Дюна: Дом Харконненов - Брайан Герберт

Сардаукары, как и подобает тренированным солдатам, печатая шаг, пошли к своим палаткам. Некоторые заключенные попытались обогнать сардаукаров, другие же бросились искать спасения в свое старое убежище.

Буря Авроры ударила по лицу планеты всего лишь через мгновение после того, как была заперта дверь последней палатки. Словно живое существо, буря пронеслась по кратеру, сверкая разноцветными молниями. Огромный кулак молота ветров опустился на землю; другой накрыл металлическую палатку, в мгновение ока сплющив ее со всеми, кто находился внутри.

Кипящая, скрежещущая волна стремительно двинулась к хребту, на котором расположился Лиет. Хотя это была и не его родная планета, он интуитивно понял, что ему угрожает смертельная опасность. Лиет знал, что любая буря несет с собой угрозу гибели. Он соскользнул вниз по скале и, нырнув в расщелину, спрятался в трещине монолитного утеса. Спустя мгновение Лиет Кинес услышал демонический рев и страшное завывание, дикий треск насыщенного статическим электричеством воздуха, разряды шаровых молний и гулкие удары молота ветров.

Из-под скал Лиету была видна узкая полоска неба, и он наблюдал калейдоскопическое мелькание ослепительных отблесков первобытных молний. Он отпрянул глубже в расщелину, чувствуя, что все же сумел отыскать здесь самое безопасное место.

Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, и терпеливо ожидая, когда закончится катаклизм, Лиет стал вглядываться в сумасшедшую стихию бури Авроры. Салуса во многом была похожа на Дюну. Обе планеты были суровы, их суша и небо не прощали ошибок. Бури Дюны тоже могли менять лик ландшафтов, смешать человека с землей или содрать его плоть с костей.

Но те бури имели для Лиета какой-то сокровенный смысл, он чувствовал с ними таинственную связь, то были свидетельства величия родной планеты.

Лиету захотелось покинуть Салусу Секундус и вернуться на родную планету вместе с Домиником Верниусом. Лиет должен жить в пустыне, там и только там его место.

Выбрав подходящее время, Доминик Верниус увел часть своих контрабандистов обратно на свой фрегат, сопровождаемый двумя малыми лихтерами. Доминик сам повел свой флагман, направив его в грузовой отсек лайнера Гильдии.

Граф-отступник удалился в свои покои, чтобы отдохнуть и поразмыслить. Хотя он потратил несколько лет, занимаясь партизанскими операциями в закоулках империи, будучи оводом, жалящим императора Шаддама Четвертого, Доминик так и не сумел нанести ему явного решительного удара. Да, ему удалось похитить груз памятных императорских монет и запустить карикатурные воздушные шары над пирамидальным стадионом Хармонтепа. Да, ему удалось изобразить издевательскую надпись на стене каньона («Шаддам, не слишком ли крепко держится корона на твоей крошечной головке?») и стереть лица с дюжины статуй ненавистного Шаддама.

Но что из этого? Икс был утрачен, и граф по-прежнему не получал оттуда никаких сведений.

Когда-то, в самом начале своего добровольного изгнания, Доминик повел на Икс свои войска — людей, отобранных по принципу верности, доказанной в прошлых сражениях. Помня о победах, одержанных при подавлении мятежа на Эказе, Доминик Верниус ограничился небольшим, но хорошо вооруженным экспедиционным корпусом, решив совершить рейд на новый опорный пункт тлейлаксов.

Применив тяжелое оружие и пользуясь фактором внезапности, Доминик рассчитывал расчистить себе путь к столице и свергнуть власть завоевателей. В космопорту каньона прибытия граф и его люди стремительно выскочили из своих кораблей, изрыгая огонь из тяжелых лазерных пушек и ружей. Но тут люди Верниуса напоролись на ожесточенное сопротивление императорских сардаукаров. Проклятые Коррино! Почему в это дело оказались замешанными их отборные войска?

Вот так несколько лет назад элемент внезапности обернулся против самого графа Доминика Верниуса. Имперские солдаты убили приблизительно треть его людей. Сам граф был ранен в спину осколком камня от взрыва лазерного заряда. Его оставили на поле боя, сочтя мертвым, но верный Иодам вынес своего командира и на одном из кораблей доставил на Арракис. Это было беспорядочное отступление, почти бегство.

В тайной крепости Доминика на южном полюсе Арракиса верные люди поставили графа на ноги, выходили его, вернув прежнее здоровье. Доминик предпринял все доступные меры, чтобы скрыть, кто именно напал на Икс — надо было избежать акций возмездия, направленных против народа Икса или против его детей, нашедших убежище на Каладане. Как бы то ни было, тлейлаксы так никогда и не узнали, кто пытался выбить их с завоеванной планеты.

После той достопамятной катастрофы Доминик поклялся своим людям, что никогда больше не станет пытаться вернуть себе власть над Иксом военными средствами. Это скорее всего снова закончилось бы весьма плачевно.

Подчиняясь необходимости, Доминик решил действовать другими средствами.

Правда, весь этот саботаж и вандализм оказались, по большому счету, совершенно неэффективными. Что могли значить мелкие нарушения балансовых счетов Дома Коррино или небольшое смущение среди подданных императора. Шаддам Четвертый даже не знал, кто автор этих мелких уколов.

Хотя Верниус и продолжал борьбу, он чувствовал себя хуже, чем если бы был мертв. Он чувствовал себя несущественным. Он лег на кушетку в своей каюте и предался невеселым размышлениям, оценивая, чего он достиг… и что утратил. На пьедестале стоял голографический портрет Шандо в полный рост, и, глядя на него, Доминик мог представлять, что его любимая жена здесь, с ним.

Их дочь Кайлея стала молодой привлекательной женщиной. Наверное, она уже замужем за каким-нибудь придворным Дома Атрейдесов, хотя, конечно, не за самим герцогом Лето. То значение, которое Атрейдесы придавали династическим бракам, было известно всем, поэтому граф Верниус не питал никаких иллюзий. Ромбур тоже достиг совершеннолетия, но и его титул был лишен какой бы то ни было ценности.

Доминика охватила грусть. Ссутулив плечи, он приподнялся и взглянул на портрет Шандо. И в его горести она заговорила с ним.

— Доминик… Доминик Верниус, я знаю, что это ты. В изумлении он вскочил на ноги, думая, что погружается в пучину безумия. Губы Шандо двигались. Лицо на голограмме повернулось к мужу, но выражение глаз осталось прежним. Слова продолжали литься из безжизненных уст.

— Я пользуюсь этим образом, чтобы передать тебе послание. Я должен передать его ради дела Икса. Доминик, дрожа, приблизился к портрету.

— Шандо?

— Нет, я навигатор этого лайнера Гильдии. Я выбрал этот голографический образ для сообщения, потому что мне самому трудно общаться с людьми.