Тринити - Яков Арсенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гондолой, — упредила Дебора.
— Ну да, этим… как трахнемся прямо об отроги! — справился с собой аксакал. — А концовку не помню — отшибло. Наутро подобрали нас, вытащили из-под этого…
— Из-под этой… — опять успела Дебора.
— Ну да, из-под этой… — Макарон понял, что больше выразиться не дадут, и на прощанье опять взялся за свое. — Сидим мы, ни живы, ни мертвы. Но напарник не сдался, заплел прутьями этот свой… и через месяц снова позвал меня в полет. И знаете, что я ему сказал?
— Знаем! — запричитали Улька с Деборой, затыкая уши.
— Ну, а в какой же момент тебя чуть не похитили? — спросил Артамонов.
— Откуда я знаю?! Я без сознания был! — развел руками Макарон. — Моим коллегам пришлось конвульсиум собирать, настолько мы были сложны в болезнях после этой падучей истории.
По уверению Макарона, одинокий летающий объект всю ночь провисел над пирамидой, почти касаясь вершины. Длинным луженым шлангом он припадал к пирамиде, как к роднику. Возможно, соображал Макарон, пирамида установлена инопланетянами и играет роль зарядного устройства для летательных аппаратов.
В предрассветной мгле Прорехов отправился на рыбалку. Но не рыбу он любил. Что поделаешь, любил он, насаживая по дороге червя неверной рукою, на ощупь подойти к берегу и с дрожью в членах приступить к похмельной зорьке. Добрался Прорехов до акватории, а воды нет — один глей. Ба! Откуда он мог знать, что ведомство Фомината затеяло спуск воды из озера под установку опор высокоскоростной магистрали именно в эту ночь и именно в этом национальном парке.
Долго шлепал Прорехов в потемках, останавливался, щупал грязь — воды и близко не было. И в горячке, сев передохнуть, напоролся копчиком на кованый сундук. Взломал его — а там дюжина бутылок. Неожиданная удача развеселила его. Он откупорил одну бутылку, попробовал, открыл еще. Вино оказалось на редкость съедобным. Такая удача!
Отсутствие Прорехова в лагере было обнаружено, когда уже совсем рассвело. Улька засекла его согбенную фигуру посреди пустынной абиссали с помощью своего дальнобойного объектива. Она решила поснимать для себя и напоролась на живого человека. Сквозь оптику хорошо просматривалось, как Прорехов, словно грабарь в могиле, с увлечением копался в земле. Чтобы разобраться, что он там делает, была срочно отправлена экспедиция во главе с Беком.
Когда спасатели приблизились, непочатых бутылок в сундуке почти не осталось.
— Что это ты тут нашел? — насторожился Артамонов.
— Вот, чернила кто-то посеял, — еле вымолвил Прорехов.
— Погоди, — тормознул его Артамонов. — Здесь что-то старинное. А ну, дай посмотреть!
— Нечего там смотреть! — оттолкнул его веселый Прорехов. — Вино как вино!
— Ты что, пятачок! — воссиял Артамонов. — Оно не иначе как прошлого века!
— Сейчас протрем, — сказал Макарон и начал драить этикетку. Действительно, немолодое… Мошнаковский и К, — вчитался аксакал в мутную надпись.
— Да ты что! Не может быть! — запрыгал Артамонов, вырывая бутылку. Мы впилим этот сундук Мошнаку за все свои долги! Надо срочно ехать за ним, принял он решение и велел Прорехову тормознуть с поглощением найденного.
— Да ладно тебе! — с трудом промямлил почти готовый Прорехов.
— Вот тебе и ладно, — сообразил Артамонов. — За этот ящик с Мошнака лимон можно истребовать! Присмотри тут, а я мигом, — велел он Макарону и побежал к машине.
Мошнака доставили к обеду. Хорош же был Капитон Иванович. Он прибыл во всеоружии — пригнал с собой мотоплуг, чтобы перепахивать дно, и прицеп фашин для подстилки. Где только взял?! Как будто всю жизнь занимался пахотой.
Оставив все это хозяйство на краю аллювиальных отложений и напялив на свое тугое седалище цветастые «багамы», Капитон Иванович поспешил на место непосредственного происшествия.
Добежав до Прорехова, он не смог сдержать себя и, вырывая добро из рук первооткрывателя, заголосил.
— Это же самая настоящая фелония! — хулил он Прорехова. — Отдайте мои бутылки!
— А я как сидел, так и пью, — промямлил в ответ Прорехов.
— Вы совершили тягчайшее преступление! — продолжал Капитон Иванович увещевать растлителя.
— У меня есть мысль, и я ее думаю! — нес, что приходило в голову, Прорехов.
Бек долизывал горлышки, а Капитон Иванович — Христом Богом умолял Прорехова оставить недопитое и за каждую нетронутую бутылку обещал по ящику вересковой горькой.
