История свободы. Россия - Исайя Берлин

Отношение к интеллектуалам у них до некоторой степени такое же, как у политических боссов во всем мире. Конечно, во многом оно обусловлено той позицией, которую занимают их лидеры – члены Центрального Комитета Коммунистической партии. Большинство из них помимо подозрений, которые они вообще испытывают ко всякому, кто имеет дело с идеями, как постоянному источнику потенциальной опасности, вообще чувствует себя неуютно с интеллигентами, испытывая к ним так называемую социальную неприязнь – ту самую, из-за которой наши профсоюзные деятели ощущают рядом с «умниками» и собственное превосходство и собственное ничтожество. Выше они тем, что считают себя практиками, глубже постигшими мир в тяжелой школе жизни; ниже – потому, что не умеют мыслить. Группа недоумков, которая вершит судьбами России (одного взгляда на Политбюро, теперь называемое Президиумом, достаточно, чтобы понять, что этим людям привычней митинги или трибуны, но не книжные полки), смотрит на интеллектуалов с тем же тяжелым чувством, как на хорошо одетых, воспитанных дипломатов и журналистов, к которым она проявляет показную, неестественную вежливость, испытывая при этом зависть, презрение, прорывающееся иногда заискивание и огромную подозрительность. В то же время эти люди чувствуют, что у великой нации должны быть крупные ученые, увенчанные лаврами художники и соответствующие звания. Тем, кто достиг высот мастерства, они много платят, но неистребимое чувство собственного ничтожества поддерживает в них раздражение, непреодолимое желание припугнуть, ударить, оскорбить, публично унизить и напомнить про цепь, на которой они держат этих деятелей культуры, едва лишь те выкажут малейший признак независимости или собственного достоинства.

Некоторые интеллектуалы, конечно, принадлежат к высшим ступенькам иерархии, а остальные смотрят на них как на ренегатов, пособников власти, политиканов и дельцов, которые только притворяются образованными и творческими людьми. Разница между истинными писателями, которые могут говорить на нормальном человеческом языке, и литературными бюрократами – это опять-таки разница между правителями и подчиненными, самая глубокая и единственная граница в советской интеллектуальной жизни. Один из интеллектуалов-правителей, говоря вроде бы не о себе, а об интеллигенции вообще, сказал американскому журналисту, что она, интеллигенция, совсем не хочет, чтобы рабочим и крестьянам предоставили больше личной свободы. По его словам, если бы им дали слишком много свободы, на заводах и в деревнях могли бы начаться беспорядки – стачки, забастовки, а интеллигенция, самый уважаемый класс в советском обществе, не хочет, чтобы тот порядок, который гарантирует ей заслуженный престиж и обеспеченную жизнь, подвергался опасности. «Вы, конечно, понимаете?» – спросил он.

Итак, мы проследовали от XIX столетия, когда вся русская литература была негодующим обвинительным актом российской жизни, сквозь горькие, часто безнадежные, противоречия и смертельные поединки 20-х – начала 30-х, их страдания и энтузиазм. Из досталинских литераторов мало кто уцелел, это великие имена, но их немного. Ими отчасти восхищаются, как полумифическими фигурами из легендарного, но погибшего прошлого. Теперь наверху агрессивные, а часто и циничные полумарксисты вполне мещанского типа; посередине – тонкий слой подлинно цивилизованных, восприимчивых, неравнодушных, часто талантливых, но слишком запуганных, политически пассивных «специалистов»; а внизу – честные, впечатлительные, трогательно наивные, чистосердечные, умственно голодные, снедаемые неутолимым любопытством, полуграмотные люди, ни с каким марксизмом не связанные. Такова в общем и целом нынешняя советская культура.

Сноски

1

Ignatieff Michael. Isaiah Berlin. A Life. London: Vintage, 1998.

2

Статья Берлина «Русское народничество» была предисловием к исследованию итальянского историка, до сих пор непревзойденному: Venturi Franco. Roots of Revolution. tr. by Francis Haskell. N. Y., 1960.

3

Впервые: Вопросы литературы. 1993. № 6.

4

«A Remarcable Decade» © Isaiah Berlin 1955, 1956

5

мыслители (фр.).

6

искажения (фр.).

7

Герцен А.И. Былое и думы. Ч. IV, гл. XXV.

8

Анненков П.В. Замечательное десятилетие, гл. XXVI.

9

«Tolstoy and the Enlightenment» © Isaiah Berlin 1961

10

душой мира (лат.).

11

Скорее всего, имеется в виду Якоб Михаэль Рейнхольд Ленц (1751–1792), немецкий писатель «Бури и натиска», считающийся предтечей натурализма. – Примеч. пер.

12

образование, просвещение, воспитание (нем.). – Примеч. пер.

13

«В сегодняшнем обществе художники, – писал Кс. Жонсьер в «Ле Глоб» (8 апреля 1832 года), – никогда не понимали и не понимают союза поэзии и общества. Мы, напротив, хотим все увязать с политикой в широчайшем смысле этого слова. Не мешкая, мы сообразуем с ней все, что попадается к нам в руки. Литература наличествует в нашем мире, и она должна получить права гражданства и занять место в нашей политической жизни». Сравните со строками другого автора «Ле Глоб» (10 марта 1831 года): «Функция искусства, понимаемого в его священном смысле, состоит в том, чтобы беспрерывно сопровождать, предостерегать и побуждать человечество в его продвижении к все более прекрасному уделу, порой гармоничной музыкой, а иногда суровым и грубым голосом». Цитаты взяты из книги Джорджа Г. Иггерса «Культ авторитета» (Iggers George G. The Cult of Authority. The Hague, 1958. Р. 173).

14

Готье Т. Мадемуазель де Мопен / Пер. Е. Баевской. М.: ТЕРРА, 1997. С. 21. Роман опубликован в 1835 году, «Предисловие» датировано 1834 годом.

15

«золотой середины» (фр.).

16

Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1974–1978 (далее СС). Т. 2. С. 225.

17

Там же. Т. 9. С. 146.

18

Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. М., 1953–1959 (далее ПСС). Т. 7. С. 345.