Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

В сопровождении Максима Головко подходит Рогал Дорн, и Нагасена почтительно кланяется, не забыв снять ладонь с рукояти Шудзики. Лицо лорда Дорна непроницаемо, словно обветренная скала.

— Все напрасно, Йасу Нагасена? — спрашивает лорд Дорн, кивая на тело Кая Зулана. — Что произошло здесь сегодня?

У Нагасены для него имеется только один ответ.

— Сегодня здесь погибла истина.

— Возможно, это и к лучшему, — говорит Дорн.

Нагасена качает головой.

— Я не могу в это поверить. Разве все мы не служим Имперской Истине? Если мы не постигли истину, то что же мы создаем? Империум должен хранить истину в своем сердце, иначе не стоит тратить сил на его создание.

— Будь осторожнее в своих словах, Нагасена, — предостерегает Дорн, и в его голосе звучит неприкрытая угроза.

— Я давно уже поклялся, что не произнесу ни слова лжи, — говорит Нагасена. — Даже вам, мой господин.

Дорн кладет закованную в броню руку на его плечо, и на мгновение Нагасене кажется, что сейчас и его принесут в жертву на алтарь нерешенных вопросов. Но лорд Дорн не собирается его убивать.

— Ты честный человек, Йасу Нагасена, а честные люди мне пригодятся.

Нагасена снова кланяется.

— Всегда к вашим услугам.

— В таком случае, есть еще одно задание, которое я попрошу тебя выполнить.

— Назовите его, — говорит Нагасена, мысленно отмечая честь, которую оказывает ему лорд Дорн, представляя приказ в виде просьбы.

— Генерал Головко утверждает, что недосчитался одного мятежника, — говорит Дорн.

Нагасена сразу же догадывается, кто это может быть.

— Это Лунный Волк, — вмешивается Головко. — Его тела здесь нет.

— Точно, — соглашается Дорн. — Я бы не хотел, чтобы на Терре оставался кто-то из приверженцев Хоруса Луперкаля.

— Я отыщу его, — говорит Нагасена. — Но это будет моя последняя охота.

Примарх кивает и снова переводит взгляд на Кая Зулана.

— Что же ты узнал? — вслух вопрошает Дорн, и в его голосе Нагасена слышит то, чего никак не может ожидать от такого великолепного воина: неуверенность. — Главный принцип обороны, Йасу, понять, от чего придется защищаться, и я боюсь, что этот человек мог бы помочь мне понять…

— Понять что? — спрашивает Нагасена, когда Дорн умолкает.

— Я еще не знаю, — отвечает Дорн. — Но этот день унизил каждого из нас.

Примарх поворачивается и уходит, а у Нагасены по спине пробегает холодок, который не имеет ничего общего со сквозняками, сочащимися из разбитых окон и сорванной крыши храма.

«Чего же ты боишься? — задает себе вопрос Нагасена. — Чего ты боишься на самом деле?»

Серебристый цилиндр загудел, возвещая об окончании инкубационного периода. Из заполненного протеиновым раствором резервуара протянулись многочисленные провода и трубки, заключенные в терморегулирующую оболочку и подающие внутрь питательный раствор. В лаборатории холодно, свет приглушен. Здесь проводилась секретная работа, результат которой неясен.

Экранированные и изолированные кабели соединяют серебристый цилиндр с тремя прозрачными стеклянными капсулами, в каждой из которых содержится бесформенный фрагмент мягкой плоти фиолетового цвета. Из этих странных органов торчат тонкие иглы и генетические датчики, и пока идет расшифровка информации, заложенной в каждом зародыше, плоть пульсирует, словно сердце младенца.

За процессом ведется наблюдение при помощи обширного набора оборудования. Проводимая операция была чрезвычайно сложной, требующей безупречной последовательности этапов, каждый из которых следовало провести с абсолютной точностью, чтобы хоть немного приблизиться к возможному успеху.

Наконец на верхней поверхности серебристого цилиндра, словно драгоценные камни, зажглись четыре выпуклые лампы, и все они по очереди засияли зеленым светом. Прозвенел мелодичный сигнал, из боковой решетки поднялось облачко пара, и подача питательной жидкости была перекрыта.

