Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Со второй половины 70-х годов все чаще стали приезжать в Японию индивидуально и в составе делегаций мои коллеги-востоковеды. В 1976 году по приглашению директора Дома международных связей Мацумото Сигэхару прибыл в Японию директор Института востоковедения АН СССР Бободжан Гафурович Гафуров. Естественно, что я счел своей моральной обязанностью оказать ему в Японии максимум содействия. В ряде случаев я присутствовал на встречах Гафурова с японскими учеными-востоковедами. Его пребывание в Японии способствовало, несомненно, упрочению среди японских специалистов в области истории народов Азии, и прежде всего народов Центральной Азии, интереса к трудам Института востоковедения АН СССР, как и желания японских ученых наладить контакты со своими московскими коллегами. К сожалению, в дни своего пребывания в Японии Б. Г. Гафуров довольно часто ощущал недомогание - видимо уже тогда давала знать о себе та неизлечимая болезнь, которая привела летом 1977 года к его кончине.

Приезжал в те годы в Японию и мой друг и коллега по работе в Институте востоковедения Георгий Федорович Ким. Во время своего первого приезда в Токио Ким был, как и Гафуров, гостем Дома международной культуры. В те дни мы зачастую проводили с ним вместе воскресные дни и свободные вечера. Часто встречался Ким со своими единоплеменниками-корейцами, постоянно проживавшими в Японии, и это было полезно, так как две крупные организации японских корейцев - одна, контактировавшая с Пхеньяном, а другая - с Сеулом - обладали немалым влиянием на ход событий во внутриполитическом мире Японии.

Второй раз Ким, избранный незадолго до того членом-корреспондентом АН СССР, приезжал в Японию в октябре 1977 года во главе делегации сотрудников Института востоковедения для участия в симпозиуме, организованном редакцией газеты "Санкэй Симбун" с целью обсуждения различных проблем мира и безопасности в Азии. Будучи занят тогда срочной корреспондентской работой по линии "Правды", я не принял участие в этом симпозиуме, хотя обсуждавшиеся там вопросы весьма интересовали меня как японоведа.

Позднее, в 1977-1978 годах, дошли до меня в Японию и скорбные известия. В июле 1977 года умер директор Института востоковедения Бободжан Гафурович Гафуров, которому я всего лишь годом ранее старался оказывать всемерное содействие во время его пребывания в Токио. Спустя полтора месяца скончалась после долгой болезни заведующая сектором экономики Японии профессор Лукьянова, отношения с которой складывались у меня когда-то не очень-то гладко, но затем вошли в нормальную колею. А спустя менее года пришла горькая весть о безвременной кончине Виктора Алексеевича Власова моего однокашника, исполнявшего после моего отъезда в Токио обязанности заведующего отделом Японии и проявившего себя за сравнительно короткий период своей творческой научной деятельности исключительно вдумчивым и работоспособным исследователем японской экономики, и прежде всего японского промышленного производства.

Появлялся в те годы в Японии и мой знакомый Евгений Максимович Примаков, с которым в 1972 году мы ездили в Японию на конференцию экономистов. Один раз он приезжал где-то в 1976-1977 годах еще как заместитель директора ИМЭМО вместе со своим приятелем Виталием Владимировичем Журкиным, заместителем директора Института США и Канады АН СССР. Целью их приезда было участие в конференции по проблемам международных отношений в АТР. Я тогда в один из воскресных дней помог им в решении каких-то личных бытовых вопросов. На моей машине мы втроем ездили в торговый район Уэно. Когда спустя некоторое время мы вернулись на то место, где я поставил машину, ее там не оказалось. Оказывается полиция увезла ее за то, что она стояла на недозволенном для стоянки месте. Потребовался час, если не более, прежде чем мы отыскали машину: я выслушал нотацию полицейских чинов, затем в присутствии обоих моих знакомых заплатил штраф, и мы уехали, помянув между собой недобрыми словами японских блюстителей порядка.

А вот другой раз, весной 1979 года, Е. М. Примаков приезжал в Японию после кончины Б. Г. Гафурова уже как новый директор Института востоковедения АН СССР. Тогда его интересовали главным образом вопросы научных контактов института с японскими университетами и другими научными центрами. В последовавшие дни состоялась наша совместная поездка с Примаковым, а также с сопровождавшим его заведующим сектором международных связей института В. Т. Веселовым в Киото, где было обновлено соглашение об обмене учеными между Институтом востоковедения АН СССР и университетом Рицумэйкан.

В дни пребывания Примакова в Токио в японском курортном районе на полуострове Идзу, вблизи города Симода, состоялся очередной советско-японский симпозиум, посвященный текущим проблемам мировой политики и состоянию советско-японских отношений. С японской стороны в этом мероприятии участвовали близкие к руководству либерально-демократической партии ученые и политологи: Камия Фудзи, Суэцугу Итиро и другие. Делегация советских ученых была сформирована в основном из сотрудников Института мировой экономики и международных отношений и Института США и Канады. Возглавлял ее директор ИМЭМО академик Н. Н. Иноземцев, а в числе участников находился в качестве специалиста по проблемам АТР В. П. Лукин. Не приехал тогда в Японию по каким-то непредвиденным причинам Д. В. Петров, который как японовед должен был выступать по проблемам советско-японских отношений. Чтобы восполнить его отсутствие, Иноземцев, знавший меня еще по совместной работе в "Правде", обратился ко мне с предложением взять на себя выступления по тематике, закрепленной за Петровым. Я согласился. При этом, судя по всему, Иноземцев не предполагал, во-первых, что японские участники дискуссии, и особенно руководитель японской делегации Суэцугу, посвятят значительную часть своих выступлений бесцеремонным территориальным притязаниям к Советскому Союзу, якобы "незаконно захватившему японские северные территории", под которыми имелись в виду Южные Курилы. Во-вторых, не предполагал Иноземцев, что отпор этим нападкам будет с моей стороны столь развернутым и резким, ибо в отличие от других советских участников конференции я имел за плечами уже многолетний опыт дискуссий с японцами по данному вопросу и был твердо убежден в необходимости решительного отклонения японских попыток навязывать нашей стране заведомо бесперспективный территориальный спор. В результате спокойный ход дискуссии на конференции был нарушен и в выступлениях японских участников стало открыто выплескиваться недовольство моими высказываниями по поводу того, что Южные Курилы являются неотъемлемой частью советской территории и что японцам следовало бы отказаться от любых попыток пересмотра границ, сложившихся между Японией и Советским Союзом в итоге второй мировой войны. Не будучи подготовленными к конкретному спору по данному вопросу, другие советские участники дискуссии предпочли отмалчиваться, оставляя мне "удовольствие" вести с японцами неприятный спор. Единственный, кто из них поддержал меня морально, был Николай Николаевич Иноземцев, сказавший в разговоре со мной потом по окончании конференции, что он лично согласен с моими аргументами. Но так думали по моим наблюдениям не все коллеги-соотечественники. Судя по саркастическим улыбкам и критическим репликам, брошенным вскользь в разговорах в узком кругу, касавшихся хода дискуссии, не понравилась тогда моя жесткость В. П. Лукину, отличавшемуся уже в те времена своими откровенно "диссидентскими" отзывами о советской внешней политике.