Первый выстрел - Георгий Тушкан

Юра навострил уши: о «Красных касках» он уже давно слышал. Коля даже предлагал ему, Сереже и Степе бежать в Евпаторию и вступить в этот отряд. Но Сергей отговорил: прогонят, не примут.

— Ваше сиятельство, я участвовал в операции против «Красных касок», могу доложить, — сказал кто-то. — Разрешите?

— Прошу, подпоручик…

— Этот партизанский отряд сформирован из евпаторийских коммунистов и сочувствующих им элементов. Командовал им рабочий каменоломни большевик Петриченко. В отряде насчитывалось человек двести — двести пятьдесят…

— Только-то?! — удивился граф.

— Да, ваше сиятельство… Но действовали они весьма умело: блокировали железную дорогу, громили гарнизоны, воинские склады, имения помещиков. А сами неуязвимы! Положение создалось такое, что Евпатория в любой момент могла оказаться во власти партизан и городских большевиков. Началась паника. В Евпаторию были посланы крупные силы: наши казаки, офицерские отряды, карательный отряд немцев-колонистов, артиллерийская батарея. Держатся большевистские повстанцы, и черт их не берет! Заняли оборону в каменоломнях. Пришли два английских миноносца, открыли мощный огонь из тяжелых орудий. И под прикрытием этого огня на штурм «Красных касок» двинулось наше войско. Все же мы одолели партизан…

— Еще бы! — воскликнул граф. — Против горсточки взбунтовавшихся рабочих подняли тысячи две пехоты и военные корабли. Позор!

Контрразведчик, повернувшись к графу, сказал:

— А вы, ваше сиятельство, в обиде на контрразведку… Сами сейчас изволили слышать, до чего неподдающийся народ здесь обитает! Действуем мы беспощадно, без церемоний! В Феодосии окружили забастовщиков и на месте расстреляли двадцать четыре души. В Симферополе накрыли собрание металлистов, схватили всех вожаков и по дороге в тюрьму — в расход. В деревне Чау-су укрывали партизан. Приказал деревню сжечь, каждого пятого жителя расстрелять, скот угнать! Чтоб другие трепетали! На железных дорогах за забастовку — расстрел! Как же иначе, осадное положение! Я, знаете, противник всяческой там судебной волокиты, адвокатов и прочей парфюмерии. А находятся чистоплюи, что нас попрекают: мол, неделикатно действуете, перед Европой неудобно… Вон она, Европа, — полковник Труссон! Требует еще круче действовать!

— Ну, это вы, батенька, загнули! И толку от вашего разбоя мало: одного вожака и подстрекателя ликвидируете, смотришь — на его место уже трое встают, — заметил басовитый подполковник.

— Трудно понять… — раздумчиво проговорил граф. — В Крыму собрался цвет державы российской: лица императорской фамилии — великие князья; бывшие министры; заслуженные генералы; финансовые тузы, как господа Рябушинский, Гужон… Лидеры всех партий, на любой вкус: сам господин Пуришкевич от монархистов, виднейшие кадеты! Набоков и Винавер даже в краевое правительство введены. Больше того, держим здесь даже меньшевиков и эсеров, социалистов, так сказать!.. Все они златоусты, ораторы, умницы! А появится большевик — какой-нибудь полуграмотный матрос или рабочий, студентик или учителишка, — и народ за ним в огонь и воду идет!..

Печальные размышления графа прервал поручик:

— Утром стало известно, что красные на крымском направлении Мелитополь взяли, на другом фланге к Николаеву и Херсону подходят. Мы здесь в мышеловке можем оказаться… Большевики сформировали специальную армию крымского направления. В ее составе много матросов-черноморцев, украинских и таврических партизан. И знаете, кто ведет их на Крым? Дыбенко, знаменитый балтийский матрос! Тот самый, что вел кронштадтцев на штурм Зимнего. Кумир всей матросни!

Юра и Лиза тихонько выбрались из «сховища» и вышли за ворота. Группа верховых с винтовками въезжала с дороги на черный двор Бернистов. На одном из коней всадник поддерживал беспомощно свесившегося забинтованного человека.

— Что это за патруль, в штатском, без мундиров? — спросил Юра.

— Карательный отряд самообороны владельцев имений, — ответила Лиза. — Командует этим отрядом Осман. Ненавижу его!

Навстречу бежал Коля.

— А я ищу, ищу вас! — заговорил он торопливо. — Сергей сказал, что вы читаете «Тиля Уленшпигеля». Я тоже хочу, примите меня третьим. Ведь мне Сергей не даст. А вы видели, как повезли Османа? Схлопотал он наконец пулю. Его сначала привезли в аптеку, чтобы перевязать. Я видел. Люди говорят, что они ночью целую деревню сожгли. Ну, на обратном пути деревенские хлопцы подстерегли Османа и его разбойников, всыпали им. Двух убили, а Османа ранили.

— Жаль, что только ранили! — мрачно сказал Юра. — Этому Осману еще надо отомстить за матроса-ревкомовца…

2

Трофим Денисович, стоя по щиколотку в приятно пахнущей стружке, вовсю орудовал рубанком, когда перед ним появился Юра, с заговорщическим видом оглядываясь вокруг. Бондарь отложил рубанок в сторону, уселся на бочонок подальше от стружки и закурил, щурясь на мартовское солнце.

— Ну, выкладывай, что принес? — спросил он.

Юра картинно и подробно рассказал ему обо всем услышанном в «сховище». Памятью своей Юра гордился.

Трофим Денисович обрадовался.

— Да ну?! Каховка и Мелитополь взяты Красной Армией? Вот за эту новость спасибо, не знал еще. Быстро дело идет. Припекает, значит, «цвет российской державы»? Чемоданы, говоришь, собирают, друг с дружкой грызутся? Все это нам известно, мы в курсе, хоть и в сторонке от больших дел живем, в тихом Судаке. А твой граф умный-умный, но дурак! Не понять ему, почему простой большевик сильнее в народе всех ихних мудрецов, вместе взятых. И почему на место одного погибшего борца встают трое… Запомни, Юра: самый умный человек из отживающих классов, если он цепляется за старое, всегда в дураках останется. Вы с Серегой учитесь, образование получаете. Скоро за книгу «Коммунистический Манифест» Карла Маркса сможете взяться. Мы еще при царском режиме на крейсере эту книгу тайно читали, матросским кружком. За нее мой дружок пять лет плавучей каторги получил. Научная эта книга и беспощадная, огневая! Про буржуазию и рабочий класс.

Имя «Карл Маркс» Юра уже слышал не раз. Его упоминали некоторые ораторы еще в Екатеринославе. А во время советской власти в Судакском ревкоме висел на стене, над столом председателя, портрет человека с большой бородой.

Пришел Сережа, шепнул что-то на ухо отцу. Трофим Денисович поднялся:

— У меня дела, хлопцы, некогда с вами рассиживаться…

Сережа был занят. И Юра распрощался и ушел. Скоро он вспомнил, что хотел поговорить с Сережей об алгебраической задаче, заданной на завтра. Очень трудная задача. И он повернул назад.