Полное собрание сочинений в трех томах. Том 1 - Мольер Жан-Батист

Климена. Только слепой может ничего не видеть в этой пьесе.

Урания. Не надо выискивать то, чего в ней нет.

Климена. А я утверждаю, что все ее сальности бросаются в глаза.

Урания. А я с вами не согласна.

Климена. Неужели же эти слова Агнесы не оскорбляют стыдливости?

Урания. Ничуть! Она не употребляет ни одного неблагопристойного выражения, а если вам угодно видеть в ее словах скрытый смысл, значит, это уж вы придаете ее словам непристойный характер. Ведь она говорит, что у нее взяли ленточку, только и всего.

Климена. Ну хорошо, пусть это будет, по-вашему, ленточка. Ну а слово «мою», которое она подчеркивает? Ведь оно же здесь недаром. Оно наводит на размышления. Это неприличное «мою» меня ужасно коробит, и вы ничего не сможете сказать в его защиту.

Элиза. Это верно, кузина, я согласна с госпожой Клименой. Слово «мою» в высшей степени неприлично, — ты тут не права.

Климена. Это слово до невозможности обсценно.

Элиза. Как вы сказали, сударыня?

Климена. Обсценно, сударыня.

Элиза. Ах, боже мой, обсценно! Я не понимаю, что это значит, но, по-моему, это прелестно.

Климена. Видите? Ваша родственница на моей стороне.

Урания. Боже мой! Эта болтушка всегда говорит не то, что думает. Советую вам не придавать ее словам особого значения.

Элиза. Нехорошо с твоей стороны чернить меня в глазах гостьи! Ну что, если она тебе поверит? Ах, сударыня, не думайте обо мне дурно!

Климена. Нет-нет, я не обращаю внимания на слова госпожи Урании, ваша искренность для меня вне сомнений.

Элиза. У вас для этого есть все основания, сударыня! И я надеюсь, вы мне поверите, что я нахожу вас обворожительной, я разделяю все ваши мнения, я в восторге от всех ваших выражений.

Климена. Ах, что вы! Я выражаюсь так просто…

Элиза. Да, сударыня, у вас все выходит естественно. Ваши слова, ваш голос, выражение лица, походка, движения, одежда — все полно какого-то особого очарования. Я впиваюсь в вас и слухом и взором, я так пленена вами, что готова обезьянничать с вас, подражать вам во всем.

Климена. Вы смеетесь надо мной, сударыня!

Элиза. Помилуйте, сударыня. Как можно над вами смеяться?

Климена. Мне подражать не в чем, сударыня.

Элиза. Нет, есть в чем, сударыня.

Климена. Вы мне льстите, сударыня!

Элиза. Нисколько, сударыня.

Климена. Пощадите, сударыня!

Элиза. Я и так щажу вас, сударыня, я не говорю и половины того, что я о вас думаю, сударыня!

Климена. Ах, ради бога, оставим этот разговор! Мне до того неловко! (Урании.) Вот видите: теперь нас двое, а вы одна! Умным людям упрямство не к лицу…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и маркиз.

Галопен (в дверях). Извините, сударь, дальше нельзя.

Маркиз. Ты что, не знаешь меня?

Галопен. Знать-то я знаю, а войти вам все-таки нельзя.

Маркиз. Чего ты так расшумелся, мужлан?

Галопен. Нехорошо, сударь, ломиться, когда не пускают.

Маркиз. Я хочу видеть твою госпожу.

Галопен. Сказано вам — нету дома!

Маркиз. Да вот же она!

Галопен. Ваша правда, это она и есть, но только ее нет.

Урания. Что там такое?

Маркиз. Ваш лакей, сударыня, валяет дурака.

Галопен. Я им говорю, что вас, сударыня, нет дома, а они всё хотят войти.

Урания. А зачем говорить, что меня нет дома?

Галопен. Да вы же сами прошлый раз меня бранили, когда я сказал, что вы дома.

Урания. Осел! Прошу вас, маркиз, не верьте ему. Этот бестолковый малый принял вас за кого-то другого.

Маркиз. Я так и понял, сударыня, и, если б не мое уважение к вам, я бы его научил узнавать порядочных людей.

