Первый выстрел - Георгий Тушкан

Хлопцы перегнали Серого и ослика на склон холма, куда выходила вентиляционная труба. Ведь голицынские подвалы тянутся под землей очень далеко.

Укрыв телегу в густых зарослях диких маслин и подбросив Серому и ослу сена, они взяли мешки и веревки и осторожно, под прикрытием зарослей, пошли на склон.

Больше всего их тревожило — не потолстел ли Степа, пролезет ли он в отверстие? Еще вчера его просили не ужинать, а сегодня не обедать, чтобы поменьше был живот. Говорили шепотом, хотя здесь было безлюдно и невдалеке шумело море.

Разыскав среди кустов полыни дыру, они обвязали Степу веревкой под мышками, а вторую веревку дали в руки. Степа бросил две небольшие корзинки вниз и спустил в лаз ноги. Они влезли легко, живот тоже, но локти застряли.

Степа ужас как боялся застрять в этой вентиляционной норе, как мальчик в рассказе Куприна, который чистил трубы паровых котлов: ни туда, ни сюда. Как его ни тащили, не смогли вытащить. А пароходу надо было уходить. И тогда затопили топку, и он сгорел. Этот рассказ они читали как раз накануне. И еще Степа боялся, что потеряется или погаснет свеча и он заблудится, как Том Сойер и Бекки.

— Подними руки вверх! Сожмись в плечах! — скомандовал Коля.

— Не вылезу! — прошептал Степа, но все же поднял руки вверх, и его начали спускать.

Вскоре веревка ослабела, значит, Степан уже стоит на полу. Наконец Степа дернул веревку два раза. Ее потянули и вытащили корзинку с четырьмя бутылками. Так и таскали: одну опускали, вторую поднимали.

Натаскали уже бутылок сто, когда неподалеку послышался стук колес. Кто-то едет!

Мальчики быстро закрыли бутылки и лаз куртками. В эту минуту рядом фыркнула лошадь. Это Серый отвязался и пошел искать хозяина. Все облегченно вздохнули и снова принялись за дело.

Так волноваться, как они волновались, когда ехали обратно, никому из мальчиков еще не приходилось.

Сгрузив вино в сарай во дворе Степы, друзья разошлись по домам. Наступало утро.

— Где ты пропадал? — спросила мама, когда Юра, поставив повозку и лошадь на место, вошел в комнату. — Я всю ночь не спала. Бегали узнавать к Сереже, но и его не было.

— Все в порядке, мама, вино достали.

Утром в гимназии Сережа сказал:

— Отец говорит, надо Максу дать вино так, чтобы не обманул. Как он будет освобождать? Ведь это самое важное.

Друзья разыскали Макса в кофейной. Он вышел с ними в садик.

— Их повезут в семь утра на линейке в Феодосию, — сказал Макс. — И в двух-трех часах езды от Судака они убегут в горы. Конвоиры будут стрелять вверх. Но сначала доставьте шампанское и «куш-каи» ко мне домой. А то еще обманете.

— А если вы обманете? — тем же тоном ответил Юра.

— Тогда вам не жить! — пригрозил Коля.

— Ну, ты! От горшка два вершка, а угрожает!

— Надо, чтобы их отпустили в Судаке, — сказал Юра (так им наказал Трофим Денисович!). — Пусть их поведут куда-либо на допрос. А вино вы можете посмотреть. Не обманем. Честное слово. И надо предупредить арестованных, в каком именно месте они должны бежать и куда сразу направиться. Там их будут ждать.

— Пойду поговорю. Ждите меня возле береговой дачи.

Следующим утром, когда троих арестованных вели из контрразведки якобы для того, чтобы они указали место за слободкой, где зарыта большая партия большевистской литературы, они бежали.

Трофим Денисович строго-настрого запретил хлопцам и близко подходить к месту, где должен был быть совершен побег.

— Найдутся подходящие люди, которые встретят, помогут и уведут беглецов куда надо, в надежное место. А вам там делать нечего, — сказал он. — Вот только передайте через этого Макса письмо Никандру Ильичу, Василию и поручику Баранову. Насчет этого поручика мне теперь известно все. Освободить его надо, хоть кровь из носу.

Мальчики письмо передали, а первую часть приказа Трофима Денисовича выполнили только наполовину: они все же залегли на винограднике, неподалеку от назначенного места.

Вначале все произошло так, как было намечено. Никандр Ильич, дядя Яша и товарищ Василий, как им было предложено в письме, разбежались на перекрестке узких кривых улочек в разные стороны, чтобы потом сойтись неподалеку. Там их будет ждать повозка с двумя товарищами, одетыми в солдатскую форму. Накрыв брезентом, их повезут к Георгию, а оттуда тропками проведут в горы, в партизанский отряд, где Гриша-матрос. Таков был план Трофима Денисовича.

Все бы шло хорошо. Подкупленные конвоиры выполнили свою роль, отлично стреляли в воздух. Но в контрразведке у Никандра Ильича разбились очки с толстыми стеклами. А без них он был беспомощен, как ребенок. Он побежал совсем не в ту сторону, потом спохватился и медленно, из-за одышки, вернулся к перекрестку. Там его и застрелил случайно подвернувшийся полупьяный офицер, видевший за три минуты до этого всю сцену побега.

Никандр Ильич упал замертво. Вокруг него столпились конвоиры, убийца-офицер, прибежавший на выстрел Трофим Денисович… Подбежали мальчики, пытались приподнять Никандра Ильича.

Учитель был мертв. Приехавшая через час подвода увезла его тело в контрразведку.

Убитые горем друзья поплелись к Сереже. Коля плакал и говорил:

— Я знаю этого офицера, он живет в гостинице. Я его убью, возьму ружье и убью…

Вернулся Трофим Денисович, злой, мрачный. Покусывая усы, он сказал:

— Ну, поручик Баранов и товарищ Василий в порядке, вывезли их удачно. А вот учитель… Эх, пропал хороший, настоящий человек!..

На следующий день в Судаке только и было разговоров, что о побеге. К вечеру прикатили контрразведчики из Феодосии, но беглецов и след простыл. Зато в Судаке быстро нашлись «очевидцы». Один рыбак утверждал, что «своими глазами» видел, как в бухту зашла моторка, причалила к берегу, беглецы прыгнули в нее и умчались в море.

Другие, наоборот, не верили в побег. Они тоже «своими глазами» видели автомобиль, в котором везли арестованных в Севастополь. А кое-кто говорил и так: «Сами расстреляли арестованных, а делают вид, будто ищут».

Для подобных разговоров были все основания, так как даже арестованных по подозрению нередко расстреливали без суда и следствия.

В Судаке о Никандре Ильиче сожалели многие, и еще долго его имя поминалось добрым словом. В «клубе» возле парикмахерской часто можно было услышать: «Жаль, нет профессора… Он бы точно объяснил». А отец Коли, горестно качая головой, повторял: «Святой человек был, мудрый…»

Осиротевшие мальчики после смерти учителя посуровели и как-то сразу повзрослели.

Глава IV. СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ДНЕЙ