Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

— Написать такую бумагу, — возразил Деккерет, — это все равно, что подписать самому себе смертный приговор. Что в таком случае помешает вам прикончить меня, как только мы отойдем на десять миль от прохода, ограбить труп и свалить все на похитителей снов?

— Клянусь Повелительницей, я не убийца! И не вор!

— И все же бумага, в которой будет сказано, что, в случае моей смерти, вы не понесете никакой ответственности, может явиться чрезмерным соблазном даже для самого наичестнейшего человека. Разве я не прав?

В глазах Барджазида сверкнула ярость. Он взмахнул рукой, как будто хотел положить конец разговору.

— Что чрезмерно, так это ваша подозрительность! — воскликнул он, резко отодвинув чашку. — Если вы так боитесь меня, то найдите себе другого проводника.

Деккерет не двинулся с места.

— Прошу прощения за мои слова, — спокойно сказал он. — Но войдите в мое положение: приезжий молодой человек в отдаленной и опасной стране вынужден просить незнакомца помочь ему попасть в места, где, как всем известно, случаются невероятные вещи. Я должен быть осторожен.

— Тогда будьте по-настоящему осторожны. Садитесь на ближайшее судно, идущее в Стойен, и возвращайтесь к радостям жизни на Замковой горе.

— Я все-таки прошу вас взять меня с собой. За хорошую цену, но без каких-либо бумаг об отказе от ответственности за мою жизнь. Сколько вы хотите?

— Тридцать реалов, — заявил Барджазид.

Деккерет аж задохнулся от удивления. Плавание от Пилиплока до Толагая и то обошлось ему дешевле. Тридцать реалов! Человек, подобный Барджазиду, вряд ли мог заработать столько за целый год. Заплатить такую сумму Деккерет мог, только взяв деньги по аккредитиву. Первой мыслью было ответить благородным презрением и предложить десять, но он вовремя сообразил, что лишился права торговаться, настояв на отказе от письма, снимающего с проводника ответственность за его жизнь. Если он теперь станет спорить о цене, то Барджазид просто-напросто вообще откажется от переговоров.

Вот почему после минутного размышления он ответил:

— Значит, по рукам. Но никаких гарантийных писем.

Барджазид поднял на него кислый взгляд.

— Ладно. Раз вы так настаиваете, то обойдемся без писем.

— Как мы будем расплачиваться?

— Половина сейчас, а вторая половина утром в день отъезда.

— Десять сейчас, — возразил Деккерет, — десять утром в день отъезда и еще десять в день моего возвращения в Толагай.

— В таком случае треть той платы, которую я получаю за свои услуги, будет зависеть от того, уцелеете вы или нет. Не забудьте, что я не гарантировал вам этого.

— А вдруг вероятность моего выживания станет выше, если я отложу последнюю треть вознаграждения до возвращения?

— Все рыцари короналя отличаются надменностью, и люди, как правило, до поры до времени не обращают на нее внимания. Но мне кажется, что вы хватили через край. — Барджазид снова взмахнул рукой, как отрезал. — Мы слишком мало доверяем друг другу. Так что путешествовать вместе нам будет очень трудно.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал Деккерет.

— Но тем не менее вы желаете, чтобы я положился на милость ваших родственников в том случае, если вы погибнете, а сами, похоже, видите во мне обычного головореза или в лучшем случае грабителя и считаете необходимым организовать порядок расчета со мной так, чтобы у меня было как можно меньше побуждений убить. — Барджазид сплюнул. — Второе лицо надменности — это любезность, молодой рыцарь. Скандар — охотник на морских драконов и тот обращался бы со мной более любезно. И я не искал службы у вас, имейте это в виду. И не стану унижаться ради того, чтобы помочь вам. Если вам будет угодно…

— Подождите.

— У меня есть и другие дела сегодня утром.

— Пятнадцать реалов сейчас, — сказал Деккерет, — и еще пятнадцать, когда мы выйдем в путь, как вы хотели. Идет?

— Невзирая на опасения, что я прикончу вас в пустыне?

— 'Я держался с излишней подозрительностью, чтобы не показаться чересчур наивным. Мое поведение было бестактным. Я согласен нанять вас проводником на ваших условиях.

Барджазид промолчал.

Деккерет вынул из кошелька три пятиреаловые монеты. Две — старой чеканки, с изображением понтифекса Пранкипина и лорда Конфалюма. Третья была совершенно новенькой, свежеотчеканенной, и на ней Конфалюм выступал уже в качестве понтифекса, а обратную сторону украшал портрет лорда Престимиона. Барджазид с большим любопытством осмотрел новую монету.

