Настоящая фантастика – 2016 (сборник) - Дмитрий Градинар

– Из Феодосии… Этля! – Митяй наконец вспомнил имя. – Этля, скрипачка, сказала, чтобы я поехал в Одессу к Столярскому.

– Давненько мы с ней не виделись, – вздохнул Пейсах Соломонович. – Загордилась девочка, гастролирует, замуж, видите ли, собралась, а о старом учителе и не вспомнит, трех строк не напишет. Телеграмму прислала на день рождения – смех и грех… Итак, ты хочешь учиться музыке? Покажи, что ты умеешь, детка.

Замок футляра словно заело, Митяй отщелкнул его с четвертой попытки. Чертова скрипка лежала спокойно, настройка струн не слетела. Ну, не подведи! Задорная мелодия чардаша полилась легко и свободно, год занятий не прошел зря. Ускорить темп, снизить, замедлить, взять паузу, как брала та девчонка, и снова рухнуть в отчаянный пляс – все. Смычок опустился, Митяй открыл зажмуренные было глаза.

– Хорошо. Вот хорошо, вот молодец! – Лицо преподавателя разгладилось, улыбка тронула мягкий рот. – Учили плохо, а играешь просто великолепно. Руки бы оторвать тому, кто ставил тебе пальцы, и ровнее надо стоять и скрипку держать гордо, понимаешь? Это ж не метла. Вот смотри!

Взяв в руки инструмент, Пейсах Соломонович преобразился – откуда-то появилась осанка, черты лица стали тверже, даже росту в преподавателе словно прибавилось.

– Берешь нежнее, голову выше, плечо развернуто, и раз-два-три!

Да, Столярский был мастером. Глядя на него, слушая тот же чардаш, Митяй схватывал на лету, как стоять, как держаться, понимал свои промахи и ошибки.

– Значит, ты у нас сирота, приехал из Феодосии, знакомых в Одессе у тебя, конечно же, нет. И денег нет. У кого ты учился?

– У скрипки, – ответил Митяй.

– Самоучка? Похвально, детка, похвально, ты подлинный вундеркинд, – покивал головой Столярский. – Что же нам с тобой делать?

– Я учился у скрипки, – повторил Митяй. – Черт принес мне проклятую скрипку работы мастера Гварнери, на которой играл этот ваш… Паганини, и сказал, что я музыкант.

Очки Столярского снова съехали с носа, блеклые карие глаза широко раскрылись.

– Черт, говоришь? Паганини? Присядь-ка, золотко, выпей водички и расскажи-ка мне этот сипур!

Ерзая на кончике обитого бархатом табурета, Митяй добросовестно рассказал всю историю от начала до конца. Про усатого фраера и его странный подарок, про сказку Алабаша, про смотрителя маяка, про то, как сатанинская музыка в одночасье овладела его душой и заставила мир вокруг переливаться разноцветными нотами. Про кошмарную старуху с ее проклятьем, про мастера Гварнери, который резал скрипки из гробовых досок, про сны, в которых всклокоченный Паганини гнался за ним по Адмиральскому бульвару и верещал: «Отдай! Отдай мою скрипку!»

Рассказ прервали клокочущие, глухие звуки. Митяй поднял глаза – Столярский смеялся, покатывался от хохота, тщетно стараясь сдержаться.

– Вот глупство! Божечки мои, мальчик, какое невероятное глупство! Ду бист а идише ингеле?

Не поняв вопроса, Митяй покачал головой.

– Слава богу! Если б ты был евреем, то непременно сошел бы с ума, имея таких фантазий. Цыгане, старухи, сказки, дьявол, диббук – подумать только! Гварнери в провинциальном городе, Гварнери, которого дарят нищему мальчику просто так. Впрочем, революция, бегство – все может быть… Дай-ка сюда нашу скрипочку!

Вздрогнув, Митяй протянул преподавателю потертый футляр. Все еще всхлипывающий от смеха Столярский достал инструмент, бегло ощупал его, заглянул внутрь, потом положил на стол и достал из второго футляра скрипку Муси Гольдштейна – точно такую же, покрытую темным потресканным лаком, с редкостными прорезями по деке, похожими на разлетающихся в стороны чаек.

