Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник) - Юрий Левада

И, разумеется, излишней оказывается недоразвитая, а точнее всего, лишь наметившаяся за десяток лет многопартийность со всеми политическими конфликтами, парламентской борьбой и т. д. Гораздо более удобной и эффективной для нужд стабилизации выглядит «управляемая» демократия – контролируемый исполнительной властью парламент, доминирующая «государственная» партия при неэффективной или мнимой оппозиции. И, разумеется, чуть ли не безграничные возможности для «технологических» манипулирований общественным мнением.

В такой ситуации демократические свободы не востребованы, не вынуждены (как было при М. Горбачеве и Б. Ельцине), они лишь допустимы в определенных рамках.

Впрочем, характеристики содержания любых эпох всегда в какой-то мере условны (идеально-типичны), не учитывают всего реального своеобразия событий и действий, тем более если такие характеристики относятся к только что обозначившемуся периоду.

Время покажет, какие акции, заявленные или признанные в качестве стабилизирующих, действительно и в какой мере станут таковыми, а какие будут иметь и прямо противоположные последствия.

Массовое восприятие В. Путина как энергичного и решительного деятеля связано преимущественно с его стремлением любой ценой подавить чеченский мятеж, а также с его постоянно демонстрируемыми подвижностью, бойкостью речи и т. д. Эти особенности нового лидера буквально ошеломили общественное мнение с первых недель появления В. Путина на посту премьер-министра. В дальнейшем чисто эмоциональное восприятие в определенной мере входит в привычку, отчасти осмысляется в свете накопленного опыта. На протяжении «переходных» месяцев в общественном мнении утвердилось представление о В. Путине как о «безальтернативном» новом лидере. Это нашло свое выражение в предвыборных рейтингах и ожиданиях.

Стержень общественно-политических настроений в начале 2000 г. – феноменально высокий уровень общественного доверия к и.о. президента при феноменально низком уровне представлений о В. Путине как человеке и политике, его «команде» и его ориентациях. Ему удалось завоевать популярность, показав свой характер – энергичность, решительность, настойчивость – на определенном, заранее для этого подготовленном, поле. И оставив фактически открытым вопрос о том, как, в каком направлении и с кем он намерен или способен эти качества использовать. В результате общество сегодня знает имя президента, который, по всей видимости, будет всенародно избран 26 марта 2000 г., но не знает, каким будет этот президент. «Правые» ожидают от него правого поворота в политике, «левые» – возврата к ценностям социальной справедливости, патриоты – противостояния проискам Запада, либералы – сохранения деловых связей с Западом и т. д. И практически все, поддержанные гласом народа, надеются на то, что решительность нового президента обеспечит стране какой-то (неясно, какой именно) порядок.

Наиболее важными, разумеется, являются показатели готовности голосовать за определенного кандидата на ближайших президентских выборах. За последние полгода динамика по основным возможным кандидатам в президенты приведена в табл. 4.

Таким образом, уже в октябре 1999 г. определился успешный для В. Путина результат выборов, а в декабре стало ясно, что – при сохранении нынешнего или близкого к нему набора массовых предпочтений – этот успех будет достигнут уже в первом туре. (Если бы и состоялся второй тур, то, по январским данным, создалась бы ситуация безальтернативности, то есть отсутствия реального выбора, отчасти напоминающая ту, которая существовала в эпоху партийно-советской монополии. И тогдашнее единогласие («99 % за…»), и приписываемая ему эмоциональная окраска («энтузиазм», «любимый вождь» и пр.), и господствовавшая практически всеобщая привычка к такому положению связаны с этим отсутствием альтернативы.) Ресурсы доверия населения В. Путину питаются не столько эмоциональными оценками и тем более не рациональным анализом его действий, сколько тем же представлением об отсутствии иного выбора.

Таблица 4

Динамика поддержки потенциальных кандидатов

(в % от числа собирающихся участвовать в голосовании, исследования типа «Экспресс», N = 1600 человек)

Переходная ситуация обострила внимание к роли военных и спецслужбовских структур в общественной жизни страны с двух сторон: во-первых, ФСБ снова предстает как «кузница» руководящих кадров нового президента и части его окружения; во-вторых, прямое и значительное влияние на общество оказывают действия и амбиции военного командования и военных структур (армейских, МВД и др.), участвующих в чеченском конфликте. Серьезное значение для состояния общества имеют процессы, происходящие в действующих вооруженных силах – декларированные некоторыми, в том числе и демократическими, политиками надежды на «возрождение» армии или наблюдаемые тенденции деградации ее личного состава, ожесточение, развитие «чеченского синдрома», аналогичного «афганскому», и пр.

