Земля белых облаков - Сара Ларк

Первый сарай для стрижки овец, где руководил Джеральд, находился с западной стороны от особняка. Гвинейра и Стейнбьорн не разговаривали во время скачки, и лишь Флёр постоянно пыталась завести разговор. Девочка увлеченно рассказывала о школе, где, по всей видимости, она как раз сегодня стала свидетелем ссоры.

– Мистер Говард разозлился на Рубена, потому что тот пошел в школу и не стал помогать отцу с овцами. При этом стригали прибудут лишь через пару дней. Овцы мистера Говарда все еще пасутся на высокогорных пастбищах, и Рубен должен был пригнать их домой, но он совершенно не умеет обращаться с овцами! Я сказала, что завтра приду и помогу ему. Я возьму с собой Финна или Флору, тогда мы справимся очень быстро…

Гвинейра вздохнула.

– Вообще-то, О’Киф не будет в восторге от того, что наследница Уордена с парой силкхэмских колли пригонит его овец, в то время как Рубен будет учить латынь… Смотри, чтобы это не вышло тебе боком!

Стейнбьорн подумал, что манера выражаться у матери была настолько же странной, как и у дочери, но Флёр все прекрасно понимала.

– Он думает, что Рубен должен делать все это с удовольствием, раз уж он мальчик, – сказала Флёретта.

Гвин вздохнула еще раз и придержала лошадь перед воротами здания, как две капли воды похожего на предыдущее.

– Не только поэтому. Ладно… Проходите, мистер Сиглейфсон, здесь работает мой свекор. Или же лучше подождите снаружи, я сама позову его. Внутри царит такой же беспорядок…

Но Стейнбьорн уже соскочил с коня и последовал за ней внутрь. Было бы невежливо приветствовать старика, оставаясь верхом на лошади. Кроме того, он ненавидел, когда люди обращали внимание на его хромоту.

В здании все было похожим на отдел Гвинейры, но атмосфера здесь была другой – намного более напряженной и вовсе не дружеской. Мужчины, казалось, были совершенно не заинтересованы в работе. Они выглядели забитыми и затравленными, а сильный старик, ходивший между стригалями, постоянно их ругал, вместо того чтобы пошутить или подбодрить. Кроме того, возле доски, на которой он отмечал результаты, стояла наполовину опустошенная бутылка виски и стакан. Когда Гвинейра вошла и заговорила с ним, он сделал еще один глоток.

Стейнбьорн посмотрел на опухшее от виски лицо с налитыми кровью глазами.

– Что ты тут делаешь? – заорал он на Гвинейру. – Уже справилась с пятью тысячами овец во втором сарае?

Гвинейра покачала головой. Стейнбьорн заметил озадаченный и при этом полный упрека взгляд, который она бросила на бутылку.

– Нет, Джеральд, Энди присматривает за работниками. Меня позвали. Я думаю, тебе тоже стоит пойти со мной. Джеральд, это мистер Сиглейфсон. Он приехал, чтобы рассказать нам о смерти Лукаса. – Она представила Стейнбьорна, но лицо старика выражало лишь презрение.

– И ради него ты бросила работу? Чтобы послушать рассказы любовника твоего муженька-педика?

Гвинейра казалась испуганной, но, к ее облегчению, их гость смотрел на нее непонимающе. Она уже успела заметить его северный акцент – возможно, он просто не понял, что сказал Джеральд.

– Джеральд, этот молодой человек последним видел Лукаса живым… – Она еще раз попыталась спокойно объяснить старику, почему им нужно поговорить, но тот, свирепо посмотрев на нее, грубо сказал:

– И поцеловал его на прощание, да? Избавь меня от своих историй, Гвин. Лукас мертв. Он должен покоиться в мире! Так что оставь, пожалуйста, и меня в покое! И этого парня чтобы не было в моем доме, когда я справлюсь здесь!

Уорден отвернулся.

Гвинейра с виноватым видом отвела Стейнбьорна в сторону.

– Простите, но вместо моего свекра сегодня разговаривает виски. Он до сих пор не смог забыть, что Лукас… ну, что он был таким, каким он был, и что сын уехал с фермы… дезертировал, как выражается Джеральд. При этом, видит Бог, Джеральд сам виноват. Но это все старые истории, мистер Сиглейфсон. В любом случае я благодарна вам за то, что вы приехали. Пройдемте в дом, вам не помешает подкрепиться…

Стейнбьорн не мог решиться войти внутрь особняка. Он был уверен, что начнет совершать ошибку за ошибкой. Люк все время обращал внимание Дэвида на то, как нужно сидеть за столом, учил его правилам этикета, а Дафна, казалось, и так прекрасно разбиралась в подобных вещах. Но у Стейнбьорна не было никаких представлений об этом, и он ужасно боялся опозориться перед Гвинейрой. Но женщина совершенно спокойно провела его через боковую дверь, забрала у него куртку и сразу же пошла за нянькой Кири, вместо того чтобы позвонить в колокольчик. В последнее время Джеральд больше не возмущался по поводу того, что служанка везде таскала за собой детей, даже во время уборки и другой домашней работы. Он запретил Кири появляться в кухне, поскольку осознал, что все детство Пола может пройти именно там.

Гвинейра дружелюбно поприветствовала Кири и взяла одного ребенка из корзины.

– Мистер Сиглейфсон, мой сын Пол, – представила она малыша, но последние слова утонули в оглушительном крике ребенка. Пол не любил, когда его забирали из компании его молочной сестры Марамы.

Тем временем Стейнбьорн продолжал размышлять. Пол был совсем еще младенцем. Он, должно быть, родился после отъезда Лукаса.

– Я сдаюсь, – вздохнула Гвинейра и положила ребенка обратно в корзину. – Кири, возьми, пожалуйста, с собой детей, и Флёр тоже. Флёр нужно поесть. К тому же разговор, который мы собираемся вести, не для ее ушей. И, возможно, ты сделаешь нам чаю. Или кофе, мистер Сиглейфсон?

– Называйте меня просто Стейнбьорн… – смущенно произнес юноша. – Или Дэвид. Люк называл меня Дэвид.

Гвинейра пробежалась взглядом по его лицу и взъерошенным волосам, а затем усмехнулась.

– Он всегда немного завидовал Микеланджело, – сказала она. – Проходите, садитесь. Вы долго находились в пути…

К своему удивлению, беседа с Гвинейрой Уорден вовсе не доставляла трудностей Стейнбьорну. Сначала он боялся, что она ничего не знает о смерти Лукаса, но Джордж уже успел предварительно побеседовать с ней. Время траура давно прошло, и Гвинейра лишь сочувственно спрашивала о времени, проведенном Стейнбьорном вместе с Лукасом, о том, как они познакомились и прожили последние несколько месяцев.

Наконец Стейнбьорн описал подробности смерти Лукаса, в которой до сих пор винил себя.

Гвинейра смотрела на происшедшее так же, как и Гринвуд, но выражалась еще более простым языком.

– Вы не виноваты в том, что Лукас не смог нормально завязать узел. Он был хорошим человеком, и я по-своему его любила. Как выяснилось, он был выдающимся художником, хотя и совершенно не приспособленным к жизни. При этом… мне кажется, он всегда хотел совершить героический поступок. В самом конце ему это все же удалось, не правда ли?