Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия» - Сергей Степанов

Приведенные выше обстоятельства свидетельствуют о том, что, приняв на себя в высшей степени сложные и ответственные обязанности по организации и осуществлению мер охраны по случаю продолжительного путешествия Вашего Императорского Величества в несколько местностей, с пребыванием в течение 9 дней в Киеве, Генерал Курлов совершенно не озаботился обставить выполнение этой задачи надлежащими силами и подготовить розыскной орган в Киеве к предстоящей серьезной работе.

Изложив данные дела, относящиеся к оценке организации охраны в Киеве во время посещения этого города Вашим Императорским Величеством в 1911 г., я позволяю себе перейти к обстоятельствам, относящимся к посягательству на жизнь бывшего Председателя Совета Министров П.А. Столыпина, учиненному Мордкою Богровым, допущенным в Киевский городской театр подполковником Кулябкой. Ввиду того, что как последний, так и другие должностные лица ссылались на исключительное доверие, которое приобрел своими услугами розыску Мордка Богров, представилось необходимым тщательно изучить относящиеся к сему вопросу материалы прежних дел. При этом выяснилось, что Богров, поступив в Киевский университет, примкнул к организации анархистов и завязал сношения с видными представителями этой группы. Однако он вскоре убедился, что большинство членов кружка состояло из разных отбросов городского населения, склонных к грабежам и разбоям. По собственному признанию Богрова, такое направление его сообщников скоро заставило его разочароваться в анархизме, и он, оставаясь в организации, начал сообщать сведения о ее деятельности Киевскому охранному отделению, не отказываясь и от получения денег за свои доносы. С половины 1907 г. по заявлениям Богрова был ликвидирован ряд террористических групп, причем сообщения Богрова отличались большой точностью. Когда в 1910 г. анархисты заподозрили Богрова в шпионстве, он решил бросить работу в Киевском охранном отделении и в апреле переселился в Петербург, заручившись на всякий случай рекомендацией Кулябки в столичное охранное отделение. В июне того же года Богров явился к начальнику этого отделения, полковнику фон Коттену, и предложил ему свои услуги, обещая приобрести нужные для этого связи в революционной среде. Полковник Коттен принял его в сотрудники, назначив 150 руб. жалованья в месяц, но Богров по существу никаких сведений не давал и чрез месяц уехал за границу, причем сношения его с Петербургским охранным отделением совершенно прекратились. Зимою 1910 года Богров приезжал вновь в Киев и навестил подполковника Кулябку, как своего знакомого, получив от него на свои личные нужды небольшую сумму денег.

Таким образом нельзя не признать, что Богров до 1910 г. являлся весьма ценным сотрудником, но со времени прекращения связей его с Киевским охранным отделением жизнь Богрова, политическое направление и связи в революционной среде оставались уже вне всякого контроля разыскных органов. Войдя затем в соприкосновение с Киевским охранным отделением лишь в августе 1911 года для выполнения тяжкого террористического акта и совершив таковой, Богров в объяснение мотивов этого злодеяния представил противоречивые показания, оценка коих, впрочем, не входит в задачу настоящего расследования. На первых допросах у судебного следователя Богров за-явил, что он учинил нападение на Председателя Совета Министров с обдуманным заранее намерением, в силу побуждений политического характера, коими проникся после переезда в Петербург, и что он даже останавливался на мысли о Цареубийстве, но отказался от нее лишь из опасения еврейского погрома и нежелания дать этим актом повод к оправданию правительственной политики репрессий в отношении его единоверцев. При рассмотрении же дела военным судом, Богров, изменив свои объяснения, показал, что в марте 1911 года к нему в Киеве являлся анархист Лятковский и поставил его в известность, что факты предательства Богровым товарищей и растраты им партийных денег вполне установлены. 16 августа 1911 года к Богрову, по возвращении его с дачи, которую он занимал в местности «Потоки» близ Кременчуга, неожиданно прибыл анархист Виноградов и заявил, что его, Богрова, в партии «окончательно признали провокатором», что предательство его получит широкую огласку во всех слоях общества и его, как шпиона, убьют. Вместе с тем Виноградов от имени партии предложил Богрову, в видах своей реабилитации, совершить террористический акт, указав на возможность убийства Кулябки или другого лица, по собственному усмотрению, во время предстоявших Киевских торжеств. Последним сроком исполнения этого ультиматума Виноградов назначил 5 сентября. По словам Богрова, выхода у него не оставалось и он должен был принять предложенные условия.

