Камни вместо сердец - К. Сэнсом

Барак снова посмотрел на своего сына и негромко проговорил:

– Подумать только, он может дожить до нового века. Только подумать… только подумать…

– Вот тебе твой Джон, – улыбнулась ему с постели супруга.

Задумавшись на мгновение, Джек посмотрел на меня и проговорил:

– Тамми, а что ты скажешь, если мы дадим ему другое им?

– Какое же? – удивилась молодая мать.

– Давай назовем его Джорджем, – попросил ее муж. – Как нашего первенца. Мне хотелось бы назвать его Джордж Ллевеллин Карсвелл. – Он снова посмотрел на меня и добавил: – В память наших друзей.

Эпилог

На кладбище задувал холодный ветер. Последние листья уже опали с веток, и порывы ветра кружили и гнали их мимо моих ног – листья пролетали с тихим шепотом. Поплотнее запахнув кафтан, я пошел к церкви. Зима пришла.

Остановившись возле могилы Джоан, я положил перед надгробным камнем последнюю розу из своего сада и постоял мгновение, стараясь понять, что сказала бы она об изменениях, происшедших летом в моем доме. Мне, как и прежде, приходилось обходиться без эконома. Я побеседовал с несколькими людьми, однако никто из них не обладал той чувствительностью, каковая, по моему мнению, была необходима для обращения с Джозефиной. Ей стало намного лучше, однако любая случайная ошибка, любое мелкое замечание повергали девушку в приступ неуклюжести. Время от времени, возвращаясь домой из Линкольнс-инн, я замечал ее в окне, со странным напряжением во взгляде рассматривавшей улицу. Понятно было, что она высматривает Колдайрона, однако что преобладало в ней – страх перед его возвращением или стремление к той защищенности, которую он создавал в ее жизни, – я сказать не мог.

Сам я вернулся к работе и был теперь рад повседневной рутине. Однако иногда, в моменты усталости, меня посещало это жуткое чувство, когда земля кренится и уходит из-под ног.

Затем я подошел к могиле моего друга Роджера. Осенние дожди оставили на мраморе надгробия темные потеки. Я подумал, что надо прислать одного из мальчишек оттереть пятна. Саймону скоро предстоит оставить мой дом, он уходит в ученики к торговцу тканями: я договорился об этом с олдерменом Карвером.

Я вспомнил про то, как после смерти Роджера хотел жениться на его вдове. За последние несколько месяцев от Дороти не было ни единой весточки. Как и от королевы, и от Уорнера. Впрочем, на это я и не рассчитывал.

Возле старой церкви была скамейка, и я сел, сбросив с нее листву. Разглядывая кладбищенскую ограду, я вспомнил июньский смотр на поле Линкольнс-инн. Французы отказались от запланированного вторжения в Англию, флот их вернулся во Францию, где все еще тянулась осада Булони: английская армия была заперта в городе, а французы стояли возле его стен. Бесполезная трата времени. По слухам, король наконец-то понял, что затеянная им война с Францией полностью провалилась, и решил заключить мирный договор в новом году.

Взгляд мой упал на кладбищенские ворота. На сей раз я пришел сюда не ради размышления, а на встречу, которую лучше было провести вне шумного Линкольнс-инн. Калитка, наконец, отворилась, и в ней появилась высокая и стройная фигура в плотном камзоле и черной шляпе. Эмма Кертис по-прежнему вела себя, как юноша, одевалась, как юноша, и выглядела, как юноша. Я пригласил ее сесть рядом со мной. Опустившись на скамейку, она немного помолчала, а потом повернулась и вопросительно посмотрела на меня. Ее покрытое рябинами лицо было бледным.

– Все сделано, – сообщил я ей.

– Какие-нибудь трудности возникали?

– Нет, все произошло по договоренности. Дирик подтвердил согласие Хоббея на продажу опеки. A Эдвард Приддис одобрил цену. Он стал хэмпширским феодарием после смерти своего отца, приключившейся в сентябре. Сэр Вильям Паулит вопросов задавать не стал. – Я неловко улыбнулся. – Теперь вы, а точнее, Хью Кертис, находитесь под моей опекой.

– Спасибо, – негромко поблагодарила меня девушка.

Эмма объявилась в моих палатах еще в августе. К счастью, я оказался на месте, ибо Скелли не пустил бы внутрь тощего и грязного мальчишку, спрашивавшего меня. Мисс Кертис рассказала, что не хотела обращаться ко мне за помощью, однако проведенный без приюта и без гроша за душой месяц и мелкие кражи на фермах подточили ее гордость. Я дал ей денег и нанял в городе комнату, где она могла прожить до официальной передачи опеки.

