Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело - Станислав Васильевич Родионов

удовольствия – не для калорий же. Любовь? Для удовольствия: когда мы обнимаемся, то меньше всего думаем о продлении рода человеческого. Спорт, зрелища, гостехождения, туризм, спиртные напитки… Все для удовольствия. Так о чем же тут думать? Человек живет для наслаждений. И больше ни для чего.

Людей можно делить по разным признакам, но, кроме всего прочего, они делятся еще и по тому, кто, как и чем наслаждается. Человек выпил стакан «Плодоягодного» и понюхал кусок магазинного студня – это один уровень. Человек просмаковал рюмочку шестнадцатирублевого коньяка и съел ломтик ананаса – это другой уровень.

Я хочу сказать, что смысл жизни заключается в умении жить со смыслом. А уметь жить со смыслом – это уметь красиво наслаждаться.

С л е д о в а т е л ю Р я б и н и н у. Хочу сообщить вам два факта, которые могут пригодиться в вашей работе. Факт первый: огурец погибает не оттого, что сорван, а от нервного потрясения, когда к нему тянется рука человека. Факт второй: в Аргентине один садовник научил кактус четырем правилам арифметики. Если что узнаю еще, то сообщу.

Уважаемая гражданка Федотикова! Благодарю вас за удивительные факты, о которых я узнал впервые.

Осень горела за окном желтизной листьев и последним теплом горящего и негорячего солнца. Осень приглушила и городской шум, смазав летнюю звонкость голосов и трамваев. Осень, осень…

Она вроде бы расправилась не только с солнцем и деревьями, но и с ним, с Петельниковым, лишив его привычной работы, – теперь он искал не преступников, а духов. Лазал по загородному пепелищу, пытаясь докопаться до калязинского ясновидения. Разглядывал бычков на мясокомбинате… А сейчас вот пришел с молокозавода, где смущал администрацию глупейшими вопросами о причинах скисания молока. Оно киснет от плохо вымытой цистерны, от микробов, от пыли, от крошек хлеба и еще от десятка причин. Спросить же, киснет ли молоко от взгляда, он не решился. Впрочем, от кислого взгляда…

В дверь кабинета стукнули. Нет, задели локтем. Скорее всего Леденцов. Но дверь открылась.

– Вы? – Инспектор метнулся к двери.

Лида смущенно оглядывала кабинет:

– Боже, как у вас казенно…

– Так ведь и работа казенная.

– Голые стены.

– Нельзя украшать. Вызванный должен смотреть на меня, а не на стены.

– А вот художник Коро говорил: «Если бы мне было позволено, я все стены тюрем покрыл бы живописью».

– Лида, что–нибудь случилось?

– Я зашла просто так…

– Ага, на милицейский синий огонек.

Она залилась краской, которая вроде бы перекинулась и на косу, старомодно лежавшую на груди, на белой кофточке… В каком она классе? В восьмом, в девятом?

– Если бы вы прошлись по камерам, то половина преступников завязала бы только от одного вашего вида, – неожиданно сказал инспектор то, чего не собирался говорить.

– В ваших камерах я бы умерла со страху.

Он посадил ее в гостевое кресло, сразу пожалев, – она провалилась в него вся, словно ушла из кабинета.

– Как ваша Калязина?

– Излучает биоинформацию.

– А вы ее принимаете?

– Я нормальный человек.

– Вадим, вы другой человек, поэтому Калязину и не слышите.

– А есть люди, которые слышат?

– Разумеется.

– Лида, мозг у всех един.

– Да? Он у всех разный, как ваши пальцевые отпечатки.

Инспектору казалось… Инспектору хотелось, чтобы в его кабинете, где Лида была впервые, она вела бы себя чуть иначе, чем в своем доме. Он не определял это «чуть». Ну, может быть, смелее, свободнее, побольше кокетства… Зачем? Он не вдумывался, – для мыслей тоже есть запретные зоны, опутанные колючей проволокой и высоковольтными проводами.

– Вернее, мозг у всех работает по–разному, – добавила она.

– Согласен. Отсюда у всех разные способности.

– Поэтому у всех разные души.

– Допустим, – согласился инспектор, догадываясь, что она ведет его к какой–то мысли, ради которой и пришла.

– Нужно искать свою, родственную душу.

Петельников безмятежно улыбнулся, все поняв. Лида вспыхнула, задетая пренебрежительностью этой улыбки.

– Вы решили жениться, да?

– Уже сделал предложение.

– Зачем?

– Чтобы жена меня собирала.

– Куда?

– На войну и в баню мужчину должна собирать жена.

– Я же серьезно…

– Чем плоха Светлана?

– Она не для вас.

– Девушка с улыбкой Джоконды не для меня?

– Я терпеть не могу улыбку Джоконды.

– Лида, этой улыбкой восхищается весь мир.

– Я тоже восхищаюсь гениальному изображению противнейшей улыбки.

– Ну а что же плохого в Светлане, кроме джокондовской улыбки?

– Она добрая девочка, но не для вас.

– Почему же?

– Это не ваша родственная душа, не ваша половинка.

– Лида, я вам про женитьбу, а вы мне про мифы, про легенды…

– Да? Если хотите знать, родственная душа – это не легенда, а биологическая потребность.

– Насколько я знаю, секс – биологическая потребность.

Лида опять покраснела и вцепилась рукой в косу, начав ее нервно и быстро расплетать. Все–таки в каком она классе?

– Любовь тоже биологическая потребность. Ведь не каждые муж и жена совместимы, хотя тому помеха не ваш дурацкий секс. Не могут жить вместе…

– Ну, если у него маленькая зарплата…

– Кстати, лосиха подпускает к себе не каждого лося.

– Только того, который других забодал.

– А при полигамии… Представьте, мужчины не искали бы родственных душ, а обходились бы местными женщинами. Где–то в другом месте женщины остались бы одинокими, что отразилось бы на продлении рода. Взаимные же поиски дают равномерное распределение полов, а это обеспечивает устойчивость вида. Видите, не только физиологический секс, но и духовная любовь имеет биологический смысл и заложена в нас природой…

– Ваша теория?

– Ну и что?

В глубоком кресле белела кофточка, краснело лицо и желтела коса. Но у Петельникова было соколиное зрение, поэтому в полутьме кресла он видел ее расширенные глаза, приоткрытый рот и кокетливо выставленное плечо, которым она вроде бы хотела наступать на инспектора за его непонимание новой теории любви.

Петельникову нравилось кокетство. Что прельщает в женщине? Рябинин считал – женственность. Нет, кокетство, которое так же индивидуально, как их лица. А сколько оттенков у этого кокетства… Есть почти художественное, говорящее о вкусе и уме. И есть как у Лиды Рябининой.

– Все–таки женитесь, да?

– А если я Свету люблю?

– Нет, не любите.

– Откуда вам это известно?

– Не ваше дело – вскинулась Лида и, словно испугавшись своей резкости, побежала к двери.

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Может ли борьба стать смыслом жизни? Да, но только потому, что есть надежда на победу. Отнимите эту надежду, и борьба потеряет и смысл, и удовольствие. Поэтому борьба не может быть смыслом жизни, ибо она ведется тоже ради чего–то, опять ради чего–то, опять ради какого–то смысла.

Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Какой может быть смысл жизни, когда человек – животное? Если бы природа была мудрой, она создала бы одну форму, но совершенную. А то земля кишит безмозглыми тварями. Человек осознал себя случайно в результате