— Я еще не видел таких, — сказал он. — Может быть, позвать моего племянника, чтобы он проверил, настоящая ли она?

— Ну это уж слишком! Вы что, принимаете меня за фальшивомонетчика? — взревел Деккерет, вскочив на ноги и угрожающе наклонившись над маленьким человечком. В висках стучало от ярости, и он был готов ударить Барджазида.

Но сразу же почувствовал, что тот не испугался. Барджазид не пошевелился, нет, он даже улыбнулся и взял две оставшиеся монеты из дрожавшей от ярости руки Деккерета.

— Значит, вам тоже не слишком нравятся необоснованные обвинения, а, молодой рыцарь? — рассмеялся Барджазид, — Тогда давайте договоримся. Вы не будете думать, что я убью вас, как только мы выйдем из Кулагского прохода, а я не стану проверять ваши монеты у менялы. Как? Согласны?

Деккерет устало кивнул.

— И все равно это опасная поездка, — продолжал Барджазид, — и я не стану заверять вас в ее благополучном исходе. Когда наступит время испытаний, многое будет зависеть от вашей силы духа.

— Значит, так тому и быть. Когда мы отправимся?

— В Пятый день, на закате. Мы выйдем из города через врата Пинитора. Вы знаете это место?

— Найду, — ответил Деккерет. — Что ж, в Пятый день на закате, — Он протянул руку маленькому человечку.

Глава 5

До Пятого дня оставалось еще трое суток. Но Деккерет не сожалел о задержке, поскольку она подарила ему еще три ночи с Голатор Ласгией. По крайней мере, он на это надеялся, но на деле случилось по-другому. Вечером после встречи с Барджазидом Деккерет не застал архирежиманда в конторе возле гавани, а ее помощники отказались принять от него письмо для своей начальницы. Пока не стемнело, он грустно бродил по жаркому городу, так и не встретив никого, с кем можно было бы поговорить, и в конце концов съел на ужин в своей гостинице что-то серое, по вкусу напоминающее песок, все еще продолжая надеяться, что Голатор Ласгия вдруг чудесным образом появится и уведет его с собой. Но она не ответила на его безмолвный призыв. Он забылся чутким, тревожным сном и, часто просыпаясь, вспоминал о ее гладкой коже, ее маленьких твердых грудях, ее голодном, жадном, ищущем рте. Ближе к утру его посетило сновидение, в котором она, Барджазид и несколько хьортов и вруунов исполняли какой-то сложный танец в полуразрушенном, без крыши, здании среди песков, а потом видения покинули его, и он крепко проспал до полудня Лунного дня. Город в это время казался полностью вымершим, но когда свечерело и стало прохладнее, он снова пошел в контору архирежиманда, снова не застал ее и снова провел вечер точно так же бестолково, как и накануне. Укладываясь спать, он пылко обратился к Хозяйке Острова, умоляя, чтобы она прислала к нему Голатор Ласгию. Но исполнение таких пожеланий вовсе не входило в функции Повелительницы Снов, и все, что он получил этой ночью, это спокойное и приятное сновидение. Возможно, то было послание благословенной Повелительницы, но возможно, и нет: он видел себя в соломенной хижине на берегу Великого океана возле Тил-омона, поедающим сладкие лиловые плоды, сок которых окрашивал щеки. Проснувшись, он обнаружил у дверей своей комнаты хьорта, одного из служащих архирежиманда, который передал приглашение от Голатор Ласгии. Тем вечером они пообедали вместе, а поздно ночью отправились к ней и там предавались любви с такой страстью, что их первая встреча могла бы показаться воплощением целомудрия. Деккерет не стал спрашивать ее, почему она отказывался от встреч в две минувшие ночи, но во время завтрака — они сидели на мягкой шкуре гихорна, запивая золотистым вином изысканные кушанья, оба энергичные и свежие, хотя ни на минуту не сомкнули глаз, — она сказала:

— Жаль, что я не смогла провести с тобой больше времени на этой неделе, но нам, по крайней мере, удалось разделить твою последнюю ночь. Теперь ты уйдешь в пустыню Украденных Снов со вкусом моего тела на губах. Удалось мне заставить тебя забыть всех других женщин?

— Ты сама знаешь ответ.

— Хорошо. Прекрасно. Тебе никогда больше не придется обнять женщину; но последняя оказалась лучшей из всех. Немногим, согласись, так везет.

— Выходит, ты настолько уверена, что я погибну в пустыне?

— Оттуда возвращались единицы. Шансов за то, что я вновь увижу тебя, очень мало.