Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Френч Джон

Смерть ради смерти. Одна влечет за собой другую…

Черное и красное сталкиваются в последний раз. Вспышка алого света снова окутывает Кая, и время снова меняет направление. Прошлое это или будущее? Он видит это место, каким оно было когда-то: стерильный и функциональный интерьер стратегиума на космическом корабле. Потоки рециркулированного воздуха развевают и шевелят знамена, члены экипажа с гордостью выполняют свой долг, а за обзорным иллюминатором простирается безбрежная ширь Галактики.

В одно мгновение все изменяется, и теперь это храм живого бога.

Бога, облаченного в темную броню, чья святость сотворена его собственными руками. Не так давно он был любимым воплощением еще более великого божества, но теперь отрекся от всех принципов служения даже тем, кто возвысил его сверх всякой меры и одарил сверхчеловеческими возможностями. Этот бог кует свою судьбу, пользуясь грубой силой и непоколебимой волей, он формирует будущее, которое устраивает его, и только его одного. Никого он не признает своим господином, но в конце концов ему придется это сделать.

Вспышка. Назад и вперед. Вспышка, вспышка…

Варп насмехается над понятием линейного времени.

Кай видит его мертвым. Когда-то окутанный сиянием посланец багряного совершенства, он направил кинжал палача в свое сердце и теперь лежит сломленной жертвой. Мертвый. Это немыслимо, и рассудок содрогается от ужаса. Весь этот отвратительный парад кошмаров не имеет иной цели, кроме как сломить его дух.

Но варп способен на большее, и это всего лишь предвестники нового ужаса.

Видение разворачивается в малейших деталях, и он видит каждый блик на золотых доспехах, видит все оттенки света на постоянно меняющемся, но неизменно горестном лице. Он видит ненависть, любовь, вину, ужас и решимость, сменяющие друг друга в одно мгновение, и видит невыносимую бездну печали перед лицом будущего, созданного своими руками.

Течение времени абсолютно расстроено и разворачивается, словно сломанная пружина. Хотя Кай видит лишь отдельные фрагменты, он знает, что перед ним мелькают картины будущего.

И не очень далекого будущего.

Золотой свет вздрагивает, и Кай ощущает излучаемое им невероятное любопытство. Как будто кто-то смотрит на него. Нечто обращает на него взгляд, и в крохотную частицу времени, даже не поддающуюся измерению, узнает о нем все. Свет видит все, что видел он, знает обо всем, что он испытал на ступенчатом возвышении, и чувствует меру осознания увиденного.

Слова формируются в разуме Кая, негромкие, звучащие без посредства голоса, но их мощь подобна неудержимому урагану. Кай понимает эти слова, и теперь ему ясно, почему смертным нельзя слышать голос живых богов.

Он с непостижимой отчетливостью видит все, что происходит потом; золото и тьма, повелитель и слуга, бог и полубог.

Отец и сын.

Исход может быть только один, и осознания уже произошедшего, но еще грядущего события достаточно, чтобы лишить рассудка любого смертного, каким бы сильным ни был его дух. Но Кай закален сознанием вины и ужасом и обладает силой, превосходящей силу смертного.

Ему предстоит выполнить еще одно дело.

Видение растворяется в золотом сиянии, а Кай из Красного Терема попадает в место, наполненное теплыми ароматами душистых масел и журчанием фонтана. Открыв глаза, он обнаруживает, что лежит на мягком ложе, накрытом шкурой какого-то экзотического зверя. Его тело словно утопает в невидимой мягкой перине, а от ран, полученных с момента возвращения на Терру, не осталось никаких следов.

— Ох, Аник, — прошептал он. — Что нам довелось увидеть…

Он смог припомнить все детали видения в Красном Тереме, и, хотя оно предвещало невообразимый ужас, он странным образом чувствовал себя отстраненным, словно все это не имеет к нему никакого отношения.

