Изначальное желание - Дмитрий Денисов

— Так, так! Кого я вижу?! Не иначе как сам Хельд? Давно я о тебе ничего слышал, давно.

Перед ним стоял невысокий коренастый мужик преклонного возраста. Седина уже тронула его густые волосы и бороду. Глаза его затравленно бегали, плечи сутуло опали. На нем висела старая холщовая рубаха, местами порванная и окровавленная, такие же порты, на ногах обмотки. Поверх рубахи темнела какая-то драная безрукавная шкура. Он молчал и метал на барона злобные взгляды.

— Ну, чего умолк? Хоть скажи что-нибудь? — издевательским тоном попросил Лой.

— Будь ты проклят, волк-людоед! — вдруг выпалил мужик. От него запахло гордостью и силой. Все разом обернулись в его сторону: рыцари, пехота, пленные. Один из кашеваров замер с половником в руке. Разговоры у костров приутихли. Все смотрели на дерзкого мужика. Так смотрят на барашка, которого ведут на заклание. Но барон, вопреки ожиданиям, не рассвирепел, не разгневался, а лишь хрипло засмеялся.

— А ты неисправим, Хельд. Иного я и не ждал.

Мужик с вызовом выпятил грудь.

— И не дождешься!

Я стоял рядом и вдыхал глубинные желания этого странного разбойника. Он прекрасно понимал, что идет на смерть. Впрочем, все это понимали. Лишь некоторые лелеяли надежду на жизнь. От них пахло страхом. Когда есть страх, то человек дорожит жизнью. Когда его нет, то он смело смотрит в глаза смерти. И, как правило, умирает.

— Значит, в разбойники подался, — допытывался барон, обходя Хельда сбоку, словно проверяя — не обознался ли. — А я думал — сгинул ты.

— Да лучше грабить твоих псов, чем на тебя шею гнуть! Лучше рвать твою плоть, чем любимых дочерей тебе отдавать! — мужик прямо смотрел на барона.

— Ну и как? Много награбил? — усмехнулся барон. В свете яркого костра его кольчуга сияла и переливалась кровавыми сполохами. Другие всадники тоже сверкали кольчужными рубахами и латами. Они напоминали мифических демонов, горящих адским пламенем. Железные, пылающие жаром, они стояли и поглядывали на костер, точно преданные слуги темного властелина, готовясь к предстоящей пытке грешника.

Хельд поджал губы и молчал. Барон снова встал напротив него, широко расставив ноги, и пытливо смотрел, наклонив голову.

— Откуда узнали, что я здесь пойду?!

Хельд молчал. Однако в его молчании громко звучал вызов.

— Откуда вызнали! — Лой неожиданно схватил его за ворот грязной рубахи и ощутимо встряхнул. Мужик съежился, но вдруг выпрямился и плюнул прямо ему в лицо. Барон от подобной наглости разжал хватку, отшвырнул пленника и зарычал, словно матерый волк. Услужливый оруженосец тут же сунул ему чистую тряпицу. Барон вырвал ее из его рук, а самого оруженосца отпихнул прочь. Тот пошатнулся и полетел наземь. Берд с лязгом рванул меч и уже занес над обидчиком, но господин жестом остановил его. Вассал ожидающе замер. Глаза его кровожадно вспыхивали в полумраке.

— Так, значит! — утирался Лой, гневно сверкая глазами. — Так ты со мной! Ладно. Год назад я тебя помиловал. Да и то, лишь за твою младшую дочь. Но в этот раз… в этот раз тебя ничто не спасет. Берд? Убери меч и приготовь жаровню. Посмотрим, как он сможет выдержать раскаленное железо!

В глазах мужика полыхнул нешуточный страх. Но что сделано, то сделано. Он прекрасно осознавал свои поступки. Прекрасно понимал, что последует за его действиями. Поэтому, то было всецело его желание — испытать страшную боль. А после принять мученическую смерть.

— А вы смотрите! — барон зычным окриком огласил ночь, обращаясь к остальным. Их он, похоже, не знал. — После я с каждым так поговорю.

— Пощади, господин! — семь человек рухнули на колени. — Мы тут ни при чем. Это он взбунтовал нас!

— Ага, уже лучше, — глаза барона хищно сузились. — Запели, птахи. На ночь глядя запеть решили. Хорошо.

— Пощади, не губи почем зря! — хрипло стонали упавшие. Кто стоял, с откровенным презрением смотрели на них свысока.

— Почем зря не гублю, — злорадным голосом обнадежил их барон. — Гублю за дело. Тащите жаровню, быстро!

Ему в ноги рухнул еще два разбойника.

— Прошу тебя, не убивай! Мы все скажем! Да и какой смысл нам молчать?! Мы никого не предаем. Просто молим — пощади.

— Пощадить?! — вскрикнул Лой. — Да кто вы такие, чтобы я вас щадил?! О чем вы думали, нападая на меня в теснине? Вы ведь знали, что там еду я! Вы ведь увидели мой плащ и берет! Вы же кричали: «Смерть барону»! Что, не было такого?! Не было?! Не кричали?!

— Но мы не уточнили — какому барону… — бегло лепетал разбойник, косоглазый мужик с перебитым носом. Щеку его уродовал сабельный шрам.

— Ищи дурака! — засмеялся Лой. И красноречиво извлек узкий кинжал.

— Все скажу, только не губи! — мужик лбом ударил оземь у самых сапог повелителя.

— Ваш удел плаха! — грозно выпалил барон. — И я, как представитель короля, намерен свершить над вами суд. Суд будет скорым и справедливым. Каждому воздастся за его деяния.

Ух ты! Как заговорил? А ведь недавно и слушать не хотел. Да, никто не любит отвечать за свои деяния, зато всячески спешит привлечь к расплате другого. Пусть некоторым это удается, но лишь на время. В итоге расплата ждет каждого. Не как наказание, а как единственно возможный результат его деяний. Как та ветка, которую необдуманно гнешь, не думая о последствиях. Ведь всегда есть сила, что приводит сей приговор в действие.

Так и барон. Да, он четко обозначал свое место — всемогущая власть. Да, он — сила, и сила нешуточная. И он ее каждый раз проявляет. Но он даже задумываться не желает о наказании, уготовленном ему за его деяния. Он даже слушать не хочет о том. Он так же слаб, как и те, кого он упрекал в слабости. Кто не может совладать с его произволом и уповает на Бога. Но и он так же уповает на него, думая, что все ему с рук сойдет. Он думает — законы мироздания для него текут иначе? Не так, как для всех?

А ведь он думает правильно. Только не глубоко. А потому и отличия небольшие. Да, каждый видит мир по-своему, но лишь с небольшими изменениями. Кто умеет смотреть на мир по-разному, тот видит гораздо больше. И изменить может гораздо больше. Разумеется, при желании менять.

Я смотрел на все со странным чувством равнодушия. Меня не задевали мольбы и стоны разбойников, их искренние призывы к пощаде. Точно так же, как не задевали меня кровожадные ухмылки барона и его приближенных. Одни проиграли, другие выиграли — все уравновешенно. Если бы первые не потерпели поражение, вторые бы не чествовали триумф победы. Это лишь взгляды с разных сторон на единое событие. Только победами обычно громко хвалятся, воспевая их в истории, а вот поражения стараются утаивать, чтобы не подрывать к себе доверия.