Определить подлинность этого органа способна была еще одна лаборатория Терры, расположенная в глубине мира и защищенная надежнее любых других объектов. Сложность этого биологического чуда не мог постичь ни один смертный генетик, а повторить процесс его создания могла только одна личность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Получилось? — спросил Гхота.

— Да, сын мой, — торжествующе ответил Бабу Дхакал. — Получилось.

Гэв Торп

Потерянное Освобождение

Действующие лица

Император — повелитель человечества

ПРИМАРХИ

Корвус Коракс — примарх легиона Гвардия Ворона

Рогал Дорн — примарх легиона Имперских Кулаков

Альфарий, Омегон — примархи-близнецы Альфа-Легиона

Хорус — Воитель, магистр войны, примарх Сынов Хоруса

ЛЕГИОН ГВАРДИИ ВОРОНА

Бранн Нев — командир Рапторов

Агапито Нев — командир Когтей

Соларо Ан — командир Ястребов

Алони Тев — командир Соколов

Ланкрато Нестил — сержант Когтей

Гадрейг Дор — сержант Когтей

Кереми Орт — боевой брат Когтей

Бальсар Куртури — боевой брат Когтей

Лукар Ферени — боевой брат Когтей

Марко Диз — боевой брат Когтей

Страдон Бинальт — технодесантник

Винсент Сиккс — главный апотекарий

Навар Хеф — послушник

ЛЕГИОНЕРЫ-ПРЕДАТЕЛИ

Альфарий — Альфа-Легионер

Эзекиль Абаддон — Первый капитан Сынов Хоруса

Эреб — Первый капеллан Несущих Слово

Фабий — апотекарий Детей Императора

Гастен Лутрис Арманитан — капитан Детей Императора

ИМПЕРСКИЕ ПЕРСОНАЖИ

Малькадор Сигиллит — Первый лорд Терры

Марк Валерий — префектор Имперской Армии, командир Когорты Тэриона

Нексин Орландриаз — генетор Механикум

Пелон — денщик Марка Валерия

Аркат Виндик Центурион — воин Легио Кустодес

КСЕНОСЫ

Атитиртир — антедил, посланник Кабала

Мог ли Император даже помыслить о подобном? Был ли миг, когда он посмотрел на свое творение и задался вопросом: «Кто дал мне на это право?» Сомневался ли он когда-либо в истинности своей цели или в методах, которые приходилось использовать в силу обстоятельств? Или же такие сомнения лишь слабость, присущая существам не столь возвышенным, как Повелитель человечества?

Я взглянул на творение рук своих и в равной мере познал отчаяние и надежду. Теперь я понимаю, что совершил ужасный поступок, но не могу заставить себя просить прощения. Даже после всего случившегося я до сих пор считаю, что действовал с самыми благими намерениями и во имя благороднейшей из целей. Это были темнейшие времена из всех, что мы знали. Даже если теперь может показаться, будто мной руководили эгоистичные побуждения, то в свое оправдание скажу, что нас окружали враги, с которыми нам не то что не приходилось сталкиваться ранее — мы даже помыслить не могли, что встретимся с ними в бою.

Все, что мы создали и ради чего сражались долгие годы, находилось на грани уничтожения. На кону стояла не просто слава былых дней, но само будущее Галактики. Не живший в те времена не вправе судить тех, кто жил.

Я до сих пор не в состоянии понять мотивы тех, кто намеренно либо же по капризу судьбы стал нашим врагом, и еще меньше я испытываю к ним сочувствия. Но также понимаю, что причиной раздора оказалась не слабость или прихоть. Люди, обладающие властью, честолюбием и возможностями, выпестовали великие планы и сочли себя выше простых смертных.

Я всегда оставался верным высшей цели своего существования, но, должен признать, также страдал от понимания тщетности добродетельности, без сомнений двигавшей всеми остальными, кого также станут судить грядущие поколения. Даже в прошлом мы совершали деяния, которые можно было счесть неоднозначными. Смысл не в том, что произошло, но в том, почему это произошло. Во тьме, в отчаянии мы сделали нечто, что можно оправдать лишь жестокой необходимостью.

Не судите меня.

Я выше вашего осуждения, хотя и не достоин прощения.

Найденный отрывок записи, автор неизвестен, около М31