Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Владимир Муравьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К работе по снятию фрагментов, для чего Гос. историч. Музею отпускается 5000 руб., приступите немедленно, с окончанием не позже 27-го апреля с. года“. (Подпись нач. спец. инспекции при президиуме Моссовета Хорошилкина.) Документ датирован 22 апреля. 23-го приступили к работе. Работали днем и ночью. Сняли, что смогли… Увезли в Коломенское…
Душно, жарко и пыльно было… Горечь полынная в душе».
Сухареву башню Каганович разрушал демонстративно. В Москве это отметили. Художница Н. Я. Симонович-Ефимова, жившая рядом и поэтому наблюдавшая все происходившее на площади день за днем, записывала тогда в дневниковых заметках: «Разрушение идет необычайно быстро… Не обнесено забором, как было при разрушении Красных Ворот. Телефонные ящики все так же висят на стенах, милиционеры открывают их и говорят. Вывеска „Коммунальный музей“ висит над уютно открытой дверью; окна со стеклами и белокаменными завитушками глядят как ни в чем не бывало. Вообще вид у Башни здоровый, а кирпичи летят без желобов просто в воздухе, многие не разбиваются, и здание убывает, тает… Но можно заболеть от мысли, что впереди нас никто Сухаревскую башню не увидит… После Сухаревской башни, вероятно, очередь за Василием Блаженным…»
Д. П. Сухов. Фотография 1930-х гг.
И еще один рассказ очевидца сноса башни — В. А. Гиляровского. В апреле 1934 года он писал в письме к дочери: ‹‹Великолепная Сухаревская башня, которую звали невестой Ивана Великого, ломается… Ты не думай, что она ломается, как невеста перед своим женихом, кокетничает, как двести лет перед Иваном Великим, — нет. Ее ломают. Первым делом с нее сняли часы и воспользуются ими для какой-нибудь другой башни, а потом обломали крыльцо, свалили шпиль, разобрали по кирпичам верхние этажи и не сегодня-завтра доломают ее стройную розовую фигуру. Все еще розовую, как она была! Вчера был солнечный вечер, яркий закат со стороны Триумфальных ворот золотил Садовую снизу и рассыпался в умирающих останках заревом.
Жуткое что-то! Багровая, красная,Солнца закатным лучом освещенная,В груду развалин живых превращенная.Все еще вижу ее я вчерашнею —Гордой красавицей, розовой башнею…››
Уже тогда многим стало ясно, что Кагановича заботило не решение транспортной проблемы. Знаменательно его собственное высказывание на совещании московских архитекторов-коммунистов о проектах архитекторов устройства транспортной развязки без сноса Сухаревой башни: «Я не вхожу в существо этих аргументов».
И. А. Фомин. План реконструкции Сухаревой площади с сохранением Сухаревой башни. 1934 г.
Вся эта комедия с обсуждениями, с заказом проектов, разыгранная Кагановичем, выглядит еще гнуснее, если обратиться к фактам и обстоятельствам, тогда не известным общественности.
Еще в 1931 году Каганович уже решил судьбу Сухаревой башни (и других памятников архитектуры) и сказал об этом в своем выступлении на Июньском пленуме ЦК ВКП(б).
Именно тогда он сформулировал свое отношение к градостроительной планировке Москвы: «Взять старый город, хоть бы, например, Москву. Все мы знаем, что старые города строились стихийно, в особенности торговые города. Когда ходишь по московским переулкам и закоулкам, то получается впечатление, что эти улочки прокладывал пьяный строитель». (Цитирую по «переработанной стенограмме доклада», изданной в том же году отдельной брошюрой. В живой речи доклада и в газетной публикации — и это любили цитировать довоенные журналисты, воспевавшие Генеральный план реконструкции Москвы, — Каганович выразился крепче: мол, московские улочки прокладывал не пьяный строитель, а пьяный сапожник.)
Тогда же Каганович решил осуществлять реконструкцию и расширение главных московских улиц путем сноса архитектурных и исторических памятников. Вот, в частности, проект «реконструкции» северного луча, главной частью которого он считает Лубянку. «Возьмите Лубянку, — сказал Каганович, — она по существу начинается с Никольской! Снимите Никольские ворота, выровняйте Лубянку и Сретенку, удалите Сухареву башню, и вы получите новый проспект до самого Ярославского шоссе».