Отлично понимая, что для осуществления задуманного им преступления могут оказаться полезными связи его с охранным отделением и доверие, всегда оказывавшееся ему подполковником Кулябкой, Богров решил возобновить с ним сношения, измыслив рассказ о готовящемся будто бы покушении на жизнь Министров Столыпина и Кассо.

Утром 26 августа Богров обратился по телефону в охранное отделение и, за отсутствием Кулябки, сообщил заведующему наружным наблюдением Самсону Демидюку, что революционеры Лазарев и известный ему только по имени «Николай Яковлевич» замышляют террористический акт против Министров Столыпина и Кассо и что «Николай Яковлевич» приезжал к нему, Богрову, на дачу для переговоров о поиске квартиры в Киеве и о способах прибытия в этот город. Придавая этому заявлению Богрова серьезное значение, а вместе с тем будучи очень доволен, что названный сотрудник вновь предложил свои услуги, Демидюк доложил Кулябке о рассказе Богрова. После этого Кулябко по телефону попросил Богрова к себе. В этот же день к Кулябке были приглашены на обед статский советник Веригин, полковник Спиридович и секретари генерала Курлова, подполковник Пискунов и Сенько-Поповский. Во время обеда, приблизительно в 5 часов дня, Богров прибыл к Кулябке, который вышел в кабинет и, выслушав от него вкратце заявление относительно вышеописанных планов террористов, предложил Богрову изложить свое сообщение письменно, пока он, Кулябко, закончит обед. Усматривая исключительную важность разоблачений Богрова, Кулябко признал необходимым участие начальства в разработке поступивших агентурных данных и решил привлечь Веригина и Спиридовича к обсуждению доклада Богрова, ввиду чего, вернувшись в столовую, пригласил их отправиться после обеда выслушать, как он выразился, «интересного субъекта». Кулябко предупредил Веригина и Спиридовича, что явившийся сотрудник работал у него в течение нескольких лет, давал всегда очень точные сведения и помог раскрыть целый ряд анархистских организаций и предприятий. По показанию Кулябки, отрицаемому, однако, Спиридовичем, от последнего и Веригина не было скрыто, что Богров уже полтора года порвал связи с отделением. Осведомленность Спиридовича и Веригина об этом обстоятельстве нельзя не признать доказанною, так как, с одной стороны, сообщая Спиридовичу подробные данные о заслугах Богрова в деле розыска, Кулябко едва ли мог умолчать, что Богров уже вышел из числа его сотрудников, а с другой и дальнейшие заявления Богрова указывали на то, что к Кулябке явился не агент, ведущий текущую работу, а лицо, прибывшее к нему после перерыва в сношениях. Когда Спиридович и Веригин вошли в кабинет, Кулябко познакомил их с Богровым, который вручил Кулябке записку, где было изложено следующее: весною 1910 года в Петербург приезжала одна женщина с письмами от центрального комитета партии социалистов-революционеров для присяжного поверенного Кальмановича, бывшего эмигранта Егора Лазарева и члена Государственной думы Булата. В передаче этих писем принял участие и Богров, установив таким образом связи с Лазаревым, причем обо всем этом осведомил начальника С.-Петербургского охранного отделения фон Коттена. Вскоре с Богровым познакомился явившийся от имени Лазарева неизвестный, назвавшийся «Николаем Яковлевичем». Узнав из происходившей затем между ними переписки, что противоправительственные взгляды Богрова, высказанные при первом их свидании, не изменились, «Николай Яковлевич» неожиданно в конце июля приехал к Богрову в дачную местность «Потоки» близ Кременчуга и вступил с ним в переговоры о том, можно ли иметь в Киеве квартиру для 3 человек. Получив утвердительный ответ, «Николай Яковлевич» расспросил о способах сообщения с Киевом и одобрил предложенный Богровым план приезда на моторной лодке; в тот же день «Николай Яковлевич» выбыл обратно в Кременчуг и обещал в скором времени дать о себе знать.