Элиза. Кузина вам крайне обязана за вашу снисходительность.

Урания. Подай же кресло, невежа!

Галопен. А разве там нет кресла?

Урания. Подвинь его поближе.

Галопен с грохотом подставляет кресло.

Маркиз. Ваш лакей меня не жалует.

Элиза. Он очень перед вами виноват.

Маркиз. Это, вероятно, потому, что у меня непривлекательная наружность. Ха-ха-ха!

Элиза. Со временем он научится распознавать достойных людей.

Маркиз. О чем же, сударыня, вы говорили до моего прихода?

Урания. О комедии Урок женам.

Маркиз. Я ее только что видел.

Климена. Ну, и какого же вы о ней мнения, маркиз?

Маркиз. Верх неприличия.

Климена. Как приятно слышать!

Маркиз. Хуже не придумаешь. Черт возьми, я еле добрался до своего места! В дверях меня чуть не задавили, то и дело наступали на ноги. Полюбуйтесь, во что превратились мои кружева и ленты!

Элиза. Это хоть кого восстановит против Урока женам. Вы имеете полное право проклинать эту пьесу.

Маркиз. Такой скверной комедии, по-моему, еще не было.

Урания. А вот и Дорант! Мы давно его ждем!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Урания, Элиза, Климена, маркиз, Дорант.

Дорант. Ради бога, не беспокойтесь, продолжайте ваш разговор! Вы, конечно, говорите о том, о чем уже несколько дней говорят во всех парижских домах, — нет ничего забавнее этой разноголосицы мнений. Я сам слышал, как иные осуждали в этой комедии именно то, что другим больше всего нравилось.

Урания. Маркиз, например, от нее в ужасе.

Маркиз. Да, это верно; по-моему, она противна, противна, черт возьми, до последней степени, именно противна!

Дорант. А мне, любезный маркиз, противно такое суждение.

Маркиз. Как, шевалье? Ты намерен защищать эту пьесу?

Дорант. Да, намерен защищать.

Маркиз. Черт побери, я ручаюсь, что она противна!

Дорант. Ну, твоя порука не больно-то надежна. Сделай милость, однако, маркиз, растолкуй, что ты такого нашел в этой комедии?

Маркиз. Почему она противна?

Дорант. Да.

Маркиз. Она противна потому, что противна.

Дорант. Ну, тут уж возразить нечего, приговор произнесен. Но ты нам все-таки объясни, в чем же ее недостатки.

Маркиз. А я почем знаю? Признаюсь, я не очень внимательно слушал. Я знаю одно: убей меня бог, но ничего ужаснее этого я не видел. Я сидел как раз за Дориласом, и он того же мнения.

Дорант. Солидный авторитет! Есть на кого сослаться!

Маркиз. Стоит только послушать взрывы хохота в партере. Это ли не доказательство, что пьеса никуда не годится?

Дорант. Так, значит, ты, маркиз, принадлежишь к числу тех вельмож, которые полагают, что у партера не может быть здравого смысла, и которые считают ниже своего достоинства смеяться вместе с ним, даже когда играют самую лучшую комедию? Я видел как-то в театре одного из наших друзей, и он-то и был смешон. Он смотрел комедию с наимрачнейшим видом. В тех местах, где все дружно хохотали, он только хмурил чело. При раскатах смеха он пожимал плечами, смотрел на партер с сожалением, а порой с досадой, и приговаривал: «Смейся, партер, смейся!» Его неудовольствие — это была вторая комедия, он бесплатно играл ее для зрителей, и все единодушно признали, что лучше сыграть невозможно. Пойми же ты, маркиз, поймите все, что здравый смысл не имеет нумерованного места в театре, разница между полулуидором и пятнадцатью су[98] не отражается на хорошем вкусе, неверное суждение можно высказать и стоя и сидя. Словом, я не могу не считаться с мнением партера, ибо среди его посетителей иные вполне способны разобрать пьесу по всем правилам искусства, а другие станут судить ее судом правды, то есть доверяясь непосредственному впечатлению, без слепого предубеждения, без всяких натяжек, без нелепой щепетильности.