Самодержец пустыни - Леонид Юзефович

Унгерн был уже мертв, когда Бакич с остатками Оренбургской армии появился на западе Халхи и вместе с Кайгородовым осадил монастырь Сарыл-гун, где укрепился едва ли не вдесятеро меньший отряд сибирского латыша Карла Байкалова (Некундэ). Жестоко страдая от голода, красные героически оборонялись в течение почти двух месяцев, пока с севера к ним не подошли подкрепления. Бакич вынужден был снять осаду и в начале зимы, окруженный советскими и красномонгольскими отрядами, сдался Хатон-Батору Максаржаву, в итоге нарушевшему все условия, на которых белые согласились сложить оружие. Есть известия, что Бакич имел возможность бежать, но мужественно предпочел разделить судьбу своих солдат. В мае 1922 года Бакича, начальника его штаба генерала Степанова и 16 высших офицеров судили в Новониколаевске; всех приговорили к расстрелу. Суд состоялся в том же театре “Сосновка”, и общественным обвинителем снова выступил Ярославский, правда, пропагандистской шумихи было теперь поменьше. Унгерн с его монархизмом, свирепостью и аристократической родословной стал настоящим подарком для большевиков, а Бакич, выдвигавший эсеровские лозунги и воевавший под красным флагом, был фигурой не столь удобной для показательного процесса.

Караван из более чем 700 русских беженцев, поселенцев с семьями, а также ушедших от Бакича и Кайгородова офицеров и казаков, покинул Кобдо раньше, чем его заняли красные. Эту группу с боями вывел в Китай полковник Сокольницкий, но атаман Казанцев, палач Утясутая, громивший монастыри и поголовно вырезавший их обитателей вплоть до мальчиков-хуврэков, был схвачен отрядом красных. По просьбе монголов Казанцева выдали им на раправу, и они подвергли его мучительной казни.

Кайгородову посчастливилось избежать плена, он вернулся на Алтай, с небольшим отрядом скрывался в горах и сумел причинить немало хлопот местным властям, пока его выдал предатель. Дом в селе Катанда, где он заночевал 10 апреля 1922 года, был окружен “истребительным отрядом” краскома Ивана Долгих, бывшего жестянщика, в будущем – начальника ГУЛАГа; Кайгородов отстреливался до последнего, а затем застрелился. Долгих лично отрубил ему, еще живому, голову, которую триумфально провезли по селам и привезли в Барнаул, как голову Джа-ламы – в Ургу, но не на пике, а в ящике со льдом. Здесь ее предъявили жене Кайгородова, сидевшей в городской тюрьме. После того, как она опознала мужа, комдив Овчинников в большой кастрюле со спиртом принес эту голову прямо на заседание Алтайского губисполкома. В той же таре трофей отправили в Новониколаевск, где им любовалось вышестоящее начальство. Потом, видимо, голову Кайгородова закопали в одной из безвестных могил вместе с телами жертв тамошней ЧК.

Казагранди по приказу Унгерна был убит в июле-августе 1921 года. Приговор инспирировал и привел в исполнение сотник Сухарев, мечтавший занять его место. Он добился желаемого, но ни для него самого, ни для его людей ничего хорошего из этого не вышло. Приняв командование отрядом, Сухарев решил идти не на соединение с Азиатской дивизией, а на восток, в Китай. Оставшиеся под его началом полтораста человек с невероятными лишениями добрались до Буир-нора, и тут китайцы отыгрались на них за все прежние поражения. Отряд был почти полностью уничтожен; сам Сухарев пустил себе пулю в лоб, перед этим застрелив сестру милосердия, с которой он жил.

Лаврову и Витте, двум помощникам Унгерна в его попытках наладить экономику Монголии, добраться до Китая тоже не удалось, но оба остались в живых. Выехав с семьями на восток, они узнали, что на границе китайские солдаты грабят, а то и убивают русских беглецов, и разбили лагерь на Орхоне, решив подождать, пока все успокоится. Здесь их захватили красные монголы, доставили в Ургу и сдали властям. Некоторое время они просидели под арестом, потом были увезены в Новониколаевск – вероятно, чтобы использовать их как свидетелей на суде над Унгерном, но это не понадобилось. Витте сразу отпустили, а Лаврова как эсеровского деятеля отправили в Москву, где готовился процесс правых эсеров. В Лубянской тюрьме он ждал смерти, однако через год его освободили. Как раз тогда была образована Бурят-Монгольская автономия, и старые знакомые Лаврова по Иркутску (в том числе, вероятно, Шумяцкий), которым он был известен как прекрасный финансист, добились его отправки в Улан-Удэ. Из смертника он превратился в министра финансов, спустя два года из-за потери зрения вышел в отставку и в благодарность за труды был отпущен к обосновавшимся в США взрослым детям.

Витте из Новониколаевска предусмотрительно не поехал ни в Москву, ни в Петроград, а вместе с женой подался в провинциальный Новочеркасск. Там он всю оставшуюся жизнь, до конца 1940-х годов, спокойно проработал в Институте риса и Мелиоративном институте[221].

Его дочь, жена Бориса Волкова, соединилась с мужем в Китае, после многолетних мытарств они оказались в Америке, где вскоре развелись. Елена Витте вышла замуж за выходца из Одессы, удачливого бизнесмена Натана Силвермастера, не подозревая, что этот болезненный человек, страдавший тяжелой формой бронхиальной астмы, – резидент советской разведки в Вашингтоне. Позднее муж обо всем ей рассказал, и она до самой его смерти помогала ему в делах. Умер он неразоблаченным. Его портрет – в музее ФСБ на Лубянке.

Тизенгаузен, арестованный в Урге, через месяц в Новониколаевске был отпущен на свободу вместе с Витте, и со своей гражданской женой Архангельской, ургинской симпатией барона, поселился в Иркутске. Здесь эта черноглазая красавица, приложившая руку к созданию “Приказа № 15”, со свойственной ей практичностью открыла “салон дамских нарядов”. Муж, в прошлом оренбургский вице-губернатор, служил у нее рассыльным[222].

Ненавистная Унгерну “атаманша” Маша, она же Мария Розенфельд, кафешантанная “цыганка” и патронесса Иудейской роты, перебралась в Париж, вела там бурную жизнь; из-за любви к ней застрелился какой-то офицер. Есть известия, что незадолго до начала Второй мировой войны она уехала в Палестину, постриглась в монахини и окончила свои дни на Святой земле.

Елена Терсицкая, вторая законная жена Семенова, мать двоих его детей, не принесла ему семейного счастья. На восьмом году брака, в Токио, она завела роман с японским принцем Фумимара Каноэ, ушла от мужа, а позже вышла замуж за работавшего в Китае немецкого бактериолога Эрика Хайде. После его смерти вернулась в СССР и, почему-то избегнув лагерей, скончалась в Челябинске в 1982 году.

Сам атаман, в 1945 году арестованный у себя дома под Дайреном, по приговору военного трибунала был повешен в хабаровской тюрьме[223].