Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

Выхватив у меня записку, Дорман быстро пробежал её глазами.

— Значит, всё-таки Ливия… — растерянно не то спросил, не то ответил он.

— Выходит, что так. А убил Николя человек, знавший об этом. То есть — либо я, либо вы, либо кто-то из ваших сотрудников. Поскольку мне точно известно, что я не убивал Николя, остаётся кто-то из вас… Спокойно, Дорман! Вы помните фокус с пуговицами? Не нужно соревноваться со мной в скорости, у вас нет шансов.

— Я? Это я — убийца Николя? — Казалось, Дорман не мог поверить своим ушам.

— На самом деле это маловероятно, — согласился я. — Но игра зашла слишком далеко, и сейчас я не могу доверять даже вам.

— Вы с ума сошли, — тихо сказал побледневший от злости капитан, делая шаг вперёд. — Неужели вы думаете, что я…

Внезапно его глаза удивлённо расширились и сразу же помертвели, став похожими на стеклянные зрачки восковых фигур. Уже в прыжке, уходя под защиту стоявших вдоль тротуара машин, я увидел, как оседает на асфальт тело Дормана. Первая пуля вошла ему под правую лопатку, и, скорее всего, предназначалась она для меня. Шагнув, Дорман случайно пересёк линию огня, получил «мою» пулю и дал мне этим возможность отскочить. Только потеряв меня из виду, невидимый стрелок добил раненого капитана вторым и третьим выстрелами.

— Что случилось, месье? — крикнул жандарм, один из тех, что приехали в квартиру Николя. Всё это время он сидел в полицейской машине, метрах в пятнадцати от нас, и наверняка видел, как всё произошло. Сейчас он стоял рядом с подъездом, держа в руке пистолет и настороженно глядя куда-то вверх.

— С вами всё в порядке? — снова крикнул он. — Стреляли откуда-то с крыши, мне показалось, что я видел фигуру человека.

— Вызовите подкрепление, — посоветовал я, устраиваясь на асфальте поудобнее. Дорман лежал ничком, и с моего места было хорошо видно, что затылка у него больше нет. Дорману не было нужды доказывать свою правоту, я и так знал, что не он убил Николя, но извиняться перед капитаном теперь было поздно. Когда-нибудь я тоже отправлюсь в Край Вечной Охоты, и тогда…

— Да уйдите вы дальше в подъезд, ради всего святого, — рявкнул я, обращаясь к полицейскому. — Теперь вы — единственный свидетель, который сможет подтвердить, что это не я застрелил офицера контрразведки.

Глава девятая

Уже в третий раз полицейский инспектор вежливо, но весьма настойчиво предлагал мне воспользоваться защитой полиции. Взамен он рассчитывал получить от меня достоверную информацию, которая могла бы пролить свет на причины, по которым были убиты двое сотрудников DST. В третий раз я вежливо отказывался от услуг полиции, поскольку сообщить мне им было нечего, а надеяться на защиту полиции в этой ситуации было бы верхом глупости. Своим «консьержам» я доверял куда больше, чем всей французской Фемиде вместе взятой. Наша беседа продолжалась уже более двух часов, но пожилой инспектор не выказывал ни малейших признаков усталости. Официально я считался свидетелем, но после смерти Дормана полиция отбросила все формальности и вцепилась в меня мёртвой хваткой, так что повторным снятием отпечатков пальцев и собственноручно заверенными показаниями дело уже не ограничилось. Всё это занудство постепенно начинало меня утомлять, и, когда инспектор в очередной раз стал предлагать мне «любовь и дружбу», я вполне недвусмысленно послал его по кочкам. После чего наотрез отказался отвечать на любые вопросы и потребовал вызвать моего адвоката. Взглянув на визитную карточку упомянутого мною адвоката, пожилой инспектор вздохнул и ушёл в соседнюю комнату, советоваться со своим начальством. Торжествующе поглядывая на стеклянную перегородку, отделявшую меня от невидимых наблюдателей, я едва сдерживался, чтобы не показать им язык. Названный мною адвокат считался одним из доверенных друзей нынешнего президента Франции, и вряд ли полицейскому руководству хотелось связываться с подобным монстром.

— Вы свободны, месье Дюпре, — объявил инспектор, вернувшись в комнату. Он едва не плакал от сожаления. — Но следствие ещё может…

— Буду рад помочь вам, месье, — обнадёжил я его, после чего поспешил покинуть префектуру, задержавшись лишь для того, чтобы получить обратно свой пистолет, изъятый бдительными жандармами. Как и правосудие Соединённого Королевства, правосудие Французской Республики не имело к Андре Дюпре никаких претензий. С чем я себя и поздравил, усаживаясь за руль «Порше». Уже через секунду ярко-красная молния растворилась в парижской суете, оставляя далеко позади плачущих от досады полицейских.

