Современная канадская повесть - Мари-Клер Бле

У дома миссис Сэвчек, засовывая ключ в замочную скважину, Долорес вся пылала от возбуждения.

Андре переступил порог их жилья. И сразу же заметил — у стенки, явно не на своем месте, стоял телевизор.

— Что за черт!

— Это пока дешевый, черно-белый. Зато теперь, когда ты занимаешься, я перестану сидеть как квашня, умирая от скуки.

Долорес присела на корточки, щелкнула тумблером и, пока не появилось изображение, обернулась к Андре.

— Ты рад?

— Еще бы. Только как мне теперь тут заниматься?

— Привыкнешь.

Внезапно Андре охватила тревога.

— Послушай, Долли… эта штука ведь черт знает сколько стоит. Откуда у тебя…

— Милый! Ведь ты же, как въехал, дал мне почти полторы сотни.

Долорес вскочила, кинулась к Андре, принялась его щекотать.

По телу Андре пробежала волна неприятной судороги. Он скорчился, повалился на пол.

— Прекрати! Прекрати! — молил он, хватая Долорес то за одну, то за другую руку.

— Откуда, говоришь, мой сладкий? Какая тебе разница — откуда? Есть у нас телевизор, и все. Успокойся, садись и смотри, а я пока соберу поужинать.

XX

Резко похолодало, и мороз не ослабевал, однако первая половина февраля прошла для Долорес безмятежно. Облачившись в теплые свитера, куртки, боты, теплые перчатки, обвязавшись шарфами так, что только нос торчал на морозе, они с Андре сновали туда-сюда — от дома до института и обратно. С детства привыкшая к суровой жизни, Долорес легко переносила холода.

Тревожило ее совсем другое.

Надо пойти к врачу, чтоб таблетки выписал. Противно, конечно, но ничего не поделаешь. Сами себе яму-то роем — вдруг что, придется с работы уйти, а он еще учиться не закончит. Ой, не знаю, не знаю!.. Хотя вон у нас, в Фиш-Лейк, Мэри Беттери, сроду никогда никаких таблеток. И только через восемь лет забеременела. Нет, все-таки не должно, не может быть…

Надо бы Андре перчатки купить. Вторую пару посеял. Как бы его приучить за вещами смотреть? Еще свитер бы ему, логарифмическую линейку… все деньги, деньги. На еду сколько уходит — таскаю, таскаю сумками домой, а в холодильнике все пусто.

Хватит причитать! Целый день только и знаю, голову ломаю, где деньги взять. Сегодня, кстати, все магазины открыты. Эсси, правда, носа не кажет, с тех пор как я замуж вышла… Сама небось без денег сидит. Всю неделю на работу не показывалась. Не думаю, чтоб у нее что серьезное. Позвонить бы. Нет! Мать может к телефону подойти. Возьму-ка прямо и зайду. Ах, черт, нового проездного не купила, неужели пятьдесят центов выбрасывать? Пешком пойду. Авось не замерзну. Что мне мороз, подумаешь!

Открыв ей дверь, мать Эсси даже не пригласила Долорес войти.

— Эсси в Ванкувер уехала. Понятия не имею, куда, к кому. Не пишет. — И она сердито захлопнула дверь перед самым носом Долорес, дрожавшей от холода на покрытом инеем крыльце.

Долорес, едва сдерживаясь, чтоб не расплакаться, закусила губу. Она шла по улице, и ее душили слезы.

Уехала! Хоть бы слово сказала… Как я теперь одна в магазине управлюсь? Ах ты, черт! Хоть бы Андре ел поменьше…

Ее затрясло, мышцы свело от холода.

Бр-р-р! Холодина. И ветер еще прямо в лицо. Надо бы заслониться, не то лицо отморозить недолго. А тут — еще нога левая, чтоб ее… Пальцы закоченели. Попробую шагать побыстрей.

Спустились сумерки, в воздухе летали, кружась, редкие обледенелые снежинки. Над городом повисла зеленоватая мгла. У фонарей подрагивали облачка света, а сугробы между столбами утопали во мраке. Тихонько постанывая от холода, Долорес брела по улице: темнота, свет, снова темнота.

Когда она ввалилась в комнату, Андре сидел у телевизора, глядя веселую детскую передачу, и грыз шоколад, делясь крошками с Габи.

— Где ты была? О господи, Долли! У тебя лицо отморожено.

— Нога тоже. Помоги снять сапоги.

Когда Андре снял сапог у нее с левой ноги, оказалось, что нога побелела, пальцы начали синеть.

— Снегом потри, — попросила Долорес.

— Не поможет. Лучше всего в ванну, не очень горячую.

Погрузившись в ванну, Долорес взвыла от боли. Андре обтер ее полотенцем, отыскал в шкафу старую фланелевую пижаму. Укутавшись двумя одеялами, Долорес пристроилась у батареи, дрожа от пробиравшего ее озноба. Нога, щеки и нос покрылись блестящими, водянистыми волдыриками, просвечивавшая под ними покрасневшая, тусклая кожа казалась неживой.

