Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник) - Владимир Першанин

– Снайперы спят или действуют? – кричал Логунов, меняя очередную обойму.

– Действуют, – отозвался старшина. – Вон еще один фриц свалился.

Ермаков стрелял, потеряв обычное хладнокровие. Но даже не слишком тщательно целясь, он успел свалить двоих наступающих. Рванувшая рядом мина, следом вторая и третья отрезвили его. Андрей, пригнувшись, перешел шагов на десять и устроился в окопе, который старательно вырыл его напарник Максим Быков.

Быстрыми перебежками приближалось немецкое отделение. Унтер-офицер с коротких остановок опустошал емкий барабанный магазин МГ-34. Пока он стрелял, шесть-семь солдат отделения пробегали очередные метры, ложились и прикрывали огнем пулеметчика, догонявшего их. Напарник совал на ходу унтер-офицеру новый магазин и забирал опустошенный.

– Мать вашу, – бормотал Ермаков, нажимая на спуск. – Братухе всего шестнадцать было…

Протянувший руку за новым магазином, пулеметчик осел на подвернувшихся ногах и свалился лицом в снег. Прежде чем второй номер успел что-то сообразить, Андрей, хищно щурясь, уже передернул затвор и снова нажал на спуск. Немец упал, закрутился, снег вокруг него быстро напитывался кровью.

– Дуплет… вот так, гады! А вы как хотели?

Лицо Андрея нервно перекосило, он что-то зло бормотал и ловил в оптику следующую цель. Поймал. Один из солдат быстро полз по снегу к убитым, возможно, хотел добраться до пулемета, без которого отделение лишилось прикрытия.

– Третий! – прошептал Ермаков, еще не нажав спуск, но уверенный, что не промахнется.

Пуля ударила ползущего немца в бок, он приподнялся на руках, попытался встать и снова повалился в снег.

– Я же говорил третий, – бормотал Андрей, меняя обойму. – Сейчас четвертый будет.

Не сразу почувствовал, как кто-то трясет его за руку. Это был старшина Якобчук.

– Андрюха, оглох, что ли? Комбат велел пулеметчиков и офицеров в первую очередь выбивать.

– А я что, в небо пуляю? Вот он расчет целиком валяется. И помощника добровольного на всякий случай в снег уложил.

Якобчук приподнялся, чтобы получше рассмотреть убитых, но теперь его тянул за собой Андрей. Он хорошо знал, что после нескольких выстрелов подряд этот пятачок уже засекли и сейчас посыпятся мины.

– Быстрее уходим, если жить хочешь.

Мина ударила с перелетом, а когда они бежали, следующая взорвалась на том месте, где они только что лежали. Отбежали, нырнули за поворот и натолкнулись на парторга Юткина, который стоял на коленях перед телом своего второго номера.

Лицо парня было залито кровью, пули угодили в лоб, пробили каску. Юткин, заляпанный кровью, то ли молился, то ли прятал голову пониже. За поворотом шарахнуло еще дважды. Но мины падали от них сравнительно далеко, а Юткин никак не мог прийти в себя, забыв, что он командир пулеметного расчета.

– Берись за пулемет, – встряхнул его Ермаков.

– Убили, – тянул на одной ноте бывший ответственный работник Петр Данилович Юткин. – В голову как даст, а из затылка целая струя брызнула. Мозги с кровью. Я в двух шагах стоял, чудом уцелел. В голову парня пулями… разрывными, наверное.

– Якобчук! – отрывисто приказал Ермаков. – Вставай за пулемет, а Юткин будет за второго номера. Свихнулся, кажется, со страху.

– Есть, – растерянно подчинился старшина.

Ермаков был ему не начальник, и звания у них равные, но Якобчук прекрасно понимал, единственный в роте станковый пулемет замолчал, и придется подчиниться приказу Ермакова, иначе вмешается Логунов. Шлепнет сгоряча за трусость и старшину и психа-Юткина, никто про них и не спросит.

Передвижение немецких штурмовых групп на участке восьмой роты приостановилось. Сказалось присутствие комбата, хорошо оборудованные укрепления, умелые команды ротного Палехи, который сновал по траншее и вдоль железнодорожной линии, останавливаясь там, где обстановка складывалась наиболее сложная.

Андрей Ермаков сумел вывести из строя и второй пулеметный расчет. Они действовали порознь: старшина Ермаков, уже имевший на счету более полусотни немцев и его напарник Максим Быков.

Парень, хоть и по-прежнему суетился больше чем надо, но бил в цель. Одной из причин, что немцы прекратили движение, стал его точный выстрел в капитана, командира немецкой штурмовой роты. Он упал в снег, его пытались вытащить, но Максим подстрелил одного из санитаров. Включился в дело ближний расчет пулемета Дегтярева и срезал еще одного немца, пытавшегося помочь.