– Посмотри вот сюда, видишь? «Страдивари, 1701 год».

Иностранные буквы на маленькой этикетке Митяй разобрать, конечно же, не сумел, но тонко выведенные цифры были те самые.

– Это подделка. Удачная копия, золотко, понимаешь? Сто лет назад немецкие мастера стали делать копии великих скрипок – Страдивари, Гварнери, Амати. Выходил у них честный, добротный инструмент. В десятом году одесские миллионеры, дай им бог здоровья, закупили партию таких скрипок, чтобы дети учились. Кто-то решил подшутить над тобой, детка, и шутка хорошо удалась.

– То есть это простая скрипка? Самая-пресамая обыкновенная? И Паганини тут ни при чем и никакая судьба мне не суждена? – Митяй не знал, радоваться ему или плакать.

– Сложный вопрос, – хитро усмехнулся Столярский. – Коммунисты говорят, бога нет и судьбы тоже нет. Но раз ты, нищий мальчик, сумел добыть себе скрипку, выучиться играть, добраться до Одессы и найти единственного человека, который сделает из тебя настоящего музыканта, – значит, кто-то на небе крепко за тебя молится.

Достав из кармана круглые золотые часы, Пейсах Соломонович посмотрел на циферблат, пошевелил губами, что-то подсчитывая, и взял в руки скрипку упрямого Муси.

– Полчаса у нас есть, детка. Даю первый урок, потом отвезу тебя к нам с Фирочкой, переночуешь, поешь, а там как судьба выведет, да?

Довольный Столярский хихикнул и потрепал мальчика по стриженой голове. Митяй тоже расхохотался – он не думал и даже мечтать не смел, что кошмар обернется всего лишь страшной сказкой для малышей.

– Давай, золотко, слушай первый куплет, а потом попробуешь подыграть. И не делай тут личико – Моцарт для новичка слишком просто.

Митяй ожидал от Столярского чего угодно – но никак не блатной песенки, да еще с вариациями, проигрышами и совершенно издевательской интонацией. Скрипка у старого музыканта заговорила бархатным голоском уличной этуали, закружилась, дразня:

Раз пошли на дело, выпить захотелось,Мы зашли в фартовый ресторан.Там сидела Мурка в кожаной тужурке,А из-под полы торчал наган.

Дождавшись конца куплета, Митяй встроился вторым голосом:

Мурка, в чем же дело, что ты не имела?Разве я тебя не одевал?Кольца и браслеты, юбки и жакеты,Разве ж я тебе не добывал?

«Мурка» плавно перетекла в какой-то незнакомый Митяю залихватский танец и завершилась неожиданным гопаком. Вспотевший от усилий Столярский оборвал игру и посмотрел на ученика уважительно:

– Из тебя выйдет толк, детка. Главное, пользуй своих фантазий в музыку, только в музыку. Договорились?

Счастливый Митяй кивнул.

Профессора Столярского в Одессе знали все, от биндюжников до депутатов. Потратив пару дней на беготню по комитетам, Пейсах Соломонович устроил Митяя в неплохой детский дом с правом посещения музыкальных занятий, а спустя четыре года перевел в интернат при созданной им же музыкальной школе. Д. Бориспольский, как писали на его первых афишах, действительно стал музыкантом, талантливым скрипачом. Если его имя не вошло в первый десяток имен выпускников – причина была исключительно в том, что у Столярского занимались гениальные дети. Митяй даже не пробовал оспаривать превосходство братьев Гольдштейнов, Семы Фурера или Лизочки Гиллельс. Ему хватало того, что у него получалось, а любую искру зависти к чужой славе музыкант гасил нещадно, помня больные глаза Алабаша, первого друга, потерянного из-за пустой ерунды. После школы Митяй поступил в Одесскую консерваторию, окончил ее перед войной, но диплом получить не успел – в сорок пятом пришлось восстанавливать документы.