Полководец. Война генерала Петрова - Карпов Владимир Васильевич

Мы встретились с Сергеем Константиновичем, познакомились теперь уже очно. Он был уже немолод, довольно высокий, с удлиненным лицом, сейчас заметно бледным. Мы разместились в небольшом холле и повели разговор об Иване Ефимовиче и особенно о всех тех событиях, которые меня интересовали. Но сначала я расспросил Трачевского о его жизни. О себе он рассказал коротко, говорил лишь о главном:

— До войны, с 1937 года я работал в Совнаркоме Молдавии, был шофером Председателя Совета Министров. Когда началась война, у меня была броня. Но фронт, как известно, к Кишиневу приблизился очень быстро. Мои товарищи по работе стали эвакуироваться. Ну, я был молодой, куда же мне эвакуироваться и зачем? Поэтому 7 июля 1941 года добровольно пошел в действующую Красную Армию.

Направили меня по специальности — водителем в штаб Южного фронта. Возил я сначала бригадного комиссара, а в 1942 году после расформирования Южного фронта часть войск ушла по направлению к Нальчику, а другая, в которой был я, — в сторону Кубани, к Новороссийску и Туапсе.

В ходе боев здесь была сформирована Черноморская группа войск, и я оказался в этой группе. Вскоре прибыл новый командующий этой группой генерал Петров и попросил подобрать ему хорошего водителя. Ему предложили меня, Я, видно, понравился. И вот с тех пор я ездил с Иваном Ефимовичем не только до конца войны, но даже и после войны некоторое время.

В первые недели работы с Иваном Ефимовичем я очень волновался, потому что о генерале Петрове ходила слава, что он очень требовательный и строгий человек. Но позднее я привык к нему и понял, что строгость его происходила из-за огромной напряженности его работы, из-за постоянной нехватки времени, из-за необходимости побыстрее оказаться в том месте, где наибольшая опасность. Поэтому он и был требователен и строг к своим подчиненным. Иначе ему просто было нельзя. Но строгость у него была какая-то своеобразная. Он никогда не ругал, не повышал голоса, не отчитывал, а просто требовал, чтобы все, кто его окружает, работали так же добросовестно и напряженно, как он сам.

Работал Иван Ефимович очень много. Спал два-три часа в сутки. Я не помню ни одного дня, чтобы генерал Петров не выезжал с утра в войска. Возвращались мы обычно поздно вечером. В штабе его ждали уже с документами, со всякими неотложными делами. До двух-четырех часов ночи он занимался с работниками штаба.

А утром, не позже шести-семи часов мы уже снова выезжали в район боевых действий.

Машина наша «виллис» всегда была открыта, тент не натягивался, и поэтому дождь ли, снег ли — все на нас падало сверху. Не знаю почему, но Иван Ефимович всегда любил именно открытую машину. Любил ездить быстро, не терпел задержек. За все время у меня только однажды спустило колесо. Для того чтобы поставить запасное, мне надо было четыре-пять минут. Но Иван Ефимович даже эти минуты терять не хотел. Он пересел на «виллис» охраны, которая нас сопровождала, и уехал на этой машине, а я его потом догнал.

— Кто с вами ехал в Москву на «виллисе»?

— На «виллисе» ехала группа обеспечения командующего: его адъютант— лейтенант Антон Емельянович Кучеренко, ординарец Иван Иванович Сукачев и постоянный повар Захар Фомич Гошнашвили, он всю войну находился при Петрове. Ну и я — его постоянный водитель.

— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о каждом из этих товарищей.

— Первый, о ком мне хочется сказать, это адъютант Антон Емельянович. Он и сейчас еще жив, живет недалеко от Запорожья.

— Я знаю об этом. Он написал мне несколько писем в ответ на мои вопросы. Он уже довольно пожилой.

— Да, он немолод и не очень здоров. Ну а в те годы Антон Емельянович был бодрый, сильный, несмотря на то что был старше нас. Он — участник Гражданской войны, боец легендарной дивизии Котовского, награжденный еще тогда орденом Красного Знамени. Он нам говорил даже, что у него орден номер семь, не знаю, насколько это верно.

Иван Ефимович встретил Кучеренко под Одессой, когда формировал кавалерийскую дивизию. Вот в числе пополнения прибыл туда и Кучеренко. И Петров сразу же взял его к себе. Он был тогда рядовой, но со временем из ординарцев стал одним из адъютантов Петрова.

