Станислав Лем – свидетель катастрофы - Вадим Вадимович Волобуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14 марта 1999 года в «Тыгоднике повшехном» появилась статья Лема «Признания оптиссимиста». На первый взгляд хаотичная, полная бессвязных рассуждений о текущих событиях, она содержала в себе четкую мораль: человечество близоруко и не способно строить далекоидущих планов, – будь то в политике, экономике или экологии. Тем не менее оно создало технологическую базу, которая с большой долей вероятности выдержит самые ужасные катаклизмы. Конкретно Лем в который раз обрушился на немецких левых (в том числе на правительство Герхарда Шрёдера) за их нежелание развивать атомную энергетику; показал отсутствие перспектив у России; очень жестко прошелся по польским политикам, включая Валенсу, упрекнув их среди прочего в том, что христианские ценности, которые с такой помпой провозглашала «Предвыборная акция Солидарность», оказались одной видимостью. Между делом досталось и римскому папе за его борьбу со всеми средствами контрацепции, способствующую, по мнению Лема, распространению болезней. И в конце писатель упомянул глобальное потепление, которое из-за недальновидных действий человека идет нарастающими темпами. Формулировки, как обычно у Лема, были хлесткие. Например: «<…> Если, как говорит немецкая оппозиция, германский поезд слегка сошел с путей, то российский никогда и не вставал на рельсы, лежит где-то на обочине кверху колесами <…> Ельцин одной ногой уже на том свете. Это какое-то странное проклятие, независимое от строя: после того как Сталина постиг апоплексический удар, а Хрущева убрали, у нас был Брежнев, который в конце так окостенел, что его нужно было двигать, как какой-нибудь шкаф, потом пришел еще худший старец Черненко, затем – Андропов, который хоть и был моложе, но с такими почками, что не помогал никакой диализ. Сегодня вроде бы строй уже иной, но принципиальный образец российского лидера остался без изменений: он должен быть старым и больным». Что касается поляков, то их Лем обвинил среди прочего в том, что они лишены государственного инстинкта и совершенно не думают о судьбе родины. При этом сослался на Гедройца, который действительно употреблял это выражение, но вообще оно уходило корнями в эндецкую политику рубежа XIX–XX веков, а в ПНР его заново прославил не кто иной, как Болеслав Пясецкий в статье под таким названием в 1956 году[1329]. Настораживающее совпадение!
Лем написал свою статью незадолго до начала натовских бомбежек Югославии из-за войны в Косове. Тема была горячая, но писатель почему-то о ней не вспомнил. Зато ее подробно осветил католический публицист Петр Войцеховский, когда в мае дал развернутый ответ Лему – тоже весьма жесткий. «Лема опять напечатали в „Тыгоднике повшехном“, то есть позволили поставить экран, украшенный банальностями». Войцеховский взялся доказать, что христиане остаются при своих ценностях, просто мир разваливается на две части – технологически продвинутую и атеистическую – и бедную и фанатичную. Публицист даже дал волю воображению и изобразил антиутопическую картину будущего. «Между атеистическим и прагматичным банкототалитаризмом и тоталитарным фундаментализмом бедных мы, христиане, будем культивировать не только остатки демократии, но и обычаи карнавала»[1330].
В марте 1999 года 20-тысячным тиражом (что считалось успехом) вышел очередной сборник заметок Лема «Мегабитовая бомба» (название взято из «Суммы технологии»), который явился продолжением «Тайны китайской комнаты». Если в последнем сборнике писатель пытался проследить дальнейшую эволюцию рода людского, рассуждал об искусственном интеллекте и слиянии человека с техникой, то в первом он писал о плюсах и особенно минусах интернета, опять же об искусственном интеллекте и виртуальной реальности. Лем в который раз проявил свою афористичность: «Если ад существует, наверняка он компьютеризирован», «Первым шагом в создании искусственного интеллекта, конечно, окажется крайне глупый разум», «Не существует особенно глупых муравьев или тараканов, зато глупых людей пруд пруди». В отличие от прежних этот сборник вызвал большой интерес (видимо, потому, что издательство организовало рекламную кампанию), хотя восхитил не всех. Слишком уж отдавал старческим брюзжанием, к тому же совсем не оригинальным. В таком духе высказались как в консервативном Życie («Жиче»/«Жизнь»)[1331], так и в либеральной «Газете выборчей»[1332]. Зато в позитивном ключе на него откликнулись в солидном журнале правоцентристской ориентации Wprost («Впрост»/«Напрямик»)[1333] и в краковской газете Dziennik Polski («Дзенник польски»/«Польский ежедневник»)[1334]. И даже некогда суровый Маслонь на этот раз отдал должное Лему, отметив заодно, что полная грозных пророчеств книга вышла в разгар бомбежек Югославии: «Агрессия стран НАТО против Югославии, пусть даже и с благородными намерениями защиты албанцев и Косова, показала нам, сколь иллюзорна и шатка безопасность в любом уголке земного шара»[1335]. В газете ComputerWorld вообще заявили, что новейший сборник Лема должен прочесть каждый компьютерщик[1336]. А в «Политике» Лема сравнили с персонажем Херберта – господином Cogito, удивлявшимся абсурдам окружающей действительности[1337]. Жюри во главе с Яном Пещаховичем объявило сборник «Краковской книгой месяца». Получая награду, Лем признался, что все тексты об интернете напечатал на машинке, поскольку компьютеры часто зависают, и перечислил свои любимые книги: «Похождения бравого солдата Швейка», Гомбрович и Винни-Пух[1338]. Любопытно, что в списке не оказалось ни Манна, ни Достоевского, о которых Лем ранее написал столько хорошего.
30 июня 1999 года Щепаньский записал в дневнике: «Смертный приговор курдскому предводителю еще не приведен в исполнение, но наверняка так называемые турецкие массы скоро это исправят. Перемирие в Ольстере тоже шаткое. В Корее чуть не дошло до ядерной войны, а очевидность жестокостей и убийств в Косове поистине невероятная. Если это конец тысячелетия, то что будет дальше?»[1339]
Дальше был 2000-летний юбилей христианства, в честь чего Иоанн Павел II организовал ряд грандиозных мероприятий. Лем не остался в стороне, озаглавив один из текстов очередного