Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

— Все ясно, — решил Фил, — Мы были слишком беззаботны. Отныне будем поддерживать связь круглосуточно, во сне и наяву. Кстати, я тоже плохо провел ночь, хотя и не так ужасно, как Джоан.

— И я, Фил. Что было с тобой?

— Да ничего особенного, только постоянно снились кошмары, и в них я все больше разуверялся в том, чему научился на Шасте. А что снилось тебе?

— Почти то же самое. Всю ночь оперировал, и все мои больные умирали на столе. Не слишком-то приятно… Но случилось еще кое-что, и уже не во сне. Ты ведь знаешь, я пользуюсь старомодной опасной бритвой. Утром, как обычно, я начал бриться — и вдруг бритва выпрыгнула у меня из руки и здорово порезала горло. Видишь? Царапина еще не зажила. — И он показал на тонкую красную линию, проходившую наискось по правой стороне шеи.

— Господи, Бен! — вскрикнула Джоан. — Ты ведь мог зарезаться насмерть!

— Вот и я так же подумал, — сухо согласился он.

— Знаете, ребятки, — медленно проговорил Фил, — все это не случайно…

— Эй, вы, открывайте!

Приказ прозвучал из-за двери. Все трое дружно направили чувство прямого восприятия через прочную дубовую дверь и осмотрели говорившего. Гражданская одежда не способна была скрыть профессию верзилы, стоявшего за дверью, даже если бы они не разглядели золотистую бляху полицейского у него на пиджаке. Рядом стоял еще один человек, поменьше ростом и тоже без формы.

Бен открыл дверь и спокойно спросил:

— Чего вы хотите?

Верзила попытался войти. Коуберн не пошевелился.

— Я спросил, чего вы хотите.

— Умничаешь, да? Я из полицейского управления. Это ты Хаксли?

— Нет.

— Коуберн?

Бен кивнул.

— Отлично. А вот этот тип за тобой — Хаксли? Вы что, дома вообще не бываете? Всю ночь здесь провели?

— Нет, — ледяным тоном ответил Коуберн. — Впрочем, это не ваше дело.

— Это уж мне решать. Мне нужно с вами обоими поговорить. Я из отдела по борьбе с мошенничеством. Что за фокусы вы показывали вчера газетчикам?

— То, что мы показывали, вовсе не фокусы. Приходите сегодня в полдень на Першинг-сквер и увидите.

— Представление на Першинг-сквер отменяется.

— Почему?

— Приказ комиссии по паркам.

— Кем он утвержден?

— Чего?

— Назовите мне акт или указ, запрещающий гражданам использовать общественное место, не нарушая порядка. Кстати, кто это с вами?

Низкорослый представился:

— Я Фергюсон, из прокуратуры федерального судебного округа. Ваш приятель Хаксли обвиняется в злостной клевете. Вы двое будете свидетелями.

Взгляд Бена стал еще более холодным.

— А есть ли у кого-либо из вас, — спросил он чуть презрительно, — ордер на арест?

Полицейские переглянулись, но ничего не ответили.

— Тогда вряд ли целесообразно продолжать наш разговор, не так ли? — сказал Бен и закрыл дверь у них перед носом. Затем повернулся к друзьям и усмехнулся: — Ну, с этими покончено. Посмотрим, что в газетах.

Они нашли только одну статью. Там ничего не говорилось о предполагавшейся демонстрации, зато сообщалось, что доктор Бринкли выдвинул против Фила иск по обвинению в клевете.

— Впервые вижу, чтобы четыре городские газеты отказались от сенсационного материала, — заметил Бен. — Что ты будешь делать с иском Бринкли?

— Ничего, — ответил Фил. — Может быть, еще поклевещу. Если он будет настаивать, у нас появится отличная возможность защитить наши права в суде. Кстати, нам надо позаботиться о том, чтобы сегодняшнее выступление все-таки состоялось. Эти сыщики могут вернуться с ордерами на арест в любую минуту. Где мы спрячемся?

По совету Бена они провели время, укрывшись в маленькой городской библиотеке. Без пяти двенадцать друзья остановили такси и поехали на Першинг-сквер.

Они вышли из машины — и тотчас очутились в объятиях шестерых дюжих полицейских.

— Бен, Фил, долго мы еще будем терпеть это?

— Спокойно, малышка. Не нервничай!

— Да я не нервничаю, но зачем нам оставаться здесь, если мы можем смыться когда захотим?

— В том-то и дело, что можем. Поэтому мы пока останемся. Никто из нас еще не бывал под арестом; поглядим, на что это похоже.

В тот же вечер друзья собрались у камина в доме Джоан. Побег оказался нетрудным, но им пришлось дождаться, пока тюрьма затихнет, чтобы доказать, что каменные стены не устерегут человека, владеющего всеми силами разума.

— На мой взгляд, у нас достаточно данных, чтобы подвести итоги, — сказал Бен.

— А именно?

— Сам сформулируй.

— Ладно. Мы спустились с Шасты, полагая, что придется бороться с глупостью, невежеством и с обычным для людей ослиным упрямством. Теперь мы уже не столь наивны. Любая попытка дать людям хотя бы основы древних знаний встречается с решительным и хорошо организованным сопротивлением. Человека, отважившегося на такой шаг, пытаются уничтожить или покалечить.

— На самом деле все еще хуже, — сказал Бен. — Пока мы сидели в каталажке, я многое узнал. Любопытно мне было, отчего это федеральный прокурор так заинтересовался нами. Я заглянул в его разум, усек, кто его шеф, а потом заглянул в разум шефа. И там я нашел такие занятные вещи, что решил отправиться в столицу штата и посмотреть, кто там заправляет делами. Это привело меня на Спринг-стрит и в финансовый район. И представляете, что оказалось? Что главные заправилы — весьма уважаемые столпы общества. Духовные лица, светские дамы, ведущие бизнесмены и так далее. — Он замолчал.

— Ну и что? Только не говори, что все они отпетые негодяи, а то сейчас разревусь!

— Нет, и это самое странное. Как раз почти все эти деятели — славные ребята, с которыми приятно иметь дело. Но как правило — не всегда, но в большинстве случаев, — над славными ребятами стоит кто-то, кому они доверяют. Кто-то, кто помог им забраться наверх, — и эти «кто-то» уже совсем не славные ребята, мягко говоря. Я не смог пробиться в разум ко всем этим негодяям, но у тех, к кому пробился, обнаружил то же, что Фил нашел у Бринкли: холодный расчет и злобу. Все они прекрасно осознают, что их власть держится на людском неведении.

Джоан поежилась.

— Веселенькая история, Бен, особенно на ночь глядя. Что делаем дальше?

— А ты что предлагаешь?

— Я-то? Я еще ничего не решила. Может, займемся этими подонками и разгромим их одного за другим?

— А ты, Фил?

— Мне тоже ничего другого в голову не приходит. Но военную кампанию нужно будет вести с умом. Разработать какой-нибудь хитроумный план…

— У меня несколько иное предложение.

— Выкладывай.

— Признаем, что мы взвалили на себя больше, чем можем потянуть. Вернемся на Шасту и попросим помощи.