Темный карнавал - Рэй Брэдбери

– Ну, конечно, дорогой мой. Пол придет в шесть, сейчас полшестого. Как чудесно, что вы пришли, Уильямс, как чудесно, что вы нашли для нас время. Три года я вас не видела!

– Однако, как же так… – пробормотал он.

– Конечно, меньше, но мне так показалось, Уильямс, – сказала она, слегка смазывая слова и слишком четко жестикулируя.

Ему вдруг показалось, что он ошибся, попал не в тот дом, или что его принимают за кого-то другого. Может, у нее просто был трудный день, ведь такое с каждым случается.

– Я тоже выпью с вами. Правда, я уже выпила один коктейль, но уже давно, – сказала Элен, и он ей поверил. Должно быть, со времени их последней встречи она начала выпивать, тишком, но методично. Каждый день и день за днем. Пока не… Такое уже случалось с его приятелями. Человек вроде бы трезв, а через минуту после рюмки все коктейли, что были выпиты и всосались в кровь за последние триста дней, бурно, словно старого друга, встречают очередной мартини. Минут десять назад Элен была вполне трезвой, а теперь и глаза затуманились, и слова выходили с трудом.

– Правда-правда, мне именно так показалось, Уильямс. – Она никогда не называла его просто по имени. – Уильямс, как чудесно, что вы надумали навестить нас с Полом. Боже мой, за последние годы вы так много сделали, так преуспели, так прославились. Даже не верится, что вы когда-то писали для Пола и его скучного телешоу.

– Оно вовсе не скучное, а Пол – превосходный режиссер, да и то, что я писал тогда для него, было не так уж плохо.

– Скучное, скучное, и все тут. Вы настоящий писатель, знаменитый, вся эта чепуха теперь не для вас. Скажите, каково чувствовать себя преуспевающим романистом, когда говорят о тебе, и денег куры не клюют? Погодите, вот сейчас придет Пол; он так ждал, когда же вы выберетесь к нам. – Слова Элен текли мимо него. – Вы, молодец, что заскочили к нам, честное слово, молодец.

– Я многим обязан Полу, – сказал Уильямс, оторвавшись от своих дум. – Я начинал в его шоу. Тогда, в пятьдесят первом, мне шел двадцать второй год, и он платил мне десять долларов за страницу.

– Значит, сейчас вам всего лишь тридцать один. Боже мой, вы же совсем молодой петушок! – воскликнула Элен. – А как вы думаете, сколько мне лет? Ну-ка, угадайте.

– Я, право, не знаю… – зардевшись, пробормотал он.

– Ну-ну, давайте, угадывайте.

«Миллион, – вдруг подумалось ему. – Миллион лет. Но с Полом все должно быть в порядке. Сейчас он придет, и окажется, что он все такой же. Но узнает ли он тебя, Элен?»

– Я плохой отгадчик, – ответил Уильямс.

«Твое тело, – подумал он, – сложено из старых кирпичей этого города, у тебя внутри невидимо смешиваются гудрон и асфальт, известь и потеки селитры; твое дыхание – ацетилен, глаза твои – истерический синий ток и губы – тоже неон, только огненно-красный; лицо твое – оштукатуренный камень, и только местами – на висках, шее, запястьях – сквозят слабые мазки зеленого и голубого, твои вены – словно маленькие скверики на асфальтовых площадях Нью-Йорка. Сейчас в тебе слишком много мрамора, слишком много гранита и почти не осталось неба и травы».

– Ну же, Уильямс!

– Тридцать шесть?

Она взвизгнула, и он испугался, что перехватил.

– Тридцать шесть! – кричала она, хлопая по коленям. – Тридцать шесть! Дорогой мой, но ведь вы, конечно, не всерьез! Боже мой, тридцать шесть! На тридцать шесть я выглядела десять лет назад…

– Раньше мы никогда не говорили о возрасте.

– Вы – милый мальчик, – сказала она. – Раньше это не имело значения. Но вы и представить себе не можете, как это становится важно, пока сами не испытаете. Боже мой, Уильямс, вы же молоды; знаете, как вы молоды?!

– Да, пожалуй, молод, – ответил он, разглядывая свои руки.

– Вы – чудесное дитя, – сказала Элен. – Надо будет рассказать это Полу. Тридцать шесть, боже, милостивый, вот это да! Но ведь я не выгляжу на сорок шесть, а?

«Раньше она не задавалась такими вопросами, – подумал он. – Не задавалась бы и теперь, если бы оставалась вечно юной».

– Завтра у Пола день рождения, он разменяет пятый десяток.

– Я знаю.

– Забудьте об этом, он ненавидит юбилеи и никому не говорит о своем дне рождения. Если вы поднесете ему подарок, его удар хватит. С прошлого года мы не отмечаем его день рождения. Тогда он, помнится, схватил торт и вместе с горящими свечами швырнул в мусоропровод.

Вдруг она замолчала, словно поняла, что сболтнула лишнее. С минуту они глядели в потолок, чувствуя какую-то неловкость.

– Пол сейчас придет, – сказала она наконец. – Хотите еще выпить? Расскажите же, наконец, каково быть знаменитыми Вы всегда были такой добросовестный, Уильямс. «Качество, – говорили мы с Полом, – высокое качество». Вы ведь не сможете писать плохо, даже если захотите. Мы оба очень вами гордимся и всем хвастаемся, что вы – наш друг.

– Забавно, – сказал Уильямс. – Странное дело. Десять лет назад я всем хвастался, что знаю вас с Полом. И я в самом деле был очень горд, когда он принял мою первую вещь…

Зажужжал звонок, и Элен бросилась открывать, оставив Уильямса наедине со стаканом. Он испугался, что его последние слова прозвучали так, будто сейчас он вовсе не горд знакомством с Полом. Он отбросил эту мысль. Вот придет Пол, и все будет хорошо. С Полом всегда было хорошо.

Из прихожей донеслись голоса, и вскоре Элен вернулась с женщиной лет пятидесяти с небольшим. Казалось, морщины и проседь появились у нее разом, внезапно.

– Надеюсь, вы не станете возражать, Уильямс; я совсем забыла вас предупредить, но, надеюсь, вы не будете возражать; это миссис Мирс, она живет напротив. Я сказала ей, что вы будете у нас к обеду, что вы приехали в Нью-Йорк поговорить с издателями о вашей новой книге, а она очень хотела с вами встретиться; она читала все ваши книги, Уильямс, она их очень любит и давно мечтала встретиться с вами. Миссис Мирс, это мистер Уильямс.

Женщина кивнула.

– Я сама хочу стать писательницей, – сказала она, – сейчас я работаю над книгой.

Женщины сели. Уильямс почувствовал, что его улыбка живет сама по себе, как зубы из белого воска, которые мальчишки вставляют себе в рот на место выпавших молочных. Потом он перестал об этом думать.

– Вы уже пристроили что-нибудь? – спросил он у миссис Мирс.

– Еще нет, но надеюсь, – мягко ответила она. – В последнее время у меня все так перепуталось.

– Видите ли, – сказала Элен, наклонившись к нему, – две недели назад у миссис Мирс умер сын.

– Какая жалость, – смутившись, сказал Уильямс.

– Нет, ничего, все в порядке, там ему хорошо. Он был примерно ваших лет, бедный мальчик, ему было всего тридцать.

– А что с ним случилось? – спросил Уильямс машинально.