войны, едва ли дали людям, наполнившим их содержанием своей жизни, обрести историческую перспективу; Личные воспоминания, рутина повседневности, скромные победы и поражения обычного существования, изредка нарушаемого семейными трагедиями и торжествами, ссорами и примирениями, не позволяют подняться на объективную точку обзора, с которой становятся видны генеральные линии послевоенного исторического развития. Но, разумеется, иначе никогда и не бывало. Ход масштабных геополитических сдвигов, приливов и отливов культурных и политических перемен, ренессансов и реформаций всегда свершался внутри беспорядочного, насыщенного многообразием эмоций переплетения миллионов частных жизненных путей. Благодаря письменной истории прошлое обретает для нас структуру, однако время, прожитое нами самими, не позволяет забыть, что частная жизнь протекает ниже исторического горизонта.
Как бы то ни было, наличие некоторой дистанции дает возможность разглядеть в развитии западного мира после 1945 года несколько отчетливых сюжетов. Первым, что бросается в глаза, является деление этой истории на два четких этапа с большим переходным периодом посередине. На первом этапе, продлившемся примерно с 1945 по 1965 год, между странами Запада утвердилось общее видение развития, столпами которого были сильное государство, обслуживающее экономические и социальные потребности граждан, объединенная система национальных экономик, связанных между собой через фиксированные ставки обмена валют и универсальный контроль за движением товаров и капитала, а также военный альянс, чьей первоочередной задачей являлось сдерживание мирового коммунизма. Лежащие на поверхности черты, отличавшие западноевропейские нации от США — государственная собственность на коммунальные предприятия и стратегические отрасли промышленности, а также время от времени дающие о себе знать социалистические симпатии, — не должны нас смущать, ибо в реальности американское федеральное правительство не стеснялось оказывать своим ключевым отраслям массированную, пусть и косвенную, поддержку, а Европа со всей решимостью включилась в международную систему экономического взаимодействия и военного союзничества, в которой Америка играла роль лидера. Институциональная политика первого этапа в целом опиралась на общенациональное согласие (славной — или бесславной — памяти «послевоенный консенсус»), тогда как неформальная оппозиция почти исчерпывалась малочисленными радикальными группами социалистического, марксистского или радикально–коммунистического толка.
Второй этап начался примерно в 1980 году (хотя главным его импульсом стали события 1973 года, а первые признаки появились еще в середине 1950–х годов) и длится до настоящего времени. На этом этапе представление о естественности и полезности частного предпринимательства, конкуренции и свободного рынка для всех сфер общества и всех стран мира существует в статусе непререкаемой истины. Свободное движение капитала рассматривается как универсальный инструмент повышения эффективности, поскольку считается, что в отсутствие ненужных барьеров деньги всегда будут устремляться туда, где им найдут самое эффективное применение. На смену западному военному союзу против коммунизма пришла идея «добровольных коалиций», образующихся для достижения конкретных задач, а размер и боеспособность вооруженных сил Соединенных Штатов оставляют далеко позади армию любого их союзника. Стержневой темой институциональной политики стала забота о создании в различных сферах условий для свободной торговли и открытых рынков, а также решение задач, связанных с их последующей регламентацией, тогда как неформальная оппозиция или, точнее, компенсаторная реакция на эту политику чаще всего отстаивает ценность «нематериальных активов»: качества жизни, общественной солидарности, сохранения окружающей природной среды, религиозной духовности. Главным проводником открытого рынка является англосаксонский мир, чья «вашингтонская модель» имеет прочную опору в самой мощной на планете экономике и в военной гегемонии США. Остальные западные страны обнаружили, что им все труднее сопротивляться влиянию США, а тем, кто процветал на первом этапе (главным образом Германии и Японии), нежелание приспосабливаться стало обходиться слишком дорого.
Переходный период между двумя этапами, период хаоса и тяжелых испытаний, явился вместе с тем самым политически увлекательным и культурно созидательным отрезком недавней истории. Это могло бы нас удивить, если бы мы всякий раз не становились свидетелями оживления культуры в эпоху социальных перемен — которым она чаще всего сопротивляется. Первый этап для западного мира стал временем обретения четких границ, второй — временем нового покорения остальной планеты. Однако в процессе перехода от одного периода к другому под вопрос был поставлен сам смысл западной цивилизации. Именно этот процесс я и хочу исследовать в настоящей главе.
В 1945 году Европа лежала в руинах: города разрушены, промышленность уничтожена, миллионы жителей остались без дома или без родины. Противовесом облегчению, принесенному окончанием войны, было чувство физической и моральной опустошенности. Когда правда обо всех ужасах нацистской оккупации вышла на свет, победителям и побежденным предстала картина ни с чем не сравнимого упадка — здесь, в сердце Европы, по видимости самом цивилизованном месте на земле, человечество достигло низшей точки падения. Тем не менее насущная необходимость в действиях пересилила шок от осознания произошедшего. Голод, болезни, разруха и стоящая перед западными союзниками задача материального, политического и социального восстановления усугублялись проблемой второго пришествия коммунизма. Советские войска, изгнавшие нацистов из собственной страны, освободили Болгарию, Румынию, Польшу. Венгрию, Чехословакию, Югославию и восточную часть Германии. Судя по отдельным признакам, некоторые западные страны, особенно Италия, Франция и Греция, были готовы добровольно принять коммунизм как реальную альтернативу национализму. экономическому упадку и войне, в которых они видели родовые пороки капитализма.