Кай приподнялся и огляделся по сторонам. Он лежал в одном из центральных гостевых покоев Арзашкуна, в комнате, обставленной с такой пышностью, что она выглядела почти непристойной. Оказалось, что не только его физическое тело полностью восстановилось, но и с его души была снята огромная тяжесть, колоссальная ноша, которой он не сознавал, пока от нее не избавился. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза, прислушиваясь к затухающим звукам тысяч голосов, погружавшихся в ячейки памяти его разума.

Как только эти звуки исчезли, он вновь услышал те же голоса, но только в них слышалось невыразимое облегчение. Мертвые не могли вернуться, но они могли простить. Кай знал, что он никогда не сможет забыть этих людей, как и они не смогут забыть его. Но мысль о том, что они навсегда останутся с ним, вызвала у него улыбку, поскольку теперь это стало частью истории, а не тяжестью на душе.

Кай поднялся, когда теплый ветерок, словно приглашая его, распахнул шелковые портьеры на двери, ведущей на балкон. Он прошел по мраморному полу, понимая, что Арзашкун из безопасного убежища превратился в обитель чудес. Кай сам вызвал из памяти каждую башню и каждый зал этой крепости, но до сих пор никогда не наслаждался ее великолепием. Только сейчас он смог по достоинству оценить мастерство древних строителей, их чувство гармонии и радость, с которой они поднимали к небесам такую красоту.

Он вышел на балкон, но вместо бескрайних песков Руб-Эль-Хали увидел пышные леса, обширные луга и кристально чистые реки. Таким Пустое Место было до того, как его поглотила пустыня, — цветущая земля, за которую с момента зарождения цивилизации сражались между собой все владыки мира. Здесь зародилась его раса, и здесь был заложен безграничный потенциал человечества.

Кай не удивился, увидев открытую доску для игры в регицид. Его оппонент, знакомый по партии на берегу, сидел перед строем ониксовых фигур, и в памяти Кая с невероятной ясностью всплыл их разговор. Но если в тот раз лицо его партнера по игре было закрыто, теперь он сидел с обнаженной головой, и Кай почтительно поклонился, увидев лицо, знакомое по многочисленным мраморным статуям.

— Ты выглядишь иначе, Кай, — сказал человек, глаза которого сверкали, словно две золотые монеты.

— Я и стал другим, — ответил астропат, усаживаясь перед серебряными фигурами. — Я чувствую себя свободным.

Человек улыбнулся.

— Хорошо. Я всегда тебе этого желал.

— Ты вывел «Арго» из варпа, — сказал Кай, двигая вперед серебряную фигуру.

— Ты задаешь мне вопрос?

Кай покачал головой.

— Нет. Я не хочу этого знать. Истина все только портит.

— Истина — это движущаяся цель, — сказал человек, передвигая на доске своего храмовника.

— Ты увидел?

— Да, я увидел то, что Сарашина скрыла в твоем разуме.

Кай ничего не ответил и некоторое время вел осторожную игру, оберегая свои фигуры и не рискуя понапрасну.

— Ты не хочешь играть? — спросил его партнер.

— Не знаю, что и сказать, — ответил Кай, откидываясь на спинку кресла. — А как ты способен продолжать игру, зная, что произойдет в будущем?

— Очень просто. В такое время игра лучше всего помогает сосредоточиться, — сказал человек и передвинул императора в атакующую позицию, намереваясь заставить Кая совершить какую-нибудь оплошность. — Если хочешь узнать истинный характер человека, сыграй с ним в регицид. В любом случае, будущее есть будущее, и мое отношение к событиям ничего не изменит.

— В самом деле? Ты не в состоянии его изменить? — спросил Кай, сознательно поддаваясь на уловку.

Человек пожал плечами, словно они обсуждали какие-то тривиальные вещи.

— Некоторые события должны произойти, Кай. Даже самые страшные ужасы, какие только можно себе представить, иногда должны происходить.

— Почему?

Его соперник по игре передвинул дивинитарха, блокируя путь фигуре Кая.

— Потому что порой победа состоит лишь в том, чтобы не дать противнику выиграть.

Кай посмотрел на доску и увидел, что ходов у него больше не осталось.