Как показывают исследования, сама по себе длительная связь В. Путина с «органами» вызывает беспокойство у сравнительно небольшой части опрошенных – менее чем у четверти. В сентябре 1999 г. полное доверие к службам госбезопасности выражали 20 % опрошенных, полное недоверие – 25 %. Образ органов НКВД – КГБ как самостоятельного субъекта карательного насилия (созданный, кстати, для самооправдания партийным руководством еще при И. Сталине, если не ранее, а потом активно использовавшийся в аналогичных целях уже Н. Хрущевым) практически полностью утратил свою силу.

Если в прошлом избирательном цикле 1995–1996 гг. основным «динамизирующим» фактором была несколько искусственно раздутая конфронтация между некоммунистами и коммунистами (в тени которой оставалась «первая» постсоветская война в Чечне), то в 1999–2000 гг. таким фактором стала новая чеченская война. Политическая консолидация общества в поддержку только что предъявленного стране нового премьера и преемника президента вряд ли была бы возможна без воинственной («агрессивной» в социально-психологическом смысле) мобилизации против общей опасности. Притом опасности вполне зримой, повсеместной, предъявленной стране грохотом и жертвами провокационных взрывов.

На протяжении всех месяцев войны на Северном Кавказе общественное мнение в стране находится в напряженном, экстремальном, давно не виданном состоянии воинственной мобилизованности. Значительное большинство населения (около 70 %) демонстративно поддерживает продолжение военной операции до победного конца.

Возникший осенью 1999 г. широко распространенный страх населения перед возможными новыми актами террора к концу года стал заметно слабее. Предполагаемых виновников взрывов пока не смогли найти, до судебного разбирательства обвинений дело не дошло. Однако значительной части населения официальная версия причастности к взрывам чеченских боевиков (к которым к концу 1999 г. стали причислять и властные структуры Ичкерии) представляется достаточным доказательством их виновности. Чувства ненависти и мести по отношению к чеченским боевикам и всем их поддерживающим разделяет, согласно опросам, около трети населения, примерно столько же согласны с тем, что разрушенные селения в Чечне не стоит восстанавливать, что раненых боевиков не следует лечить, что с боевиками можно расправляться без всяких судебных процедур.

Отметим две существенные особенности восприятия новой чеченской войны в общественном мнении.

Во-первых, отсутствие заметного влияния военных потерь на настроения общества. Потери – даже по официальным данным – растут, но общая поддержка населением военных действий сохраняется.

Во-вторых, при общей воинственной напряженности общественного мнения желание непосредственного личного участия в операциях против террористов и мятежников выражено весьма слабо: так, в ноябре 1999 г. такую готовность выражали 19 % опрошенных (против 65 %).

В основе обоих феноменов, как можно полагать, лежит «постороннее», своего рода «зрительское» отношение к чеченским событиям. Это не равнодушие, не безразличие: в массовых настроениях есть и гнев, и боль, и печаль, – но преимущественно в тех формах, которые обнаруживают заинтересованные и взволнованные зрители действия, происходящего на экране, на сцене, отгороженной от публики. Непосредственную боль человеческих смертей и страданий испытывают близкие, соседи, товарищи попавших в беду. В целом по стране это, возможно, десятки тысяч людей. Для остальных миллионов война остается событием по ту сторону телевизионного экрана. Более того, значительная часть людей сознательно или не вполне сознательно отстраняет от себя самую тревожную, самую мучительную информацию, замыкаясь в собственных повседневных заботах. (Подобным же образом отстраняются люди и от ответственности за происходящее в стране.) Отсюда и решительное нежелание большинства людей участвовать в осуществлении той самой акции, которую они так активно (но только как «зрители»!) поддерживают. С этим связана и устойчивость оптимистических тенденций в общественных настроениях в тревожные месяцы осени 1999 г.