Я нерешительно продолжил:

– Хоббей также присутствовал, на случай необходимости. Хойлендское приорство было продано сэру Люку Корембеку.

Эмма посмотрела на меня:

– А как Дэвид?

– Начал понемногу ходить. Однако у него участились приступы падучей. Хоббей не выпускает его из вида, и мой друг-врач считает, что он слишком уж опекает сына. – Я посмотрел на собеседницу. – Стыд и чувство собственной вины мучают его.

– Мастер Хоббей всегда находил людей, которыми можно распоряжаться, – сказала Эмма, после чего умолкла, а потом вдруг, повинуясь внезапному порыву, произнесла: – А я и сама постоянно думаю о Дэвиде… О том, что натворила. Я бы все исправила, если бы это можно было сделать!

– Я это знаю.

– И я все вспоминаю этих солдат… мне снится, как они падают в воду, я слышу, как кричат попавшие в западню под абордажной сеткой.

– И я тоже.

Я так и не рассказал Эмме о том, что если бы не махинации Рича, на «Мэри-Роз» послали бы другую роту стрелков. Мне не хотелось перекладывать на нее долю своей бесконечной вины. Теперь я вспомнил о том, как ездил в Кент к родителям Ликона, чтобы сообщить им о смерти сына и предложить посильную денежную помощь. Старики были сокрушены горем.

– Благодарю вас, мастер Шардлейк, – вздохнула мисс Кертис. – Мне очень жаль, что я не доверилась вам с самого начала. Я уже перестала надеяться на то, что кто-то сможет вырвать меня из Хойленда, из лап Хоббеев, и я запретила себе даже хотеть оставить этот дом.

Я наклонился вперед, оперевшись локтями о колени, и посмотрел на нее:

– Но почему вы, Эмма, позволили им обойтись с собой подобным образом?

– Сперва, чтобы избавить себя от брака с Дэвидом. Но позже, сделавшись мальчишкой, я поняла, насколько более широкими возможностями в этом мире обладает дитя мужского пола. А еще… – Она замялась, но, чуть поколебавшись, продолжила: – Странным образом, надевая его одежду и изображая его, я как бы сохраняла своего брата среди живых. Вы понимаете меня?

– Возможно. Но ведь потом… вы могли вернуть все назад и потребовать собственные земли. Хоббеи в таком случае ничего не смогли бы поделать.

Девушка покачала головой:

– К этому времени я уже слишком долго пробыла Хью. Начался бы скандал. И что может сделать обезображенная юная женщина, даже богатая… Куда меньше мужчины. И потом, мне так хотелось стать солдатом. – Она безрадостно усмехнулась. – Хотелось бы знать, что я вообще такое? Быть может, что-то, еще неведомое миру.

Я не знал, что ей ответить. Мы помолчали несколько мгновений, и, наконец, Эмма произнесла:

– Я слышала, что они отказались от попыток поднять «Мэри-Роз». Мачты обрушились, и корабль погрузился в ил. Вместе с останками всех этих людей, упокой, Господи, их души…

Оба мы смолкли. Затем я спросил:

– Что вы намереваетесь делать? Как я уже не раз говорил, вы вольны поступать с собственной жизнью как пожелаете. Я добивался для вас именно этого права. Сиротский суд разрешил мне хранить все ваши деньги, и я буду хранить их три года, но вы получите все, что вам угодно, только скажите. Я не предъявляю никаких прав на эти деньги, они ваши. Видит бог, вы заслужили их своей жизнью! Я поместил их в старую золотую монету, не подверженную этой бесконечной порче денег.

Моя подопечная покачала головой:

– Не знаю, мастер Шардлейк. Мне нравится сидеть у себя дома. Видите ли, сперва я думала, что в городе мне будет труднее сойти за мальчишку. Но здесь никто не смотрит на тебя дважды, здесь легче смешаться с толпой. И, кстати, спасибо за те деньги, которые вы прислали мне на покупку книг!

– Теперь вы можете позволить себе любую покупку. Вы богаты.

– Однако я по-прежнему не знаю, кто я и что представляю собой. И я не хочу становиться женщиной, покорным и услужливым созданием… не хочу носить эти неудобные платья!

– Вам надо познакомиться с женой Барака Тамасин. Никто не посмеет назвать ее услужливой! А кроме того, богатая женщина вполне может быть независимой.

Мисс Кертис вздохнула и отвернулась:

– В моем доме снимает комнату один парень, иногда мы с ним вечером выпиваем. Он мне нравится. Его зовут Бернардом. – Чуть покраснев, отчего оспины на ее лице побледнели, она добавила: – Но я боюсь, что однажды он обо всем догадается, как Сэм Фиверйир. Любовь, – с горечью произнесла девушка, – очень опасная штука!