— Нам такие гандикапы ни к чему! — отказался Прорехов. Весь облитый чудесным вином, он пытался размазать по себе упавшие капли и делился соображениями на этот счет: — Здесь есть два плюса, Капитон Иванович, первый — то, что вино — не губная помада и следы от него не надо скрывать, а второй плюс — что не надо чистить майку от пивных пятен. — Видок у Прорехова был не утренний, но все же он принял к сведению обещанные Мошнаком объемы, правда, с условием, что не прекратит лакомиться, пока встречный товар не прибудет на место уговора.
Когда Капитон Иванович притащил из соседнего села обещанный прицеп горькой, в сундуке оставалась недопитой всего одна бутылка вина.
— Эх! — посовестил он Прорехова. — Вы меня разорили! Это ж надо, все выпить за один присест!
— Хватит с вас и одной бутылки! — выплескивал наружу настроение Прорехов.
— Можно было бы озолотиться, — причитал Мошнак. — На Сотби за этот сундук моих предков могли бы состояние отвалить.
— Вот как?! — изумился Прорехов и, тщетно пытаясь насадить на крючок маленького красного мотыля, спросил на полном серьезе: — Значит, не вранье все это насчет вашей фамилии?
— А вы не верили? — упавшим голосом произнес Капитон Иванович.
— Почему же? Верили, — сказал Прорехов и тут же спохватился: — А где вода?
— Утрачена, — сообщил Капитон Иванович, взял сундук, поставил в него пустые бутылки и направился в сторону берега. Добравшись, он завел мотоплуг и, набросав под колеса фашин, принялся перепахивать злачное место. Пахал он до вечера, но так ничего и не обнаружил. Войдя в положение грязного по уши Мошнака, «лишенцы» пригласили его в баню.
— Идемте в преисподнюю, — позвал Капитона Ивановича Макарон. — Пока попаритесь, может, они и проявятся.
— Кто «они»? — спросил Мошнак.
— Сундуки.
— Да нет, остальные, видно, замыло, — с грустью произнес банкир. Что-то, я смотрю, вас как будто меньше стало. — Поводил он глазами по территории.
— Угадали, Артура нет, — сообщил Артамонов.
— И где же он? — поинтересовался Мошнак, словно имел с ним свои особые тайные правоотношения.
— Артамонов отнес его на себестоимость, — сказал аксакал. — В затраты.
— Не иначе как уехал? — почти догадался Капитон Иванович.
— Жизнь смыла на вторичные рынки, — поделился тайной Артамонов.
— К педикам, что ли?
— Что-то в этом роде, — сказал Артамонов. — Волной колбасной эмиграции…
— Ну и где он сейчас? — уже серьезно спросил Капитон Иванович.
— В каком-нибудь отстойнике выправляют статус беженцев, — допустил Артамонов. — Сидят и пишут в анкете, что им не дали развиться в агентов по распространению «Herbolife».
— А через посольство вы не пробовали его искать? — проявил смекалку Мошнак.
— Мы не собираемся за ним бегать, — сказал Артамонов. — Пусть отдыхает.
— Вы не собираетесь, это понятно, — удивленно произнес банкир. — Но на кредитном договоре стоит его подпись.
— Что верно, то верно, — согласился Макарон. — Тут ничего не попишешь.
— Хороша банька, — похлопывал себя под мышками Прорехов, вымазанный сажей и весь в рыбной чешуе, — и веники свежие, и пар натуральный, но жарко, очень жарко! — Он поскреб себя мыльницей по животу и продолжил: — Все честь по чести — и пиво подносят вовремя, и простыни, и таранку, но жарко, очень жарко!
— Все серьезные вопросы испокон веку решались через парилку, — заметил аксакал.
— Если не через циклонную топку, — обусловил реплику квелый Прорехов. Как, например, в случае с Лазо.
— А почему именно в бане решаются все серьезные вопросы! — спросил Артамонов у Мошнака. — Как вы думаете, Капитон Иваныч?
— Голый человек не так агрессивен, как разодетый, — легко поддержал беседу банкир. — Это доказано науками. Если бы «стрелки» проходили в банях, то для выхода из сложных финансовых тупиков не требовалось бы столько туловищ.
— Вы намекаете, что ли? — спросил Артамонов.
— Да нет, это я так, к слову, — спохватился Капитон Иванович. — С вами у меня разговор иной будет. Доверительный.
— И выборы тогда тоже надо проводить в помывочной, — завершил разминку Макарон. — Для спокойствия.
— Продайте эту идею товарищу Виктору Антоновичу, — предложил Мошнак.
— Хорошо бы все наши разговоры кодифицировать, — предложил перестраховаться Макарон. — Пространство наверняка прослушивается.