Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

— Буду иметь в виду, — улыбнулся Лоа Вэй Фэнь.

— Да уж, сделайте милость. А пока спрячьтесь получше. И спасибо за то, что принесли бусины.

Лоа Вэй Фэнь вышел и через десять минут уже сидел на крыше театра. Если бы он взглянул в сторону реки, у него непременно перехватило бы дыхание: огромный корабль Британской восточно-индийской компании в полной парусной оснастке плыл со стороны дальнего изгиба Хуанпу по направлению к причалам Бунда. Но он не смотрел в ту сторону. Лоа Вэй Фэнь открыл люк в крыше и, скользнув внутрь, спрыгнул на банку стропил — легко, как ласточка, садящаяся на провода. Подобно хищнику, он затаился высоко над сценой — без сна, в напряженном ожидании.

С первыми лучами солнца Убийца распростерся на балке, погрузившись в полудрему. Он думал о скрытых от постороннего взгляда потайных желобах по периметру сцены, которые Сказитель велел соорудить, полагая, что в помещении театра никого нет.

Во сне Лоа Вэй Фэня вспыхнули языки пламени, змея на его спине, готовясь нанести удар, развернула свои кольца, нож свальто повернулся, ища рукояткой его ладонь.

Третий репетиционный день начался сразу после восхода солнца. Актеры находились снаружи театра — на тротуарах и в маленьких скверах, разминаясь, выполняя упражнения тай чи и разогревая голосовые связки перед долгим рабочим днем. Некоторые жонглировали мячами или упражнялись с булавами. Каждый понимал: выйти на сцену нужно в полной готовности. У Сказителя уже был вид одержимого, каковым он и становился, когда ему что-то не нравилось.

Сам он, скрестив ноги, сидел на сцене и разглядывал разложенные перед ним рисунки. Рядом стоял мужчина средних лет. Убийца прополз вперед по балке, на которой лежал, и стал смотреть вниз.

— Они должны быть больше, — проговорил Сказитель.

— Насколько больше?

Лоа Вэй Фэнь узнал этот голос и испытал настоящий шок. Затем он узнал фигуру и большие грубые руки мужчины.

— Я хочу, чтобы он был от пола до потолка, — заявил Сказитель.

Мужчина задрал голову и посмотрел в пустое пространство просцениума.

Лоа Вэй Фэнь увидел хмурое лицо Резчика, и у него на несколько мгновений закружилась голова.

«Так вот как оно обернулось, — подумал он. — Все свелось к одному и собралось в одном месте».

— А что, если будет не тело целиком, а только голова? — спросил Резчик.

— Чтобы их было легче узнать? — улыбнулся Сказитель.

— Чтобы было легче сделать, — откликнулся Резчик. — А вам нужен еще один?

— Да, — ответил Сказитель. — Посудите сами. В пьесе участвуют Царь Востока, который отдает свою дочь, и Царь Запада, который игнорирует ее. Итого — два могущественных человека.

— Это можно, — кивнул Резчик.

— Хорошо, — проговорил Сказитель. — Первый поднимается и вдребезги разбивается, когда в него влетает второй.

— Первого я сделаю из тонких раковин, а второго — из плотной крахмальной бумаги.

— Можно ли второго сделать из шелка?

— Сделать лицо из женских слез?

— Да, из женских слез. — Мужчины помолчали, а потом Сказитель спросил: — Шелк хорошо горит?

— Да, можно даже сделать так, чтобы он горел полосами.

— А кругами? Можно ли сделать так, чтобы он горел двумя кругами?

— Как знаменитые фейерверки Ли Тяня?

— Да!

— Опять слезы, — пробормотал Резчик.

— Да, мой друг, опять слезы. Сделайте, чтобы шелк горел именно так.

Резчик кивнул.

— Мы можем получить их поскорее?

— Нет, — отрезал Резчик, собирая свои рисунки. — Вы получите их тогда, когда они будут готовы, и ни часом раньше. Вы не единственный, кто дорожит своей репутацией и делает работу на совесть.

— Когда же это случится? — спросил, покачав головой, Сказитель.

— Самое раннее — через четыре дня.

В тот день репетиция шла тяжело. Уже через две минуты после начала Сказитель закричал:

— Стоп! Хватит!

Он прошел по центральному проходу, расталкивая солдат и надзирательниц и бормоча что-то себе под нос, взял сценарий, вырвал несколько страниц и принялся писать. Актеры со своими экземплярами сценария столпились вокруг него, пытаясь понять, какие изменения вносит режиссер. Чем дальше, тем хуже. Одну только сцену, которая на бумаге занимала всего семь строчек, Сказитель в течение дня изменял тридцать один раз, прежде чем результат удовлетворил его.

Сын Цзяо Мин целый день стоял за кулисами, удивляясь и восхищаясь искусством своего деда. Мальчика переполняла гордость.

Семья Чинь традиционно мастерила Дракона и управляла им во время кульминации новогоднего Праздника фонарей. Согласно древнему поверью, Танец Дракона должен был распугать злых духов и принести людям удачу. Однако, приехав на старый склад на берегу Сучжоухэ, они с удивлением увидели срезанные ровно по размеру бамбуковые шесты, уже раскрашенную бумагу и куски шелка, висящие на северной стене постройки. Все было готово к сборке Дракона.

Затем они увидели маленького человечка в засаленной сутане. Из-за его спины выступил человек с резкими чертами лица и сообщил представителям семьи Чинь, что они освобождены от своих обязанностей. По крайней мере, в этом году.

— Почему?

— Новые правители хотят, чтобы все был о по-новому, — ответил незнакомец.

— Кто вы такой?

— Я тот, кто я есть.

Чини ощущали в помещении склада запах озона и знали, что это запах перемен. Поэтому, повозмущавшись для приличия, они удалились, оставив сооружение Дракона и управление им на празднике новой команде.

После их ухода из стен вышли тени. Взяв бамбуковые шесты, они обрели телесную форму. Красивый фань куэй с опиумной трубкой, высокий китаец со странной Библией в руках, женщина без носа и ушей, человек с родимым пятном винного цвета на левой щеке, большой африканец с лучезарной улыбкой, женственный мужчина с дыханием, пахнущим жасмином, и еще с десяток других. Но из всех этих странных гостей самым странным был высокий человек с волосами, заплетенными в длинную косу, грозным взглядом и повадками властителя. Он поднял руку, и в помещение старого склада ворвался ветер.

— Ветер пустыни, — хриплым шепотом проговорил он. — Ветер безумия.

Той ночью мальчик подкрался к гримерке, тихонько приоткрыл дверь и увидел, что его дед, склонившись над лампой под абажуром, одну за другой подносит к свету стеклянные бусины. Как только возле лампы оказывался очередной шарик, на дальней стене возникала остро очерченная необычная тень.