Наполеон Бонапарт - Альберт Манфред

***

Может быть, состояние полумира, полувойны продолжалось бы и дольше, если бы не проснувшаяся столь несвоевременно национальная энергия гогенцоллерновской Пруссии. «Знаменитый прусский нейтралитет» полностью сыграл пагубную для третьей коалиции роль в 1805 году. Он в наибольшей мере способствовал тогда победе Наполеона и поражению союзников. Но этот «знаменитый прусский нейтралитет», казавшийся в 1805 году королю и прусским государственным деятелям наиболее соответствующим интересам монархии Гогенцоллернов, под спустя представлялся уже несовместимым с достоинством монархии. Потребовался год, чтобы до прусских тугодумов дошли настроения и доводы, распространенные накануне Аустерлица.

«Военная партия», возглавляемая королевой Луизой — единственным «мужчиной» в семье Гогенцоллернов[844], поддерживаемая Гарденбергом, официально отставленным в угоду Наполеону с поста министра иностранных дел, но с тех пор приобретшим большое влияние, подняла голову. «Военная партия» ввела в разговорный обиход прусского высшего света слова, давно вышедшие из употребления в Берлине: «честь», «долг», «шпага», «слава Фридриха Великого» — весь набор традиционных фраз, в совокупности призванных напомнить о рыцарской доблести прусского дворянства. Королева Луиза на коне объезжала выстроенные на параде полки; офицеры обнажали шпаги и издавали воинственные возгласы. Во дворце Гогенцоллернов и в гостиных прусских господ, перебивая друг друга, стали доказывать, что прусская армия — самая сильная в мире, что прусские офицеры — самые храбрые, а прусские короли — самые могущественные и доблестные из всех известных Европе династий[845].

В Париже с удивлением следили за неожиданным взрывом воинственных чувств[846], которые стали именовать «национальным подъемом». Этот наступивший с опозданием на год пароксизм милитаристской горячки в Берлине был, естественно, замечен и должным образом оценен и в других столицах Европы. В Лондоне были быстро забыты взаимные оскорбления; берлинскому кабинету в целях примирения был предложен полный кошелек — денежные субсидии. Теперь мирные переговоры с Францией можно было свертывать. 9 августа лорд Лаудердаль объявил французские предложения неприемлемыми. Английские министры были вновь готовы вести войну против Франции до последнего прусского солдата.

И все-таки Наполеон сохранял уверенность, что кризис будет преодолен и тучи войны рассеются. В письме к Жозефу 13 сентября он оптимистически утверждал: «Не пройдет и двух дней, как мир на континенте утвердится прочнее, чем когда-либо раньше»[847]. Два дня прошли. Они действительно принесли нечто новое. Но это было совсем не то, на что рассчитывал Наполеон. 15 сентября 1806 года была оформлена казавшаяся еще полгода назад невозможной четвертая коалиция. В ее состав вошли Пруссия, Англия, Россия и Швеция.

В Берлине были настолько увлечены воинственным пылом, что даже не стали дожидаться, пока подойдет русская армия. Заносчивые, кичливые прусские офицеры хвастались на всех перекрестках, что они разнесут в щепки армию французиков; они объявляли ее военную репутацию дутой, а ее главнокомандующего — выскочкой. Они точили сабли о ступени французского посольства в Берлине и торопились проучить этих «зарвавшихся хвастунов» и показать миру, на что способна настоящая армия — прусская армия Гогенцоллернов.

2 октября Талейрану был предъявлен ультиматум. Он был составлен в высокомерных выражениях и начинался с требования немедленного очищения территории Германии и отвода французских войск за Рейн. Франции давался срок для ответа 8 октября. Наполеон не дочитал присланную ему ноту до конца, он отбросил ее прочь. 6 октября в приказе и в обращении к Сенату было объявлено, что Франция вступает в войну с Пруссией.

Так началась эта удивительная война. Наполеон не стал ждать, когда хвастливая армия Гогенцоллернов перейдет в наступление. Он сам пошел ей навстречу. Когда приказ по армии был объявлен, император был уже в Бамберге во главе армии. Не теряя ни часу, он пошел навстречу врагу.

Прусская армия насчитывала около ста пятидесяти тысяч бойцов. Она была разделена на две неравные части: главную армию во главе с королем Фридрихом-Вильгельмом и престарелым герцогом Брауншвейгским и вторую под командованием князя Гогенлоэ[848]. До того, как горн протрубил поход, офицеры продолжали хвастаться и осыпать проклятиями французов. Королева Луиза в костюме амазонки верхом объезжала полки, призывая воинов к подвигам и победе. Полки отвечали ей выкриками «Хох!», и офицеры грозили врагу клинками. В русской печати сообщалось о настроениях в Берлине в октябре 1806 года: «Все трактиры и кофейные дома наполнены были политиками разных званий… С крайней нетерпеливостью ожидали первых событий о победах над неприятелем. Боялись, чтобы король не заключил мира, не начавши военных действий… В театре только и представляли, что «Стан Валленштейна»… Зрители пели:

Зовет труба, развеваются знамена…[849]

Но едва лишь армия выступила в поход, как хвастливые возгласы смолкли. Эта армия привыкла отбивать шаг на плац-парадах, но была совершенно не подготовлена к современной войне. Громоздкая, неповоротливая, обремененная бесконечными обозами с провиантом, запасами снаряжения, офицерским добром, она двигалась с медлительностью, которая представлялась бы удивительной даже в семнадцатом столетии. Время, великие события конца восемнадцатого века прошли над Пруссией, не задев ее, не наложив на страну никакого отпечатка. Со своим старым линейным построением, старым прусским чванством эта армия представляла собой далекое прошлое, давно перевернутую страницу военной истории.

После первых столкновений 10 октября, сразу же принявших для пруссаков неблагоприятный оборот, через четыре дня, 14 октября, произошло решающее сражение. Знаменитая битва под Иеной и Ауэрштедтом решила исход кампании[850]. Как известно, это историческое сражение началось с взаимных ошибок. Наполеон, расположившись ночью на берегу Зале, у Иены, полагал, что перед ним находятся главные силы армии противника; он тщательно готовился к предстоящему бою и в течение ночи занял наивыгоднейшие позиции. Гогенлоэ был в уверенности, что перед ним лишь второстепенные части французской армии, и ночь перед битвой провел вполне беззаботно.

Все очевидцы и участники исторического дня отмечали, что утро 14 октября началось с густого тумана. Когда туман рассеялся, Гогенлоэ, к величайшему своему изумлению, увидел, что на его позиции и с высот Ландграфен-берга, и с флангов, и против самого центра армии — со всех сторон идут атакующие французские полки. Это изумление командующего армией, проглядевшего начало наступления противника, стало тоже своего рода «классикой». То были корпуса Ланна, Сульта, Ожеро и Нея, поддержанные конницей Мюрата, по плану Наполеона одновременно наступавшие на прусскую армию. Подоспевшая к Гогенлоэ армия Рюхеля ничего не могла изменить. Армия Гогенлоэ была полностью разгромлена[851].