Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— Но мы ведь чтим не волшебника Агграндара, а Бруно Багинотского!..

— Человека, которого никогда не было!

— Но… но… но…

— Вот и решили! — Олаф радостно огрел по плечу багинотца — только кости затрещали. — Выбираемся из этой норы — и сразу за восстановление исторической правды жизни! Они у нас еще попляшут!..

Возражений с багинотской стороны больше не последовало.

— Адалет?.. — позвала мага Серафима. — Возвращаемся?

— Зачем? Куда? — вернулся мыслями с отмщения попранной справедливости и испуганно сморгнул тот.

— Разбирать завал, конечно. Ты ж хотел попробовать еще раз. Когда отдохнешь.

Глазки чародея предательски заметались и стрельнули под ноги.

— Я… еще недостаточно отдохнул. Чтобы не сказать, что я вообще еще ни мгновения не отдыхал!.. Сначала мы таскались по этим крысиным ходам, потом всякие юные идиоты, не будем тыкать посохом, смешивают жженый бахромчатый лишайник с огурцовыми кристаллами на платиновой фольге…

— Премудрый Адалет прав, — развел руками сконфуженный юный идиот. — Чтобы действовать наверняка, то есть, чтобы отдых подействовал, я хотел сказать, ему нужно посидеть.

— А лучше полежать, — сварливо буркнул маг.

— И пожевать бы не помешало, — сглотнул голодную слюну Олаф. — Заодно.

— Я видел в той пещерке налево продукты! — радостно встрепенулся Гуго. — Картошку! И родничок! И котелок! Там у него вроде кладовки!

— Так чего же ты молчал?!

— У вас в роду все такие?

— Пойдем, притащим!

— Не знал, что сорванная картошка живет так долго, — неуверенно удивился Иван, с картофельной валеологией не знакомый даже понаслышке.

— Если она покрыта заклинанием стасиса, то пролежит хоть триста лет! — авторитетно сообщил Адалет, потирая грязные ладошки в предвкушении сказочного пиршества. — Так я не понял, кто у нас ушел за продуктами?..

— Мы!!! — подняли руки Гуго и отряг и, бурча оживившимися при поступивших из мозга разведданных о грядущем ужине желудками, бодрым шагом направились на кухню старого Агграндара.

— …куда ты набираешь столько картошки? Такая куча не поместится в такой маленький котелок!..

— …не волнуйтесь, ваше величество!.. Я так почищу, что поместится!..

— …воду наберем сюда…

— …очистки наверное, надо складывать в этот ушат…

— …жалко, что кроме картошки и воды у него ничего нет…

— …прямо как у нас дома!..

— …хоть кто-то чувствует себя в этой дыре как дома, Хель и преисподняя…

— …ничего, ваше величество…

— …не называй меня этим дурацким величеством, парень. Для тебя я просто Олаф…

— …спасибо… я говорю, что недолго нам осталось тут куковать, Олаф…

— …что?!.. опять ты за старое?!..

— …нет, что вы, что вы… Олаф… то есть… я имел в виду… Я имел в виду, что когда волшебник Адалет отдохнет, мы вернемся к большому завалу, и он разнесет его в пух и прах!..

— …а-а… ты про это… Эт я с тобой согласен… Волхв Адалет — это сила… Оклемается, пальцем ткнет — и камушки только брызнут, поминай, как звали!..

Волхв Адалет, до ушей которого периодически доносились обрывки разговора двух шеф-поваров, заслышав такой прогноз на завтра, только крякнул, рыкнул себе под нос, скрипнул зубами и яростно покраснел.

Если бы он был всем и мог всё, что думали про него простые смертные, в магии не искушенные, Гаурдак прятался бы от него в соседней Вселенной.

Под столом.

Камушки брызнут…

И поминай, как звали…

Бедный наивный Олаф…

Бедный наивный багинотец… как там его… я же записывал… где мой блокнот?..

Бедный всезнающий я…

После отдыха — и чем дольше, тем лучше — бедный старый Адалет поведет доверившихся ему мальчишек и девочку не к первому завалу, а к боковым ходам, и попробует разведать, что находится в гремящих ущельях и куда они ведут…

И лучше бы им куда-нибудь вести.

Потому что тот камень с дороги наверх мне не сдвинуть никак и никогда…

Пока Олаф и Гуго делали в кладовой приготовления к званому ужину, Адалет угрюмо разводил костер из кучки преображенных в хворост камней (С двенадцатой попытки. Под яростное ворчание «Я вам, между прочим, боевой маг, а не домработница какая-нибудь», бедные минералы побывали фетровыми гладиолусами, дохлыми змеями, перезрелыми огурцами, мотком колючей проволоки и еще множеством самых неожиданных, удивительных и порой пугающих предметов и явлений), Иванушка с Сенькой в обследованной ей ранее пещерке-спальне оборудовали место для отдыха всей команды. Они очистили единственную деревянную мебель во всей пещере — лежанку — от груды почти истлевших овечьих шкур, распадающихся в пыль лоскутков простынь и ветхих мешков с пылью — подушек, подумали недолго, критически изучая корявые, плохо струганные доски вперемежку с откровенным горбылем… и постелили Масдая.

Жизнь в подземелье начинала налаживаться.

Куда — это был вопрос второй.

Последняя вареная картошка без соли, но в остатках мундира, погон, аксельбантов и прочих атрибутов овоща, слишком долго проведшего в обществе мага с научно-исследовательским складом ума, была сметена с деревянного блюда лишь на два минуты позже первой, и тихий час — или два часа, или три, или восемь — смотря сколько понадобится на восстановление потраченных сил, как туманно сообщил маг-хранитель — начался.

Часовым автоматически был назначен Иван.

С тоскливой завистью поглядывая на завалившихся спать товарищей по переделке, усталый, но ничуть не сонный лукоморец поправил на мизинце Сенькино любимое колечко-кошку, вынул из ножен и положил рядом меч, и уселся на краю широкого ложа с книжкой (Постояв несколько минут над ассортиментом из «Медведеведения», «Лоселогии», «Грифографии» и прочих «Зайцезнаний», грустный перед открывающейся перспективой напрасно потерянной ночи лукоморец, надеясь на читательскую удачу, выбрал некую «Батрахомиомахию» — хоть непонятно так уж сразу, про что, и есть надежда…).

— Если что — буди… если успеешь… — сомнабулически пробормотал Адалет, щелчком пальцев потушил последний светильник, сжал покрепче в пухлом кулачке голубовато-серый посох, с которым так и не смог пока расстаться, и отправился в царство грез скорее, чем успел закрыть глаза.

Иванушка задумался немного, было ли предупреждение мага-хранителя последней шуткой бодрствования или первой реалией сновидения, но пожал плечами, махнул рукой, бдительно поморгал в темноту и углубился в чтение.

Оказалось, с древнестеллийского на общечеловеческий название новенького томика со сложновыговариваемым даже на неусталую голову названием переводилось предельно просто: «Война мышей и лягушек», и являло собой старую сказку, написанную пугающе-тяжеловесным, как Олаф в полном боевом снаряжении, ямбом. Но, в любом случае, живописание боевых маневров земноводных когорт и легионов грызунов было для скучающего караульщика гораздо интереснее, чем описание внутреннего устройства и органов жизнедеятельности тех же противников, и царевич, подперев рукой щеку, плавно погрузился в мир лягушачьего блицкрига.