Кучеренко был человек смелый, решительный. Он бы не пожалел жизни ради спасения Петрова И в то же время он был очень добрый. Как многие украинцы, обладал хорошим юмором. Его можно назвать не только адъютантом, но и надежным телохранителем Ивана Ефимовича. Он днем и ночью заботился не только о том, чтобы быт Ивана Ефимовича был устроен, но и о его безопасности. Сам всегда ходил с автоматом, во время передвижения глаз не спускал с машины командующего и всего, что его окружало. Ивана Ефимовича он любил больше своей жизни. И очень гордился тем, что он — адъютант командующего.

Несмотря на то что Кучеренко был старше нас по возрасту да и по служебному положению, он к нам относился дружески, и наша группа была очень спаянная. И сейчас мы переписываемся с Антоном Емельяновичем. Он приезжал несколько раз ко мне в гости, в Кишинев. Мы с ним вспоминали боевое прошлое.

Повар наш, Захар Фомич Гошнашвили, хорошо готовил, до войны он работал шеф-поваром в одном из ресторанов города Ростова. Он тоже очень любил Ивана Ефимовича и старался приготовить то, что ему больше нравилось. И нужно сказать, Иван Ефимович высоко ценил его мастерство. Старался нигде не обедать, а приехать к себе, чтобы поесть то, что приготовил Захар Фомич. Но, правда, днем ему это не удавалось, а вот утром, перед отъездом, и вечером, после возвращения, он обязательно приходил, и Захар Фомич кормил его тем, что особенно любил Иван Ефимович.

Была у нас машина «додж», пикап. Это хозяйственная машина, на ней мы перевозили нехитрое наше оборудование, в которое входили обычная солдатская койка и сбитый из досок щит, на него стелили тоненький матрац. На этом ложе Иван Ефимович спал. Он не любил мягкую постель, всегда спал вот на этом деревянном щите.

Иван Ефимович не то чтобы не злоупотреблял, а вообще не пил спиртного. Только иногда вечером, когда приедет усталый, выпивал маленькую рюмку водки. Была такая рюмочка, ну, граммов двадцать, не больше. И то не каждый раз. Захар Фомич, прежде чем подать ему горячее, поставит закуску, вопросительно посмотрит на генерала. У того после трудного дня был вид, конечно, усталый. И вот по какому-то только одному Захару Фомичу понятному выражению лица он определял — сегодня надо налить эту вот рюмочку водки.

Курил Петров много, курил всегда одни и те же папиросы «Казбек». Иногда на ходу курил. Причем сам закуривал, а мне откладывал папироску, клал ее рядом с рычагом переключения, чтобы я мог потом на стоянке тоже покурить.

— О чем вы говорили, когда ехали в Москву? Рассказывал ли вам Иван Ефимович о причинах отъезда со Второго Белорусского фронта?

— Всю дорогу Иван Ефимович был молчалив. Ни о чем нам не рассказывал. Но по нему было видно, что настроение у него подавленное. Да мы знали уже из разговоров, которые всегда ходят в окружении начальства, что Иван Ефимович отзывается с должности командующего фронтом. А куда и почему, пока нам не было ведомо.

— Ну, потом вам стало известно, что командующий направляется на лечение. Так как же проходило это лечение и где оно осуществлялось?

— Мне кажется, что Иван Ефимович совсем не нуждался ни в каком лечении. Уж мы-то, близкие к нему люди, знали, что он абсолютно здоров, полон сил. Да и работал он при подготовке операции Второго Белорусского фронта очень много, просто весь горел желанием работать. В Москве он поселился в гостинице «Москва», а не в госпитале. Но, видимо, надо было поехать в поликлинику. Я его отвез туда. Но нечего ему, по-моему, там было лечить. Поэтому он вскоре сказал: «Собирай всю группу и поедем в Звенигород».

В Звенигороде, как известно, был, да он и сейчас есть, военный санаторий. Вот мы туда и приехали. И там Иван Ефимович ни от чего не лечился, а просто много гулял по лесу. Очень скучал и томился от своего одиночества в дни, когда и по радио, и в газетах стали появляться сообщения о том, что операция проходит успешно.