Подавая Долорес тарелку с горячим супом, Андре спросил:

— Все-таки, где ты была?

— У Эсси.

— Прямо жить без нее не можешь. Надо было в такую холодрыгу переться.

Долорес молча поплелась в спальню.

На следующее утро она не смогла подняться и на работу не пошла. Так и проспала до середины дня, но мысль о том, что в доме нечего есть, заставила ее подняться. Долорес встала и с радостью отметила, что сильно обледеневшее за месяц стужи окно начало понемногу оттаивать.

Слава богу, потеплело! Оденусь-ка. Интересно, сапоги-то можно еще носить? Надо в магазин, на три доллара накуплю несколько пачек «обедов-полуфабрикатов», пачку овсянки и сухого молока. Пока хватит. Может, завтра на работу пойду.

Но не успела она добраться с сумками до дому, как ей стало ясно: на работу она не только завтра, а еще несколько дней ходить не сможет. Распухшей, обмороженной ступне было до боли тесно в сапогах. В последующие трое суток Долорес не выходила из дома. Она сидела, положив ногу на кухонный стул, уставившись в экран телевизора, и все ломала голову: где бы достать денег. Опасалась, что Андре вот-вот начнет роптать от однообразия пищи, но он этого словно не замечал.

В пятницу, после занятий Андре с шумом ворвался в комнату.

— Красота! Благодать на улице. Видать, скоро…

— Где твои боты?

— Не знаю, прихожу в раздевалку, а их там нет…

— Ты что же, не запер их в свой ящик?

— Я…

— Так, боты, учебники, логарифмические линейки… Что дальше?

— Слушай, черт подери! Что я, без бот не обойдусь?

— Ну а если опять мороз?

Андре, виновато моргая, потупился, уставился на лужицы, стекавшие с ботинок, и молчал.

— Ладно, куда деваться, — Долорес вздохнула. — Ни за чем до понедельника выходить не будем, в понедельник — получка. Как раз на работу выйду, а во вторник выходной. Может, повезет, продержится теплая погода. Расплачусь со старухой Сэвчек, продуктов накуплю, потом в центр смотаю, присмотрю тебе боты. У тебя какой размер, десятый?

Хозяйка повысила квартплату на десять долларов. Цены на продукты подскочили, а это значило, что при всем желании денег у Долорес останется разве что на галоши.

Это что же, совсем без гроша до очередной получки? Черт бы побрал эту Эсси! Ладно, отправлюсь в центр, похожу, посмотрю. Может, обломится что.

И обломилось. Долорес поняла, что ей крупно повезло.

Дело шло к вечеру. Весь день Долорес прослонялась по трем крупнейшим в городе универмагам. Она устала от постоянного высматривания, сильно проголодалась.

К дьяволу, хватит! Спущусь в подвал, где у них уцененные товары, куплю Андре галоши, и все…

Проходя через секцию меховых шуб в универмаге «Хадсонз-Бей», она углядела прилично одетую матрону, беседовавшую с другой, помоложе, видно дочерью; та слушала мать рассеянно, то и дело поглядывая на своего двухлетнего малыша, он устал и все время хныкал.

Матрона открыла сумочку из дорогой кожи, вынула пачку сигарет и зажигалку, как раз в этот момент показалась продавщица с роскошным манто из голубой норки.

— Вы такого тона хотели, миссис Соддерстром? — спросила продавщица, выкладывая манто на прилавок. — Вот, пожалуйста, — она подула на мех.

Матрона кинула сигареты в сумочку, поднялась и подошла к прилавку. Раскрытая сумочка осталась на стуле.

— Ну что, нравится тебе, Берта? — спросила матрона дочь.

Та, повернувшись спиной к малышу, подошла вслед за матерью к прилавку посмотреть манто.

Долорес подвинула кронштейн с меховыми пальто, чтоб загородиться от дам, воровато огляделась, затем, сдвинув брови и сделав страшное лицо, двинулась на малыша. Тот, раскрыв рот, взвизгнул от страха и кинулся к матери, зарылся лицом ей в юбку.

Воспользовавшись тем, что внимание женщин было отвлечено ребенком, Долорес с невозмутимым спокойствием — эх, жаль, не было рядом Эсси! — взяла из открытой сумочки бумажник и направилась в дамский туалет. Она вошла в кабинку, закрыв за собой дверь, и дрожащими руками развернула бумажник. Вытащила деньги, сунула в карман, запихнула бумажник поглубже в корзинку для мусора, потом поспешила вон из универмага.

Придя домой и закрыв за собой дверь, Долорес пересчитала деньги.

Боже! Почти шестьсот долларов! Спасены. Ах, если б можно было Андре рассказать… С эдакими деньгами до лета дотянем. Ну а летом, может, подыщет денежную работу…