Намеченный мною план был разрушен совместными усилиями неизвестного снайпера и занудного инспектора. Время неудержимо близилось к полуночи, и посещение бара «Эклектика» утратило всякий смысл. К тому же у меня возникла идея, реализовать которую можно было только с помощью сотрудников DST, а они по ночам не работали. Оставался, правда, ещё один вариант. Я мог бы обратиться напрямую к Рихо Эверу, валявшемуся сейчас на больничной койке, но… Что-то меня удерживало от подобного решения. Как бы там ни было, Рихо уже рисковал ради меня жизнью, а я ужасно не любил быть кому-то обязанным. Постараюсь обойтись своими силами, но это завтра, а на сегодня с неистовствами покончено — только отдых, здоровый сон и нормальное питание. Утром всё закрутится с новой силой, к тому же на завтрашний вечер назначена встреча с Абдаллахом, сулившая массу неожиданностей и сюрпризов. Нет, спать, спать и ещё раз спать.

Вернувшись домой, первым делом я постарался вытолкнуть из сознания все мысли о прошедшем дне. Дорман, Николя, Ван Линь и его косоглазый помощник — все они были по-своему неплохими людьми, но они — были, а я — есть. О мёртвых нужно помнить, а не думать, ибо мысли о смерти лишают сил, и лишь спокойное осознание её неизбежности возвеличивает дух воина. Возможно, с точки зрения европейской культуры это — проявление обычной душевной чёрствости, но меня воспитывали иначе, и переделывать себя я не собирался. Они — были, а я — есть, и достаточно об этом.

Наскоро перекусив, я как раз собирался принять душ и отправиться спать, когда в квартире раздался тихий звонок. Сработала связь с офисом «консьержей», которые с сегодняшнего дня сами по себе перешли на военное положение. Достаточно было мимоходом сообщить Гаспару о неудачном нападении снайпера, и уже через полчаса все сотрудники службы безопасности были приведены в состояние «номер раз». Ближайший монитор оказался у входной двери, и, чертыхаясь и проклиная всех и вся, я направился к нему. Что ещё могло случиться в такое время?

— К вам дама, месье, — возникшее на мониторе лицо Гаспара неуловимо напомнило мне выражение лица миссис Дакворт, моей экономки в Брайтоне.

— Какая ещё дама? — искренне удивился я. Из всех знакомых мне женщин лишь вышеупомянутая миссис Дакворт подпадала под это определение. Неужели… Нет, Весёлые Боги, только не это!

— Мадемуазель Лара Литтон, месье. Она утверждает, что вы с ней — давние знакомые, если можно так выразиться.

— Иными словами, она сказала, что я — её любовник, — со вздохом предположил я. Стоп! А как эта мадемуазель узнала мой адрес? Да что, в конце концов, происходит в этом городе? — Проверьте её, как обычно, и впустите, — распорядился я.

Вокруг меня в эти дни развелось великое множество опасных людей, но Лару проверяли несколько раз, и подозревать красотку в причастности к какой-либо службе не было ни малейших оснований. Хотя этот странный визит… Да нет, нельзя же подозревать всех и вся.

— Оружия при мадемуазель нет, — незамедлительно отрапортовал Гаспар. И, едва заметно ухмыльнувшись, добавил: — Разве что… биологическое.

— Пусть поднимается, — устало кивнул я. «Биологическое оружие…» Если Гаспар имел в виду роскошную грудь мадемуазель Литтон, то употреблённое им определение было вполне уместно. Я бы ещё добавил «…массового поражения». Так получалось как-то внушительнее.

Реальность превзошла все мои ожидания. Фразочка банальная, но лучше тут не скажешь. Уже открывая дверь, можно было предполагать, что за нею притаилось зрелище, достойное Весёлых Богов, но чтобы такое… Гладко зачёсанные назад чёрные волосы, тёмные очки, агрессивный, яркий макияж, идеальная фигура, затянутая в облегающую одежду чёрного цвета и — аквариум без воды, но с какой-то зверюгой, который она держала в руках. Посторонившись, я молча пропустил «Лару Крофт» и закрыл за ней дверь. Маленькое пояснение — молчал я не потому, что мне нечего было сказать, а исключительно от того, что дар речи куда-то испарился.

— Подержи, — распорядилась она, едва удостоив меня взгляда.

Машинально кивнув, я принял из её рук аквариум, в котором сидела здоровенная черепаха, размерами превосходившая большую суповую тарелку. Сантиметров тридцать в диаметре, голова со спичечный коробок, широкие мощные лапы и маленькие глазки, уставившиеся на меня с гастрономическим интересом.