Магия (сборник) - Андрэ Нортон

Между тем министр направился к сторожевой башне у ворот, где Мути помог ему избавиться от доспехов, отстегивая пряжки и ремни. Он отложил в сторону тяжелый драконий шлем и меч, вложенный в красные покрытые глазурью ножны. В укреплении, где обычно люди носят одежду воинов, он облачился в простой серый халат, наподобие тех, что надевают даосские жрецы, а на голову надел черную шляпу.

Потом министр призвал к себе одного из юных писарей и передал ему шест со знаменем, на котором красовался хвост яка, вроде того, что возвышался над зданием магистратуры. Мути, сняв по приказу командующего собственную легкую амуницию, поднял меч в ножнах, поскольку это входило в его обязанности.

И наконец министр протянул руку к лютне, на поиски которой он ранее отправлял в город мальчика. Чуко Яня нежно пробежался по струнам, проверяя звук, слегка нахмурился, и стал настраивать инструмент. Затем, держа лютню в одной руке, он взошел на парапет над воротами, где двое солдат уже установили скамью. И там он уселся, держа лютню на коленях, а писарь и Мути заняли свои места по обе стороны от него, словно они находились в деревенском саду и пришли насладиться тишиной летнего полудня, а шум и опасности войны остались где-то далеко.

Чуко Янь, настроив лютню, начал играть и спел одну из песен Чи Каня:

«Я отбрасываю мудрость и отрекаюсь от учения,Мысли бродят в огромной пустоте…Постоянно сожалея о неправильно сделанном…»

Пропев эту песню, он начал другую. Но ни разу не спел он песни о войне — нет, только о людях, которые живут в мире, и стихи эти были написаны в местах спокойствия.

Он не выказывал ни малейшего интереса к тому, что происходит на дорогах, ведущих к городу. Мути и юный писарь пытались сохранять такое же спокойствие и отсутствие интереса к происходящему вокруг. Что чувствовал писарь, Мути не знал. Но что касается его самого, то внутри у мальчика все сжалось, он с ужасом ожидал первого выстрела из лука, а ждать этого уже недолго; разведчики вражеского передового отряда уже скачут внизу, хотя и с осторожностью людей, ожидающих засады.

Долгое время разглядывали они открытые ворота города и группу из трех человек на крепостном валу, потом повернулись и, гулко стуча копытами, галопом ускакали тем же путем, каким пришли. Мути крепче сжал меч, словно то, что он держит его так, может послужить какой-то защитой. Однако Чуко Янь лишь слегка улыбнулся, закончив песню, и начал другую, в которой на этот раз прозвучали слова восхваления гонимых ветром облаков.

Вскоре вместо разведчиков показался отряд, состоящий из офицеров. Судя по богатым доспехам, они занимали высокое положение, хотя у них нет именного знамени какого-нибудь рода. Неподалеку от стены они повернулись и остановились, не покидая седел некоторое время, которое показалось Мути очень-очень долгим. Они слушали Чуко Яня, словно приятные слова, которые он пел, несли в себе какой-то ужасный смысл, хотя теперь он восхвалял опавшие листья, гонимые осенним ветерком, не обращая никакого внимания на воинов, расположившихся внизу, остановив взгляд где-то далеко поверх их голов, словно они для него невидимые призраки. Мути видел, как они начали переговариваться между собой. Один даже подъехал поближе, чтобы бросить взгляд за ворота на улицу, по которой ходили люди, не выказывающие никакого видимого беспокойства.

Потом солдат Вей поскакал назад к своим спутникам, и теперь он, похоже, направлялся к человеку в этом отряде, облаченному в самые роскошные доспехи. Но тут этот офицер выбросил вверх руку в приказном жесте, резко скомандовал, и все они, развернувшись, галопом поскакали прочь. Министр продолжал петь, когда над дорогой снова поднялась пыль. Только в этот раз она сигнализировала об отходе войска Вей. Мути глубоко вздохнул, несказанно удивленный.

И тут Чуко Янь громко рассмеялся и отложил в сторону лютню, и к нему из башни пришли несколько одетых в гражданские одежды людей, которые прискакали сюда вместе с ним.

— Ваше превосходительство, каким волшебством вы воспользовались? — рискнул спросить самый старший. — Вы пропели какое-то заклинание, написанное мудрецом для этой цели?

И снова министр рассмеялся.

— Я не использовал никакого волшебства, младший брат. Если только ты подразумеваешь то, что люди понимают под магией. Есть одна старая пословица: берегись дремлющего дракона, не буди его. Ссума подумал, что он видит здесь дремлющего дракона, и те меры предосторожности, которые я предпринял, удержали его от пробуждения дракона. Он отлично знает о моей репутации, что я никогда не делаю ничего, не просчитав всего десять раз, что я не бросаюсь безрассудно в опасность. Поэтому, когда он увидел открытые ворота, приглашающие его в город, то его естественно охватили подозрения, что здесь устроена хитроумная засада. Когда он увидел меня, спокойно играющего на лютне, и рука моя перебирала струны, а не держалась за рукоять меча, он поверил, что я чувствую себя здесь в полной безопасности и не нуждаюсь в дополнительной защите. И вот теперь он уходит, чтобы потом встретиться с войсками Киана и Чаня, уже занявшими боевую позицию, и получить отличный урок. Но… будь я на его месте, я не свернул бы в сторону. И он еще долго будет сожалеть о сегодняшнем дне.

И вот вновь министр стал человеком быстрых действий, отдающим приказы, чтобы остатки запасов продовольствия и оружия немедленно переправили в Хуньчунь: он знал, что Ссума не замедлит с возвращением.

Впрочем, слова, сказанные им, уже передавались среди солдат, а потом и среди горожан. Поэтому, когда он прискакал на коне к ним, они приветствовали его криками: «Дремлющий Дракон».

И только позднее Ма Су привели к министру. Увидев главнокомандующего, приказ которого он отказался выполнять, генерал бросился на колени и принялся биться головой о землю, прося пощады. Однако, хотя Чуко Янь и смотрел с жалостью на униженного, он сказал:

— Когда Небо посылает несчастия, их можно избежать; но когда их вызывает сам человек, он лишает себя права на жизнь. Верно сказано: уста — это дверь, ведущая к беде, как не менее истинно и то, что великие планы рушатся из-за нетерпения и глупости. Если первые слова какого-либо приказа не выполняются, то даже последующие десять тысяч не способны предотвратить неудачу. И ни один человек не может называть себя солдатом, если не подчиняется приказам своего полководца.

Ты слишком поспешно поклялся своей головой, что добьешься победы, а победа ускользнула от тебя, уведенная демоном гордыни, чтобы подвергнуть испытанию весь наш тщательно разработанный план. И теперь твою голову ждет та судьба, о которой ты сам просил.