Именно этот проект он последовательно осуществлял с упорством маньяка. Современный журналист, разрабатывая тему репрессий сталинских времен и характеризуя их деятелей, пришел к любопытному выводу-сравнению, острому и точному, как сравнения Плутарха в его знаменитых «Сравнительных жизнеописаниях»: «Если Лаврентий Берия прославился надругательствами над женщинами, то Лазарь Каганович известен как осквернитель архитектуры». (Любопытно, что характерную черту «реконструкции» города — устройство скверов на месте снесенных церквей — москвичи еще в 1930-е годы называли осквернением Москвы.)
Уничтожение и защиту исторических памятников Москвы Каганович на совещании московских архитекторов-коммунистов классифицировал как классовую борьбу, а выступление в их защиту как политическую (это слово фигурирует в его выступлении) акцию врагов партии и социализма.
Таким образом, защитники Сухаревой башни попадали в разряд политических врагов, и методы действий против них приобретают соответствующий характер.
Роль Кагановича в политических репрессиях 1930-х годов известна в общих чертах из различных публикаций: по материалам съездов партии, заседания бюро МК КПСС 23 мая 1962 года об исключении Л. М. Кагановича из партии, по воспоминаниям современников. Несколько цитат из обзора заседания бюро («Московская правда», 1989, 10 января):
«По спискам, подписанным Сталиным, Молотовым, Кагановичем и Маленковым, было расстреляно около 230 тысяч человек».
«Рука Кагановича, его личная подпись на многих и многих списках приговоренных к расстрелу. Так, в подписанном им списке из 229 человек — 23 фамилии членов Центрального Комитета, 22 фамилии членов КПК, 21 человек — наркомы и заместители наркомов. Он их знал, работал с ними. И послал на смерть».
«Ваши подписи (сказал, обращаясь к Кагановичу, один из членов комиссии) стоят на списках более 36 тысяч партийных, советских, военных работников и работников промышленности и транспорта».
«Именно Кагановичу принадлежит идея создания „троек“ для рассмотрения дел арестованных без суда».
«А вы помните, какую резолюцию написали на предсмертном письме Якира? Вы написали: мерзавец, потом — нецензурное слово, и дальше — смерть».
Приводятся и другие резолюции:
«Завод работает плохо, я полагаю, что все — враги… расследовать, арестовать».
«Полагаю, шпион, арестовать».
«Всех вернувшихся поселенцев арестовать и расстрелять. Исполнение донести».
Публикатор сообщает, что собранные комиссией материалы составляют солидный том.
Как видим, технику и правила «политической» борьбы НКВД Каганович знал досконально и был в этом деле специалистом.
Комиссия МК занималась внутрипартийными репрессиями, но они составляли лишь небольшую часть общегосударственной репрессивной политики партии и правительства против народа, направленной на его устрашение и деморализацию во всех областях жизни и деятельности, в том числе и культурной.
Уничтожение архитектурных и исторических памятников нанесло огромный непоправимый ущерб национальной культуре, разрушало народную историческую память. Эта акция входила в число мер, которыми власть надеялась превратить народ в быдло, живущее одним днем и почитающее богом одного — ныне правящего им — властителя.
Разрушением московских памятников руководил Каганович. Для осуществления этого замысла была создана особая система руководителей и исполнителей. Политическое руководство осуществляли МК партии и Моссовет. Конкретные архитектурные проекты разрабатывали сотрудники специально созданного Института Генплана Москвы. Архитекторы разработали и представили правительству План реконструкции Москвы, по которому практически сносились все архитектурные памятники города, допускалась возможность сохранить лишь Кремль. Архитекторы-профессора вдалбливали идеи Генплана студентам Московского архитектурного института. Для укрепления авторитета разрушителей привлекли француза Корбюзье, и он с легким сердцем посоветовал снести Москву целиком и на ее месте построить новый город.
Меня всегда удивляло, как получилось, что среди архитекторов оказалось так много холуев, согласившихся на явный вандализм. Или это было и их тайное и заветное желание — уничтожить шедевры прошлого? Помутнение разума? Уязвленное самолюбие от сознания собственной творческой неполноценности? Или клиническая дебильность? В европейской и американской литературе существует ряд медицинских и философских трудов, исследующих феномен глупости, в которых идет речь о принципиальных ее признаках и конкретных проявлениях. Так, французский физиолог, лауреат Нобелевской премии по медицине и, между прочим, иностранный член-корреспондент Академии наук СССР, Шарль Рише в работе «Человек глупый» («L’homme Stupide») среди клинических проявлений человеческой глупости называет «варварское разушение памятников».