Меткие выстрелы конопатого парня остались без внимания, хотя Максим уложил еще двух наступающих немцев. Было не до похвал – рота таяла на глазах. Пулеметы из трехэтажки не давали поднять головы, продолжали сыпаться мины.

Начальник штаба Орлов тоже взялся за пулемет, трофейный МГ-34. Не обращая внимания на сильный огонь, он высунулся из траншеи и бил длинными очередями непонятно куда. Пуля прошла вскользь по щеке, разорвала ухо. Кровь стекала за ворот меховой безрукавки, но разгоряченный начштаба продолжал вести огонь. Отмахнулся от Зои Кузнецовой, которая пыталась наложить повязку.

– Присядь на минутку, орел щипаный! – кричала она. – Помощник пока постреляет.

Очередь крупнокалиберного пулемета, ударив, взрыхлила твердый, как камень, бруствер. Пуля перебила надвое приклад пулемета, несколько осколков пластмассы воткнулись Орлову в ладонь. Зоя ахнула, отступила на шаг, а начальник штаба растерянно зажимал другой рукой разорванную кожу на ладони.

Но Зоя смотрела на второго номера, совсем молоденького парня. Он привалился спиной к задней стенке траншеи и тщетно пытался удержать равновесие. Одна крупнокалиберная пуля пробила грудь, вторая, видимо, разрывная, ударила в ключицу. Взорвалась в теле, вспучив комком шинель, ватник, из-под которых торчал острый обломок кости. Из ран, изо рта смертельно раненного мальчика текла кровь, в груди жутко булькало. У Зои не выдержали нервы:

– Ложитесь, убьют! Да что же это такое творится!

Парень сполз по мерзлой стене и лежал, дергаясь в агонии. Пули летели, разламывая бруствер. Зоя повалила Орлова на дно траншеи. Все трое были в крови. Начштаба, отпихивая Зою, тянулся к обломкам пулемета.

– Я их, блядей, бил и бить буду…

Новая очередь 13-миллиметровых пуль прошла, смахнув пулемет, а разрывная пуля взорвалась трескучим огоньком над ухом старшего лейтенанта. Оглушенный, в пропитанной кровью безрукавке и гимнастерке, он послушно опустился на дно траншеи и дал себя перевязать.

Возможно, для восьмой роты эти минуты могли стать последними. Немцы, хотя и несли большие потери, видели, что умолк один, другой пулемет, а красноармейцы вжаты плотным огнем в глубину траншеи и окопы.

Снайперов и немногих метких стрелков держали под плотным огнем. Старшина дал одну, другую очередь из станкового ДС-39, но веер пуль осыпал бруствер, а один из минометов вложил мину точно в траншею, разорвав на части убитого бойца.

Рядом со старшиной скрючился и продолжал невнятно бормотать Юткин. Полез было на четвереньках прочь, но бывший приятель Якобчук, злой на всех, дернул его за полушубок.

– Сиди здесь. Знаешь, как с дезертирами поступают?

– Убьют нас, – по-детски жаловался Юткин, но старшина никак не отреагировал и молча курил.

Ермаков не собирался прятаться и продолжал упрямо выпускать пулю за пулей. Раненный в голову немец сбросил каску и, обхватив ладонями виски, шатаясь, побрел прочь. Андрей выстрелил ему в спину и ловил в прицел новую цель.

– Андрюха, наши летят!

– Кто?

– Штурмовики Ил-2. Живем.

– Ура, «илы» на штурмовку заходят!

Их было всего три. Массивных черных штурмовика Ил-2, с ревом несущихся на высоте не более пятисот метров. Приближаясь к крепости-трехэтажке, они резко пошли в пике и, снизившись, сбросили одну за другой несколько стокилограммовых бомб.

«Илы» шли со скоростью четыреста километров в час, их легко бы догнали «Мессершмиты» на своей скорости 550 километров. Но не было смелее и отважнее пилотов этих «летающих танков», которые били немцев в упор и несли самые большие потери в советской авиации.

Бомба, угодившая в левую часть дома, где даже сохранился кусок крыши, вспучила на секунды торцевую стену. Затем стена начала разваливаться на отдельные блоки, массу кирпичей, опорных балок. Все это взлетело вместе с огненным фонтаном взрыва.

Все заволокло дымом. Куда угодили остальные бомбы, было неясно. Две взорвались с недолетом, хотя и выбили несколько простенков, образовав широкие проломы, сорвали торчавшие зубцы стен на третьем этаже. Удачно легла четвертая или пятая по счету «стокилограммовка», снова подняв фонтан обломков, массу кирпичей, еще какие-то куски строительных конструкций.

Андрей отчетливо разглядел, как кувыркается странно укороченное тело человека, взлетев на гребень взрыва, и затем падает вниз в гудящее пламя и оседающие обломки. Некоторые бойцы первый раз видели подобное, невольно поднимали головы, размахивая кулаками и выкрикивая что-то неразборчивое. Получили, сволочи!